Хорошая война

Зубков Алексей Вячеславович

— Причем тут Альфиери?

— При том, что он в этой сделке тоже получает прибыль, но не рискует ничем. Как Михель в нашей комедии.

— Точно! — воскликнул первый гамбуржец, — это же мы сами ему подсказали. Судья наказывает Вюрфеля, и Михель получает все.

Теперь всем все стало понятно. Кроме одного, — что делать? Слово взял Патер.

— Для нас ничего не меняется. Если Альфиери ничем не рискует, мы не можем оказывать на него влияние. Мы должны снова намекнуть епископу, что он не прав. Пусть он думает, что весь город знает о его подлом замысле.

— Может быть, намека недостаточно? Может быть,

стоит выйти на рынок и рассказать всему городу? — спросил простодушный пивовар из Мюнхена.

— Нет, мы не должны так делать, — твердо сказал Патер, — мы не можем порочить человека, под чьей крышей живем, не имея никаких доказательств его вины. Тем более, что даже вины еще нет, а есть только намерения.

— Ближе к делу! — сказал матрос. Как мы намекнем? Запишемся на прием? Пройдем перед ним как на параде? Напросимся все вместе к нему на исповедь?

— И как мы узнаем, что епископ принял к сведению наши намеки? — спросил тиролец.

— Мы возьмем с него слово, — ответил Патер.

Послушники рассмеялись.

Современный читатель вряд ли представляет, что такое честное рыцарское слово, клятва именем Господа и прочие обязательства без материального обеспечения. Попробую объяснить. Как уважаемый читатель и сам отлично знает, божья тварь, известная как хомо сапиенс, от природы не блещет честностью и добросовестностью. Как правило, для того, чтобы 'человек разумный' исполнил взятые на себя обязательства, необходимо, чтобы в силу внешних обстоятельств ему было выгоднее исполнить обязательство, чем не исполнить. В наше время этими внешними обстоятельствами являются законы, соблюдение которых контролирует такая серьезная организация, как государство. В Средние века чем богаче и знатнее был человек, тем меньшее влияние на него могло оказать государство. На практике это означало, что среди даже самых мелкотравчатых дворян считалось плохим тоном вовремя расплачиваться с кредиторами неблагородного сословия, а король мог безнаказанно месяцами задерживать жалование государственным служащим, включая воюющую армию.

Из отсутствия гарантий логическим образом вытекает бессмысленность заключения любых разнесенных во времени сделок и, следовательно, полная анархия в торговых отношениях. Что, однако, не подтверждается историей. Почему? Потому что в качестве гаранта выступал Бог. Средневековые христиане уважали Бога никак не меньше, а то и больше, чем наши современники уважают государство. По крайней мере, наказание за дурные поступки от Бога считалась неминуемым, в отличие от земных наказаний. Получив от контрагента клятву, заверенную по религиозному обряду, можно было с уверенностью сказать, что сей контрагент на момент заключения договора действительно был намерен свои обязательства исполнить, и что он приложит к этому некоторые усилия.

Из серьезности клятвы логическим образом вытекает желание вышестоящих отяготить подобными обязательствами нижестоящих и всячески избегать ответной 'освященной обязанности'. Применительно к случаю, описанному выше, Патеру и компании необходимо было получить рычаги воздействия на епископа, чтобы тот поклялся не выводить 'непрофильные активы'. Причем епископ посчитал бы требование с него такой клятвы тяжким оскорблением в любом случае, даже если бы он ничего такого делать не собирался, и клятва бы никак не изменила его жизнь.

— Где это видано, чтобы епископ давал слово кому попало? — спросил кто-то очень сомневающимся голосом, — Отродясь про такое не слыхивал.

— Я тоже так думаю, — сказал кто-то еще.

— Думать вредно! — отрезал Патер. Дверь у него за спиной скрипнула, но никто не придал этому значения.

— Надо не думать, надо верить. Кем был бы Авраам, если бы он, вместо того, чтобы послушать Бога, сел и начал думать? Сдох бы нищим под кустом! Где бы был Гедеон, если бы начал штурмовать Иерихон в лоб? Свалился бы в ров со стены, да там и остался. Думать вредно! Раз вы пошли в паломничество к Богу, считайте, что вы почти пришли.

— Здравый смысл подсказывает нам… — начал кто-то.

— Здравый смысл придумали трусы! — рявкнул Патер.

— Но нас же могут убить!

— Бросьте все к свиньям собачьим и идите за мной. Первые трое сразу в рай! Остальные немного позже…

— Но…

— Трусы! — повторил Патер, — Вас отделяет от рая один шаг, одно богоугодное дело. Если теперь вы накладете в штаны, стоя этакой раскорякой на пороге рая, вам остается только повернуться к райским вратам вашими жирными задницами, чтобы святому Петру ловчее было отправить вас добрым пинком прямо в геенну огненную, где вам самое место!

Дверь за спиной Патера скрипнула сильнее и открылась полностью. Патер обернулся и увидел Франца, который подслушивал с самого начала, приоткрыв дверь, а от последнего пассажа так впечатлился, что перестал поддерживать ручку. Из-за спины Франца выглядывали еще четверо швейцарцев.

— Франц? Что ты тут делаешь? — удивился Патер.

— Мы принесли щиты. Их надо раскрасить для Его светлости, мы же сегодня договорились, — ответил Франц.

— Да, — вспомнил Патер, — хорошо, отнесите в мастерскую.

— А можно, мы пойдем с Вами? — робко спросил Франц.

— Куда?

— На богоугодное дело.

— Ну дают! — фыркнул кто-то из паломников, — вот уж кто настоящие борцы за веру! Где это видано, чтобы швейцарец бесплатно сражался за божье дело! Даже сам Папа платит швейцарцам.

Патер строго оглядел паломников.

— Вашему неверию мог бы позавидовать апостол Фома, а ваша упертость сравнима с бараньей. Завтра же я пойду и предложу швейцарцам ради Господа Нашего выйти на демонстрацию силы бесплатно. Если они откажутся, значит, я зря проповедовал им слово Божье последние сорок лет. А вам, зажравшиеся трусы, пусть будет стыдно. Но я знаю, что стыдно вам не будет. Вы не можете решиться на поступок даже тогда, когда за вашей спиной Бог и полсотни швейцарцев. Я не могу подать вам пример смелости, потому что ни в моем опыте, ни в Библии нет примеров для таких, как вы. Вам следует взять пару уроков у полевых мышей, потом пройти курс смелости у сусликов и после этого…

— Теперь я понимаю, что значит 'метать бисер перед свиньями', — вставил Франц, когда Патер вдохнул.

Патер выдохнул, не закончив метафору. Он сурово обвел аудиторию и закончил проповедь.

— Если кто-нибудь кому-нибудь пикнет о том, что тут было…

— Вот-вот, — добавил Франц. Для большей убедительности он слегка вытащил баселард из ножен и со щелчком вставил обратно. Швейцарцы у него за спиной сделали зверские рожи.

— Пойдем, Франц, — повернулся Патер, — покажешь, что надо сделать.