Хорошая война
Шрифт:
— Тогда я пошел, — бодро сказал Кабан, кряхтя поднялся на ноги и обернулся.
У него за спиной все это время стояли трое паломников, которые слышали исповедь от начала до конца.
— С дороги! — потребовал он, вернув себе привычные манеры.
— Стой! — окликнул его Патер.
Кабан обернулся.
— Ты никогда не был праведным человеком, — сказал Патер, поднимаясь на ноги.
Кабан кивнул.
— И не будешь.
— Ага, не буду.
— Но сейчас ты готов к встрече с Богом как никогда ранее за всю твою жизнь.
Кабан понял, на что намекал швейцарец, и рванулся от него со всех ног. Да-да, со всех своих толстых, ленивых ног. Патер, ни сделав ни шага, пробил затылок бандита острым концом посоха.
Подошедший Франческо Уццано пропустил исповедь и слышал только самый конец беседы.
— Скоро должна появиться стража, — сказал Уццано, — там есть марковы братья. Можно не беспокоиться, что нас арестуют, наоборот, нам еще и спасибо скажут.
— Мы лучше пойдем, — сказал Патер, — вы, ферронцы договоритесь между собой и без нас. Вот остаток денег, сделайте достойные поминки.
— Без вас? — Уццано обвел рукой паломников.
— Без нас. Мы будем в монастыре.
Существовала традиция, что, независимо от того, было ли событие радостным или грустным, народ ел и пил за здоровье живых на этом свете и за здоровье усопших на том. Крещения, бракосочетания, отпевания, семидневные, тридцатидневные, годовые заупокойные службы — все было связано и с церковью и с таверной в один и тот же день. Никому не пришло бы в голову осудить сочетание этих двух вещей. Наоборот, неодобрительно отнеслись бы к тому, кто не отметил бы свой траур трапезой.
— Могу я еще как-то помочь? — спросил Уццано, — может быть, за этими разбойниками стоит некий наниматель, которого надо также примерно наказать?
— Написано: Мне отмщение, Я воздам, — ответил Патер, — Не надо бросать все и браться за меч во имя мести, добрые люди. Сие есть великий грех человекоубийства.
Услышав, что среди марковых братьев есть стражники, Патер решил не говорить, что предстоит сразиться с Альфиери и епископом.
— Ну Вам виднее, преподобный. Если что, обращайтесь.
Уццано с учениками остались на кладбище, а Патер и послушники пошли в город. По пути они встретили еще нескольких марковых братьев и пару стражников, поздоровались и прошли мимо.
— Вы были правы! Мы должны были раньше согласиться, тогда бы ничего этого не было! — наперебой заговорили паломники, едва отойдя от кладбища.
— На что это вы намекаете? — спросил Патер.
— Надо пойти к епископу и потребовать, чтобы он дал слово, что он не будет нас больше преследовать! И мы бы дали слово, что никому не расскажем!
— Вчера вы так не думали.
— Мы не знали, что Каспара убили из-за этого спектакля! Никто не мог знать! А теперь они еще и Быка убили! И всех нас хотели убить! Надо что-то делать!
— Что конкретно вы хотите сделать?
— Как Вы говорили, преподобный, пойти и потребовать!
— От епископа? Или от Альфиери?
— От обоих!
— Не боитесь? Вдруг они не согласятся?
— Тогда мы будем сражаться! Мы уже немного умеем!
— У вас нет оружия.
— Мы достанем!
— Где?
— В арсенале. Вот он, за домами.
— Прямо сейчас?
— Да! У нас нет времени! Если они убивают по человеку в день, то сегодня убьют еще кого-то из нас! Или даже Вас, а без Вас мы ничего не сможем сделать!
— Но они же сейчас на турнире.
— Это хорошо. Они поедут в город, а мы их встретим по дороге и окружим.
— Вы же не солдаты.
— Но нас Вам послал Бог, а никого другого не послал! Мы даже согласны потребовать с него обещания, что он не будет воровать из церковной казны. Хотя нам и наплевать на папский кошелек. Вспомните про Гедеона.
Патер вздохнул и вспомнил.
— И сказал Господь Гедеону: всё ещё много народа; веди их к воде, там Я выберу их тебе; о ком Я скажу: 'пусть идёт с тобою', тот и пусть идёт с тобою; а о ком скажу тебе: 'не должен идти с тобою', тот пусть и не идёт. Где тут про вас? Бог мне ничего про вас не говорил.
— У Вас все равно больше никого нет. Сегодня Вас уже пытались убить. Завтра может быть поздно искать настоящую армию.
Патер вынужден был согласиться.
Где бы достать оружие подешевле, а лучше и вовсе бесплатно? Конечно же, там где оружия много и никто не заметит, что стало немножко меньше. В городском арсенале. Туда-то Патер сотоварищи и направил свои стопы.
— Стой, кто идет! — скомандовал часовой на входе.
Здесь бы попытка недорого вооружиться и провалилась, поскольку Патер в силу природной честности совершенно не умел давать взятки. Пивовар из Мюнхена в силу природной жадности тоже не умел, зато он владел высоким искусством воспитания юных подмастерьев и вообще молодежи.
— От епископа, не видишь что-ли? — грубо ответил мюнхенец.
— Документы!
— Какие тебе документы, сынок? — пивовар не врал про 'пять лет в ландскнехтах' и явно знал, как обращаться с подобной публикой, — ты что, читать умеешь? Не видишь, десять монахов к тебе приперлись? От кого у нас в городе монахи могут прийти?
В голове у часового замкнулась цепочка ассоциаций. Он вспомнил, что недавно епископ вместе с Альфиери инспектировал арсенал. После этого среди стражников прошел слух о подготовке к войне, но дело закончилось всего лишь снятием с должности всех кладовщиков и конфискацией в казну их имущества.
Кладовщику дали примерно такое же объяснение, только обозвали канцелярской крысой, а не сынком, и присовокупили приказ выдать алебарды немедленно.
— Надолго вам нужно оружие? — спросил кладовщик.