Хорошее поведение
Шрифт:
Келп снял каску:
– Я снимаю шляпу перед теми людьми,- сказал он, сел и отпил пиво.
Дортмундер посмотрел на него:
– Какими людьми?
– Люди, которые занимались установкой системы безопасности в том здании, некая организация под названием «Global Security Systems».
– Это компания Фрэнка Риттера,- добавила Мэй.
– Ну, они хорошо знают свое дело,- признал Келп.- В здании установлено все, что можно только установить: простая охранная сигнализация, система видеонаблюдения, бесшумные сигнализации, которые срабатывают в здании охраны офисов и в полицейском участке в четырех кварталах от небоскреба; автоматические замки, тепловые
Дортмундер пристально глядел на него с сердитым недоверием.
– В рекламных агентствах есть эти средства? У турагентов?
– Нет, нет,- ответил Келп.- Здание связано лестничной шахтой с каждым этажом. Каждый владелец и арендатор использует столько средств защиты, сколько желает.
– О, отлично,- произнес Дортмундер.- Тогда возможно, что какой-то этаж будет полностью укомплектован устройствами, а какой-то пуст.
– Хорошая идея,- заметил Келп.
– Но мы не знаем, на какой именно этаж.
– Совершенно верно. Кроме этого у каждого из них есть свой собственный генератор, поэтому лучше даже и не тратить время на раздумья о том, как отключить энергию.
– Хорошо, я не буду,- согласился Дортмундер.
– Центр всей этой системы находиться в цоколе и подвале,- сказал Келп,- и поверь мне, он очень хорошо охраняется.
– Я верю тебе.
– Хорошо. Ты должен верить мне,- и Келп повернулся к Мэй.- Я не хочу показаться пессимистом, Мэй, но если бы я был на твоем месте, то не отправил бы своего парня в то место, если бы он у меня был, если бы я хотел увидеть его снова.
Мэй приложила два пальца ко рту, как будто курила несуществующую сигарету. Она почувствовала запах никотина на своих пальцах.
– Джон,- начала она.- Энди прав.
– У меня нет достаточного количества информации о том небоскребе,- пожаловался Дортмундер.- Вот в чем проблема. Каждое зданием в мире имеет свои небольшие бреши, маленькие уголки, не такие сильные, как везде, но я не знаю, где они находятся в этом месте, и пока нет возможности выяснить это.
– Ты сделал все от тебя зависящее,- заверила его Мэй.- Завтра четверг, это случайно не тот день, когда монахиням разрешено разговаривать.
– Да.
– Я пойду с тобой,- предложила Мэй.- И я объясню, что ты сделал все что смог.
– Все что смог,- повторил Дортмундер.
Он продолжил пить пиво и стучать кончиком трости по снимкам Polaroid.
10
Ее можно было услышать уже из лифта. Добро пожаловать домой, думал Фрэнк Риттер. Приблизившись к бронзовой двери, он стиснул зубы, подождал, пока она откроется и нападение началось.
Бронза не лучшим образом отображает свет. Одинокая фигура отсвечивалась на четырех стенах в его небольшом частном лифте, казалась мягкой, округлой и нелепой, но ни одно из этих определений не подходило реальному Фрэнку Риттеру. Ему было шестьдесят четыре года и рост шесть футов два дюйма. Риттер держал свое тело в прекрасной форме благодаря комбинации тщательной диеты, физическим упражнениям под присмотром профессионалов и редким пластическим операциям. При определенном освещении он даже мог выглядеть моложе своего старшего сына Чарльза, которому было сорок.
«Для того чтобы быть здоровым, ты должен выглядеть здоровым»
«Никто не хочет пожимать дрожащую руку»
«Думай о завтрашнем дне, а сегодня позаботься о себе»
«Работа в ХХ веке, а отдых в двадцать первом веке»
Это были выдуманные им самим афоризмы, вписанные в специальный блокнот, который Фрэнк Риттер всегда носил с собой в левом внутреннем кармане пиджака, над сердцем.
Ручной работы книга состояла из тонкой изготовленной из стали обложки, обтянутой натуральной кожей, что также служило защитой от пули меткого убийцы. С неумело выпущенными пулями Фрэнк Риттер успешно справлялся в прошлом, и справиться в будущем. Многие неудавшиеся покушения были основаны на эмоциях, а не на разуме, поэтому и не сработали, но всегда нужно быть готовым к любой неожиданности.
«В жестоком мире, нужно быть жестоким».
Примером жестокости Фрэнка Риттера является такой наглядный пример: в одной из записных книжек на столе Фрэнка Риттера, для привлечения внимания посетителей и повергнуть их в трепет, было просто написано «Ты никогда не будешь работать в этом городе снова, не будет адресата и адреса, если только этого пожелает Фрэнк Риттер. Фрэнк Риттер (A) не раздает пустых угроз и (B) он занимает такую позицию в обществе, которую ты никогда не сможешь достичь.
В мире полно одушевленных и неодушевленных предметов, но единственным объектом, который он не мог ни купить, ни уничтожить была его собственная младшая дочь Элейн. «Самые острые шипы на ваших собственных розах» прочитал он еще один афоризм из своей книги, что относилось, безусловно, к Элейн.
Когда лифт плавно остановился, и дверь готовилась открыться, лицо Риттера стало еще более жестоким и каменным чем прежде и более неумолимым, чем обычно, а мышцы еще более напряглись. Створки двери открылись – вот он и на месте.
Она была в бешенстве, шагая взад и вперед перед упитанным депрограммистом Хендриксоном, который стоял со сложенными руками и дружелюбной улыбкой на лице, словно терпеливый отец, наблюдающий как его чадо поет "On the Good Ship Lollipop." Глаза Риттера были полузакрыты, как будто он не слышал пронзительных криков, которые издавала его дочь.
Конечно, было бы проще не встречаться с этой чертовой девочкой в течение двух часов каждого четверга, когда ее, так называемый обет молчания, позволял говорить. И в такие его минуты слабости, когда он на самом деле не был слабым, Риттер склонялся к простому пути. Но если он будет избегать этих коротких промежутков времени, когда она могла говорить, то это будет означать, что она пленница, что ее просто заперли здесь, а это не было правдой. Риттер сказал себе в миллионный раз, что она здесь, она в безопасности, избавлена от детской глупости и ложный чувств. Она находиться здесь, потому что он любит ее, черт, возьми ее в ад и обратно, и именно поэтому по четвергам он всегда был поблизости Нью-Йорка. Он приходил сюда специально, чтобы слушать упрямую, глупую, неблагодарную, раздраженную любимую девочку. Если бы она не была его дочерью, и он не любил ее как собственную плоть и кровь, какой она и была, конечно, если бы его чувства к ней не были такими по-отечески нежными, то эта чертова девушка оказалась бы в самом черно списке.
Она была на половине своей речи к Хендриксону о жизни грешников, до того как Бог протянул им Свою Руку, а затем, (когда она почувствовала новую цель для своей злобы и раздражительности, не очень праведные вещи, э?) она развернулась и закричала:
– Ты сейчас бросил вызов! В средневековье магнаты думали, что они могут бросить вызов Богу, они полагали, что их ничтожная светская власть сделала их равными Богу, выше Бога, что они могут бить, оскорблять и пытать эмиссаров Бога. И где теперь они?