Хомут на лебединую шею
Шрифт:
– Так он же в больнице! – возмутился мужчина, не предлагая пройти. – Я сейчас к нему и собираюсь. Вот только оденусь… А вы не знаете, чего ему сейчас можно?
– Подождите, Поганкины здесь проживают? – уточнил теперь и Фома. Черт знает что у этих любителей спиртного на уме.
Ароматизированный мужчина торопился, нервничал и раздражался от того, что его никак не хотят понимать.
– Да здесь живут Поганкины! Вот он я, Поганкин! Только ведь вам не я, а Леха нужен, так?
– Так. Алексей Поганкин. Паганини.
– Ну так вот! А Лехи нет, я же толкую вам уже битый час! В больнице он… Вчера домой возвращался, так на него какие-то подонки напали… Нет, вы подумайте – на гитару позарились! У него гитара-то, тьфу! Еще с моей молодости досталась! Да и хрен бы с
– Давайте так сделаем, – предложил Фома. – Леша сейчас все равно в больнице, к нему наверняка не пускают, а мы у вас посидим, поговорим, я позвоню кое-куда, мы в магазин заскочим, купим все, что в таких случаях полагается, а потом я вас к нему проведу, идет?
Тут мужчина наконец сообразил, что гости уже давненько топчутся на лестничной площадке.
– Проходите, – засуетился мужичок и усадил гостей за старенький круглый стол.
Вероятно, этот стол был ровесником несчастного Лехи. Как, впрочем, и остальная мебель. Диван зиял ободранной обшивкой, сервант был маленький, лакированный, у Варькиной бабушки в деревне стоит такой же, только тот целый, а у этого вместо одной ножки лежала небольшая стопочка книг. «Утро над кровавой бездной», «В объятиях луны», «Оскал любимой пантеры»… Да, серьезная литература подпирала шкаф. В углу на тумбочке стоял довольно неплохой телевизор, а чуть в стороне – музыкальный центр, это скорее всего прикупил сам Леша, а вот ковер на полу явно достался по наследству от какого-то предка, так он был вытерт.
– Спрашивайте, чего хотели-то? Ой, подождите, а мы не опоздаем? – недоверчиво спросил хозяин дома.
– Постараемся успеть. Вы нам скажите… – начал Фома, пытаясь пристроиться на краешке грязного дивана.
– Ой, подождите, не садитесь, там грязно! Вы сюда вот, на стульчики, а вам, может, чаю? Или кофе?
– Ну давайте кофе, – кивнул Фома.
– Ах ты, вот беда, кофе-то у нас и нет, – зацокал языком мужчина.
– Ничего, можно и чаю.
– Так ведь и чаю тоже. Вчера последний заварил. А может, вы посидите минутку, я быстренько в ларек сгоняю, а? А чего, если к Лехе мы все равно успеем. Давайте, я сношусь. Можно и чего покрепче прикупить, у нас продается. А только вот деньги…
Фома тяжело вздохнул. Он только что наметил целую нить вопросов, но этот взбалмошный мужик постоянно уводит в сторону.
– Нет, не надо. Вы нам лучше скажите: что произошло с Лешей?
– Так я ж вам и говорю – он возвращался домой. Поздно уже было… Вот! Сколько разов ему говорил – шляешься черт-те где, не ровен час, на кулак нарвешься, так нет, родителей теперь никто не слушает! Был бы малец, я б ремень…
– А во сколько – поздно? – мягко спрашивал Фома.
– А я откуда знаю?! Вот тоже – странные люди! Я что же, буду всю ночь на часах торчать? Он, поди-ка, уже большой, сам разбирается, до скольки на улице шляться. Не знаю я, когда он шел. Только слышу – в двери будто кто ломится. Открыл – соседка со второго этажа! Вся из себя красная, трясется, орет: «У него сын там в подъезде валяется, а он водку хлещет!» В общем, обидела она меня до глубины натуры. Но я себя взял в руки, еще стопку опрокинул и решил с ней не связываться. Ну а потом… Ребята, а потом я чего-то ничего не помню. Сегодня утром соседка эта ко мне ворвалась, еще больше орет: «Собирайся, оглоед! Леху твоего пришибли. Вчера ночью в больницу краевую отвезли. Хоть сегодня-то не пей! К парню съездить надо, постарайся сильно-то не надираться». Ну чего с нее взять? Я вообще сильно-то никогда не надираюсь. У меня все по науке – даже график есть, когда можно только пригубить, когда можно и расслабиться, а когда вообще ни капли в рот. Вот я и собрался к сыну.
– А соседка ваша сейчас дома? – спросила Варя.
– А чего ей дома-то делать? На работе она, в семь приходит.
– Вы не скажете, где она трудится?
Мужичок подошел к серому от грязи окну и ткнул пальцем:
– Вон, видите, дом? Там в торце новую какую-то фирму открыли, сейчас ведь их пруд пруди! Вот она туда и устроилась. Теперь
Фома быстро посмотрел на часы. И к парню ехать надо, и с соседушкой бы поговорить не мешало.
– Фом, а давай, ты поедешь сейчас с этим господином к Леше, а я сама к соседке схожу, – предложила Варька. – Как ее звать?
– Кого? Альку-то? Так Альбина Лукинична, – охотно пояснил Поганкин.
– Поедем! – решительно поднялся Фома.
Варька не стала дожидаться, пока мужчины соберутся, а устремилась прямо туда, куда тыкал пальцем Поганкин.
В торце дома действительно находилось какое-то заведение. «ЗАО «Лещина», прочитала Варя и толкнула тяжелую дверь.
– Вам кого? – двинулась на нее серьезная тетушка в черном форменном халате.
Преклонного возраста, волосы уложены в аккуратный пучок, глаза обведены карандашом, а губы горят брусничным цветом. Было видно, что на работу она ходит, точно на демонстрацию.
– Здравствуйте, мне бы Альбину Лукиничну, – негромко проговорила Варя.
– Ну! Я это, чего тебе?
– Это вы сегодня ночью вызвали «Скорую» для вашего соседа Поганкина Алексея?
Женщина нахмурилась, оглянулась по сторонам и уже потеплевшим голосом спросила:
– А чего, Паганини-то шибко плох?
– Пока не знаю, сейчас к нему поехал отец, врач должен сказать, насколько все серьезно. Но ясно одно, если бы не вы, парню бы пришлось совсем туго.
– Совсем туго! Да он бы помер! Я уж и так-то не знаю, довезли ли парнишку живым… А этот алкаш все пьет! С каждым днем все тяжелее. Скоро уж совсем соображать перестанет. Ах ты, горюшко, Лешке-то.
– Вы когда заметили, что с ним беда стряслась?
Женщина уселась на стульчик, потом оглянулась еще раз – второго стула не наблюдалось, а одной сидеть было неудобно, она снова поднялась и принялась подробно, с интервалами, будто диктант в школе диктует, рассказывать:
– Собачку я дома держу. Маленькую такую, Дунькой звать. Дуньке-то гулять надо, а мне когда с ней воландаться? Вот я ее частенько и одну отпускаю. Вот и вчера тоже – утром-то я как следует выгуляла ее, а уж вечером никаких сил не осталось – так выпустила. Ну и вот. Сижу, значит, спать не ложусь, Дуньку свою жду. Она, когда домой-то является, всегда тявкает у подъезда, а я на втором-то этаже хорошо ее слышу. А тут жду-жду, не тявкает. Я уж и в окошко поглядывать стала. Вдруг слышу – какие-то грубые голоса, вроде как мужики промеж собой переговариваются. У нас жарко топят-то, мы на кухне на зиму вторые рамы почитай уж лет пять не вставляем, так что слышно хорошо. Я потихоньку к окошку прилипла, думаю – кого это к нашему подъезду принесло? У нас постоянно Лида с четвертого этажа в Китай за шмотками мотается, может, думаю, ее квартиру выглядывают. А тут, слышу, голос знакомый забубнил – Леха, видать, пришел. Потом какой-то шум, Лешка-то вроде вскрикнул, гитара потом еще бренькала, топот и тишина. Я, правду скажу, перепугалась, может, и не вышла бы, а тут, минут через двадцать, Дуня моя тявкать начала. Ну, я так подумала, если на нее никто не прикрикнул, значит, и нет там никого, тут уж бойся не бойся, а животину домой запускать надо. Пошла открывать. А на первом-то этаже, ну знаете, сразу на порожке, Леха и лежит. Голова вся в кровище, шапка отлетела аж на верхние ступеньки, и гитары нет. Я давай к Поганкину-то стучать, дескать, иди, помогай, сына убили, а он лыка не вяжет. Пришлось самой «Скорую» вызвать, те быстро приехали, ничего не скажу. Целых трое приехало. Чего-то ощупывали Леху-то, лекарствами воняли, а потом забрали, я подумала, раз забрали, значит, не до смерти зашибли-то. А так по нему и не скажешь, Леха чисто труп лежал. Я еще догадалась спросить, куда позвонить можно, а уж утром-то сама и позвонила, не дело это – парнишку так-то бросать. Я уж и сама хотела съездить, чего ж делать, если отцу-то на хрен ничего не надо. Вот ведь все водка, пропади она… А Дунька-то моя, выходит, парнишке жизнь спасла. Я ей дома за это целый пластик колбасы отрезала, настоящей, не соевой.