Хомские тетради. Записки о сирийской войне
Шрифт:
13 часов. Возле штаба Хасана снова встречаемся с Имадом, вид у него затравленный. Непонятно, что тому причиной: проблема с нашим отъездом или что-то еще. Ибн-Педро по-прежнему молчит. «Дорога пока не свободна», — устало повторяет Имад. Я возвращаюсь домой, там, по крайней мере, тепло.
Возникает ощущение, что мы тут заперты навсегда. Вот уже пять дней, как я талдычу об отъезде и получаю от всех уклончивые, невнятные ответы, меня просто отфутболивают. Райед уже на таком взводе, что его раздражает все: я, ситуация с нашим отъездом, его компьютер, который постоянно виснет, отвратительный доступ к сети, из-за которого ни с кем нельзя связаться. Словом, ощущение полной безысходности: и так нехорошо, и этак плохо. И поделать с этим ничего нельзя.
В поисках Абу Салима заходим в клинику Имада. Но его там нет.
Приходит доктор Али, живой мученик. «Вчера здесь была настоящая резня». Семнадцать раненых. Разумеется, нам ничего не рассказали и не показали.
Часам к 16-ти появляется Абу Ханен из Информационного бюро, maktab el-aliillami. И тут же накидывается на меня, разговор идет по-английски. «I don’t even know you», — отвечаю я. «Yes, but spoke with him last week», — говорит он, указывая на Райеда. — «Не said he’d be back in ten minutes, and you guys disappeared» [90] . Ирландка уезжает через полчаса. Нельзя ли и мне с ней? «No, you can’t. You guys say you are on your own, fi ne, you say you can manage, fi ne, now manage with your people» [91] . И все в таком духе. Вмешивается Райед и в ответ получает то же самое — наполовину по-арабски, наполовину по-английски.
90
«Я тебя вообще не знаю». — «Допустим, но с ним я разговаривал на прошлой неделе. Он сказал тогда, что вернется через десять минут, и вы оба исчезли».
91
«Нет, нельзя. Вы говорите, что работаете самостоятельно, — отлично, вы говорите, что решаете свои проблемы сами, — отлично, ну так и решайте! Сами, со своими ребятами».
Абу Ханен: «You see, we are Arabs. This is how it is with Arabs [92] ». Райед: «Это не имеет никакого отношения к арабам. Я сам тоже араб». Поведение Абу Ханена выглядело глупым и грубым. Сразу было видно, что он страшно злится на нас за то, что мы обходились без их помощи. В конце концов он поворачивается ко мне: «Why do you say to him you cannot go because we have a problem? I never said that. You have fresh material, of course it is in our interest that you publish it. If we can help you go out, we will. But we can't. You can't go with the woman» [93] . Я стараюсь по возможности сгладить углы, найти общий язык, и он наконец-то дает вполне внятное объяснение: «Она едет на грузовике, одетая, как местные женщины, в чадре и с сирийским паспортом. Ты тоже так хочешь? А у тебя получится?» Я, как мог, постарался его успокоить, смягчить недоразумение, но он был вне себя. В конце концов договорились о том, что он все же попробует нам помочь.
92
«Ты же видишь: мы — арабы. А у арабов — только так».
93
«Зачем ты ему рассказываешь, что не можешь уехать, потому что у тебя со мной проблемы? Я тебе ничего такого не говорил. У тебя есть свежая информация, и, разумеется, в наших интересах, чтобы ты ее опубликовал. Если бы мы могли помочь тебе уехать, мы бы это сделали. Но это не в наших силах. А отправить тебя вместе с женщиной нельзя».
Снова дома. Читаем, пьем чай. Кто-то спит или просто отдыхает. Примерно в половине шестого — выстрелы из миномета, где-то недалеко, похоже, возле кладбища. Приходит Хасан со своими двумя малышами — оба очень милые и стеснительные. Ребята дают детям поиграть свои пистолеты: они заряжены, но на предохранителе.
15 часов. Над кварталом кружит боевой вертолет Ми-24. Ребятам не понравилось выступление Алена Жюппе на Совете Безопасности. Они развлекаются видеоигрой в футбол. Райед исчез уже несколько часов назад, и от него ни слуху ни духу.
Я прошу Алаа поехать со мной на мотоцикле поискать Райе да. Он не знает, где его искать, но уверен, что найдем. Лавируем между лужами, скользим вдоль темного, без единого огонька, бесконечного проспекта, заезжаем во второй медпункт, тот, который организовал Имад, оттуда — в клинику, где я был днем; там нам советуют наведаться в первую квартиру, где собираются активисты, но это оказывается то место, где мы повстречали адвоката-коммуниста, и народу там немного. Наконец, мы попадаем в квартиру, где располагается maktab [94] , и Райед с Марселем оказываются там. Райед, воткнувшись в компьютер, предпринимает отчаянные попытки спасти свой архив. Я благодарю Алаа, и он уезжает.
94
Школа в арабских странах, обычно начальная.
В помещении — несколько десятков ребят-активистов, и все они, притулившись с ноутбуком кто где, висят в сети: кто в YouTube, кто в Facebook, кто в Twitter. Мне дают бутерброд с жареной курицей и показывают место возле Macintosh, наконец-то можно посмотреть почту: но как же медленно! Ирландская журналистка уже уехала. Абу Ханен аккуратно прощупывает мое настроение: «Ну почему вы не пришли к нам? Почему вы нас все время избегали?» Я стараюсь вести себя дипломатично. Когда произношу слова maktab el-aliillami, Абу Ханен принимается отрицать, что такое бюро вообще существует: «Да это всего лишь компания друзей, не более того». По стенам развешаны портреты мучеников. Между нами возникает короткая политическая дискуссия, однако на том дело и кончается.
Через некоторое время разговор возобновляется. Абу Ханен говорит, что если наши знакомые возьмутся перевезти нас через автостраду, то все остальное сделают его ребята. Обещает, если удастся, вывезти нас завтра или в субботу. Пятница не очень подходит: это опасный день — из-за манифестаций.
Райед с головой погрузился в свои проблемы и слушает меня вполуха, когда я пытаюсь объяснить ему ситуацию. Оставив в конце концов эти попытки, я возвращаюсь домой вместе с кем-то из приятелей живого мученика.
Четверг 2 февраля. Баба-Амр — Аль-Кусейр — граница — Бейрут
10.30. Завтракаем в компании Хасана, Имада и Ахмада: хлеб, оливковое масло, заатар, зеленые оливки и чай. Где Райед — неизвестно. Имад уверяет, что меня вывезут сегодня, и дает понять, что Ибн-Педро лично проверяет маршрут. На телефонные звонки никто не отвечает. Ждем.
11 часов. Появляется Райед, едва кивнув головой. После ночи, проведенной за компьютером, он выглядит совершенно измочаленным, на вопросы отвечает вяло, уклончиво. Что-то обсуждает с Имадом, но мне не переводит и ничего не объясняет. Потом уходит к соседу, у которого мы ночевали позавчера. Через пять минут появляется Ибн-Педро: «Yallah». Я хочу дождаться Райеда, но он ждать отказывается: «Yallah, Yallah». Я загружаюсь в машину, где уже сидят двое других отъезжающих. Поехали. Набираю Париж и объясняю ситуацию. Связаться с Райедом не получается: он так и не сменил свою «симку».
В Хомсе действуют два телефонных оператора — Syriatel и MTN. У Райеда — номер MTN, но с тех пор, как мы вернулись в Баба-Амр, эта сеть функционирует все хуже и хуже. У Syriatel качество связи тоже плохое, но все же он лучше, чем у MTN. Я предлагал Райеду перейти к Syriatel, что он позже и сделал. Четыре дня спустя, 6 февраля, все сети, обеспечивавшие мобильную связь в Хомсе, были заблокированы. На тот момент, что я пишу эти строки, связь так и не восстановлена.