Хорошая война
Шрифт:
— А что, неплохо получилось, — сказал Патер вскоре после того, как друзья прошли через городские ворота.
— Сам не ожидал, — ответил Бык, — и штурм был интересный. И с земляками встретились. Франц, честно говоря, зазнался, но парней держит в кулаке.
— А мне граф Максимилиан понравился. Не запил, не загулял. Скромный, как и раньше.
— Да, граф Макс правильный человек. Для рыцаря, я бы сказал, даже слишком правильный. Я не удивлюсь, если у него нет даже постоянной любовницы, как у всех других. Еще он…
Патер прервал размышления товарища.
— Смотри-ка, что это за толпа?
На последнем повороте по пути от ворот до монастыря, почти на глазах у швейцарцев собралась толпа в пару десятков человек, в центре которой виднелись два шлема стражников. Быка такие мелочи никогда не останавливали, и он, не сбавляя хода, вошел в толпу, как вошел бы в утренний туман, широкой грудью прокладывая дорогу Патеру.
Дойдя до середины, Бык резко остановился. Патер врезался ему в спину.
— Куда прешь, толстый, не видишь что-ли, человека убили! — обругала Быка толстая тетка, по итальянской традиции размахивающая руками при разговоре.
Бык опустил глаза. Под ногами стражников лежал Каспар, мертвый, с колотой раной в сердце.
— Вы бы видели, что творится! — продолжала голосить и размахивать руками тетка, — ведут покойничка, светлая ему память, стало быть, стражники, чтоб им провалиться, и вдруг подбегает какой-то охальник, чума на его голову, и, быстро так, тык покойничка, светлая ему память, кинжалом. И убежал, чтоб ему пусто было! А эти лоботрясы, чтоб им святой Петр уши поотрубал, ничего и не сделали!
— И денег не взяли? — удивленно спросил Бык.
— Даже денег не взяли! — быстро сказал первый стражник.
— А если бы и взяли, то не ваше дело! — сказал второй, едва заметив тень сомнения на лице Патера.
Подошел кто-то еще с вопросом, в честь чего собралась толпа. Тетка снова принялась объяснять. Стражникам надоело ее снова слушать, и они вступили в перебранку, так же разбавляя речь божбой и размахивая руками. Патер шепотом прочитал над покойным молитву, взял Быка за локоть и потянул в сторону.
— Знаешь, Бычище, — сказал Патер, — получается, что все серьезнее, чем мы думали.
— В чем серьезнее? — удивился Бык, — История, которую рассказал тот хомяк, оказалась правдой, только и всего.
— Не всего. Большая разница — погнаться за деньгами или убивать людей. Нам противостоят убийцы, а не просто жадный нерадивый епископ.
— Но почему? Зачем епископу его убивать? Он же не узнал, откуда взялась у кукольника эта история! А мог бы просто пригласить его на исповедь.
— Да, мог бы. Каспар не стал бы скрывать, что историю ему подсказали мы с тобой и еще семеро. Was kenne zwei kennst das Schwien, следов уже не скрыть. Вдруг мы еще кому разболтали. А если бы наши ребята проболтались про келаря? Кому еще он могу рассказать в тот вечер? — Патер говорил, размахивая руками на итальянский манер. Эту привычку он подхватил от Горгонзолы, и теперь от волнения говорил, как южанин, а в спокойном настроении как северянин.
— Мог даже на весь кабак кричать, — кивнул Бык.
— Вот-вот. Если бы епископ копнул подробности, он бы решил, что знают слишком многие, чтобы удержать аферу в секрете. И отложил бы ее на потом, или вовсе бы отменил.
— А как же келарь? Ему бы досталось.
— Он монах. Что бы ему было? Сослали бы в глушь на покаяние. Монахам, знаешь ли, полезно молиться. Особенно чревоугодникам, которые напиваются и разглашают секреты своих ближних.
— Ерунда какая-то. Епископ же не дурак. Да и откуда у епископа убийцы под рукой?
— Значит, кто-то хотел, чтобы епископ не сомневался. Может быть, в этой сделке епископ не главный?
— А кто тогда главный?
— Бычище, у тебя братья есть?
— Есть, двое.
— И у епископа есть. Может младший брат не послушать старшего? Не может. Значит, во всем виноват Альфиери. Тогда нам предстоит большая битва.
— Битва? — Бык оживился, — Ну это всегда пожалуйста. Кто наниматель? А 'нам' это кому? Мы же здесь вдвоем.
— 'Нам' это нам с тобой, — строго ответил Патер, — Противник — диавол и враги Святой Римской Католической Церкви в лице богомерзкого кондотьера и продажного епископа, за нас Господь, поэтому сражаемся бесплатно.
— Вот-те раз! И что, мы вдвоем против их всех?
— Нет, их слишком много. Нам нужно будет не менее пары сотен алебардьеров и желательно, чтобы часть из них была профессионалами.
— Без денег?
— Тогда нам нужны верные люди, которых нам пошлет Бог. Как Гедеону. Да, именно как Гедеону. На самом деле, нам не нужна война, мы будет действовать Божьим словом.
— Бог нам пока что послал только семерых молодых послушников, которые знают два удара алебардой и те только в теории. А куда мы с ними пойдем?
— Мы живем через стену от этого места.
— Дворец епископа?! Зачем?
— Мы потребуем, чтобы епископ поклялся на Библии, что не будет грабить Церковь. А если он откажется, мы его с Божьей помощью отлучим от церкви и убьем.
Бык недоуменно посмотрел на собеседника.
— Скажи-ка, преподобие, а ты не пробовал ловить медведя мышеловкой?
— Во-первых, надо помолиться… — без тени сомнения начал отвечать Патер.
Бык не стал спорить. Преподобный и правда был похож на человека, который успешно ловит медведей при помощи мышеловки и молитвы.
Вернувшись в монастырь, Бык продолжил ту работу, ради которой епископ искал его на хозяйственном дворе. Епископ недавно похвастался перед своим братом новым монастырским поваром, который готовит не хуже, чем шеф-повар Фальконе. Как и следовало ожидать, Альфиери не поверил и выразил свое недоверие в несколько язвительной форме. Как и следовало ожидать, епископ взялся доказать свою правоту. Из-за этого скромный паломник по пути к Богу получил задание потешить чужое чревоугодие ради чужой гордыни, то есть, приготовить на пир по случаю открытия турнира нечто, что бы привело в восторг рыцарей и дам.