Хорошая жена
Шрифт:
— Только если хочешь.
— Нет, не хочу. — она с трудом села.
Я протянула ей чашку чая.
— Подкрепись.
Между двумя глотками она спросила:
— Как Саша, в порядке?
— Он дежурил около тебя. Сейчас, наверное, спит.
Мэг криво усмехнулась.
— Саша говорит, что он пишет свои песни по ночам. В это время его разум более восприимчив и плодотворен.
— Действительно. — я понимала, о чем говорил Саша.
Восемнадцать лет назад, держа у груди маленькую Хлою, в эти короткие ночные часы я чувствовала
— Почему я так поступаю с ним, Фанни?
Мэг не в первый раз задавала этот вопрос, и если говорить честно, не в последний. Я проследила за движением чашки к ее губам.
— Тебе нужна профессиональная помощь? Мы можем организовать ее.
Она прервала меня:
— Нет. Не надо. Это мне сейчас не поможет. Я сбитый летчик.
— Пожалуйста, не надо, Мэг.
— Не волнуйся, — быстро сказала она. — Это больше не повторится.
Я присела на край кровати.
— А что насчет Саши и Уилла?
Она поморщилась.
— Не могу пить чай на пустой желудок. Отвратительно.
Я нарезала тост на квадратики и вручила ей один из них. Мэг поставила чашку на край тумбочки.
— Ты о стольких людях беспокоишься и заботишься, Фанни. У тебя такое большое сердце.
— Прекрати.
— Извини, я не это имела ввиду.
В такие моменты Мэг, или женщина, которой она становилась, с удовольствием задевала меня, но мы не забывали о рамках дозволенного. Мэг жаждала любви и места в семье. Подобно Уиллу с его страстью изменить мир к лучшему, я стремилась помочь, и в конечном счете нам удавалось сохранять дружеские отношения.
Она подняла глаза и тихо сказала:
— Я отличная причина для того, что ты задумала. Даже еще лучше, потому что я неизлечима. Никто из вас не сможет обвинить себя, когда произойдет самое худшее. — она уронила недоеденный тост на тарелку. — Уходи, Фанни. Занимайся своими делами и держи все под контролем.
Я убрала поднос с ее колен.
— Сегодня утром звонил Роб.
— Ну и что? Я разговаривала с ним вчера.
— Он забыл напомнить, что в эти выходные день рождения Саши. Он хотел узнать, что ты собираешься делать.
Мэг уткнулась лицом в ладони.
— А что я могу сделать?
Я нагнулась, подняла с пола ее джемпер и брюки и положила на стул.
— Я сегодня занята. Увидимся позже.
— Это Роб во всем виноват, — пробормотала она. — Если бы он не развелся со мной, я бы не заболела.
Я покачала головой в смятении:
— Мэг, это ты его довела. Он полюбил Таню от отчаяния.
— Я больна, — категорически заявила она. — он должен был попытаться. Нельзя бросать больных людей.
— Разве я тебя бросила? — спросила я.
— Ты бы хотела. Будь честна.
Мы посмотрели друг на друга. Мэг первая отвела взгляд, но только потому, что считала себя победителем. Она знала, что я не смогу встать и выйти из комнаты. Я пересела на стул, зачерпнула ложкой банановое пюре и протянула ей.
— Поешь.
Улыбка появилась в уголке ее рта, но глаза обратились к бутылке в мусорной корзине, прежде чем она раздвинула губы.
Когда-то я мечтала о большом, щедром, суматошном доме, где дети ссорились и шумели в спальнях — двое, трое, даже четверо. И каждую ночь я бы обходила и пересчитывала их. «Это Милли», — говорила бы я, разглаживая нахмуренные брови. «Это Артур, — убирая палец изо рта. — А это… это разбойник Джейми».
Но большой семьи не получилось. Детей после Хлои больше не было. Мое тело тщилось и напрягалось, повинуясь моим стремлениям, но не могло сделать то, о чем я просила. Они преследовали меня, мои не рожденные дети. Те, маленькие теплые тела в спальных, которых так никогда и не будет. Иногда я слышу из голоса за окном моего уродливого дома.
— Я не против, — сказал однажды Уилл. — У нас есть Хлоя, этого достаточно. Мы заботимся о ней. Я забочусь о тебе, ты позаботишься обо мне, Фанни. Не грусти, пожалуйста.
— Ты не против? — переспросила я.
Он коснулся моей щеки.
— Я против одного. Я против того, что причиняет тебе боль.
Тем не менее, мой дом был полон, и мы были счастливы.
С рождением Хлои я с ужасом и ликованием окунулась в тайну неумирающей материнской любви. Потом к нам переехала Мэг; потом Саша после своего шестнадцатого дня рождения. Наши друзья женились и разводились, партийные работники сменяли друг друга, оставляя призрачный след в атмосфере дома, их голоса растворялись в общем журчании потока нашей жизни.
Глава 3
— Что-то случилось, Франческа?
Мой отец был единственным человеком, всегда называвшим меня полным именем, очень редко высказывающим критические замечания (которые иногда имели решающее значение), и всегда любившим меня.
— Не совсем.
Я подняла глаза от тарелки с грибным супом и сыром в столовой Эмбер-хауса. Он находился всего в пяти милях от нашего дома, и я отвоевывала для него время в своем еженедельнике по крайней мере раз в неделю.
Тиканье часов на буфете орехового дерева успокаивало, размытое отражение белых тарелок с синим рисунком приобретало глубину и неподвижность картины.
Электрический свет подчеркивал резкость черт в лице моего отца. Новые морщины? Его твидовый пиджак сидел на нем свободнее, чем я помнила. Он всегда был костлявым: всю свою неукротимую энергию он отдавал винному бизнесу и мне, своему единственному ребенку. Я не знаю, что он думал обо мне, потому что были вещи, о которых он никогда не говорил, но гордость синьора Баттиста своими изысканными винами была безмерной. Он был весьма уважаемым торговцем с неуклонно расширяющейся клиентурой, готовой настолько доверять отцу, чтобы брать вина у него, а не в супермаркете.