Хорошей ведьмочки должно быть много

— Если вам немного за центнер…, — напевала я, силясь заглушить голоса коллег, хвастающихся планами на выходные.

У Альки очередное свидание. У Ольги предсвадебные хлопоты. Евгения Павловна с кавалером в два раза её моложе едет на дачу. А я…два дня проведу за плетением макраме. Разве можно променять создание украшений собственными руками на поход в клуб? Была бы внешность… Иногда мне кажется, что я отчаянно завидую девочкам, живущим яркой насыщенной жизнью, но в глубине души я знаю, что серенады под окном не для меня. Моя мечта — стать

настоящим мастером, распрощаться с постылой работой и жить любимым увлечением, приносящим стабильный доход.

Духота в офисе стала почти невыносимой, голоса звенели всё громче, а отчёт никак не хотел сдаваться. Ещё и чай в чашке кончился.

Я резко захлопнула крышку ноутбука и встала.

— Ляля?

Удружила мама с именем.

— Я всё, — плевать на отчёт. — Девочки, до понедельника!

Широко улыбнувшись, я быстро выхватила из шкафа пальто, переобулась и, пока никто не опомнился, рванула к двери.

— Боже, Ляля! — Алькин голос догнал меня у порога.

Не успела… Вот что б ей промолчать?

— М? — обернулась я, с трудом превращая оскал гиены в приветливую улыбку.

— Ляля, в чём ты? Я столько раз тебе повторяла, что с твоим весом нельзя ходить без каблука! На шпильках ты хотя бы визуально будешь чуточку стройнее.

Я посмотрела вниз на свои рыжие как осенний лес мокасины.

— Зато удобно! — и, помахав на прощание, выскользнула за дверь, пока Алька ещё что-нибудь столь же «умное» не ляпнула.

При ста килограммах веса шпильки помогут мне быть привлекательнее? Серьёзно? Уж лучше просто колобок, чем колобок на ходулях. Ни диеты, ни спорт сбросить вес мне не помогли. Как набрала в подростковом возрасте, так и катаюсь весёлым шариком.

Лифт гостеприимно распахнул свои объятия. Я шагнула в кабину, с усилием вдавила нижнюю кнопку. Единица время от времени заедала и не срабатывала, но не в этот раз. Двери лифта послушно захлопнулись, кабина пришла в движение, и я устало привалилась к стенке.

Алька… такая Алька. Вроде бы она не со зла, а обидно до слёз.

На табло медленно менялись номера этажей. Девять, восемь. Свет мигнул. Семь.

Раздался скрежет как металлом по стеклу, кабину тряхнуло, и движение прекратилось. Ну вот, ушла пораньше. Только застрять в лифте мне для счастья и не хватало. Я немного подождала. Вдруг лифт передумает стоять и дальше пойдёт? Увы. Нажала на кнопку открытия дверей — безрезультатно. Может, со вторым этажом повезёт, или с хотя бы с шестым? Тоже нет. Перебрала все варианты. Значит, придётся звать на помощь и ждать, когда меня освободят. Вот же. Я потянулась к колокольчику, и тут свет повторно мигнул, в крышу лифта что-то ударило, да так, что кабина содрогнулась, а сверху посыпался строительный материал.

Я завизжала.

С шестого этажа падать — костей не соберёшь. А ещё и крышу долбит что-то страшное. Кто-то…

Лифт дёрнулся в третий раз. В крыше образовалась дыра, и через неё в кабину вместе с запахом прелой травы хлынул… космос. Нефтяная чернота, в которой рождались и умирали звёзды, проносились спирали галактик, расцветали и затухали туманности, вращались огненные гиганты и крошечные голубовато-белые светлячки, источающие мертвенно-светлый свет.

Я отчётливо поняла, что к выходу мне не пробиться, бестолково попыталась уклониться, хлебнула воздуха, а в следующее мгновение меня накрыло темнотой. Космос показался мне неожиданно упругим — как желе. И в то же время он был текучим как вода. Меня ощутимо сдавило со всех сторон, крутануло, а потом черноту словно сдёрнули… Моргнув, я обнаружила, что сижу на каменном полу, прижавшись спиной к ледяной стене. В подвале я что ли? На ремонте хозяева явно сэкономили. Случившееся настолько меня шокировало, что я лишь отмечала, что камень шероховат и неприятно колется, что воздух сухой-сухой, и при дыхании изо рта вырывается облачко пара, что в метре от меня дымит низкая свеча и тлеют угли, выложенные замысловатым узором, а на стенах и потолке расцветает совершенно нереальный фиолетовый иней.

— Идиоты…

Голос низкий, с лёгкой хрипотцой.

Обернувшись, я, увидела молодого мужчину. Короткостриженый, темноволосый и как-то непривычно одетый, он удерживал за полы курток двух долговязых неотличимо одинаковых мальчишек.

— Идиоты, вы совсем не соображаете, что творите?! Совсем?!

Близнецы синхронно шмыгнули носами. Отвечать что-либо вразумительное братья явно не собирались. Мужчина выругался, разжал кулаки и рывком развернулся ко мне.

Эм, а я чем провинилась?

Разделявшее нас расстояние мужчина преодолел в мгновение. Я пискнуть не успела, как он навис надо мной, рубанул ребром ладони по стене. Глаза горят, лицо бледное, перечёркнуто рваным шрамом, губы сжаты в тончайшую нить. Да он бешеный! Именно зверский взгляд мужчины и пробил моё оцепенение. Я придушенно охнула. Он же сейчас меня убьёт…

— Блез…, — выдохнул кто-то из мальчиков.

Мужчина дёрнулся.

— Идиоты, — бессильно повторил он, опустил вновь занесённую руку, прикрыл глаза.

В наступившей тишине я слышала своё и его тяжёлое дыхание. Я переводила взгляд с тлеющих углей на светящийся иней противоестественного фиолетового цвета. Да что вообще происходит?! Где мой лифт? Если тот скрежет — это звук лопающихся тросов, то, наверное, кабина на дне шахты, а я вижу слишком яркий предсмертный бред. Только почему тогда и стена, и пол по ощущениям настолько реальны?

— Да что такого-то? — вдруг вскинулись близнецы. — Мы же ничего не взорвали.

На мужчину вопрос, да ещё и заданный нарочито невинным тоном, подействовал, как огонь на порох.

— Да лучше бы вы взорвали! Лучше бы вы тут всё разнесли, только тихо! Вы не понимаете, что ваши художества на весь квартал разошлись? Не подскажете, как я должен следы ликвидировать, пока к нам не пришли?!

— Зачистить последствия…? — деловито предложил первый, закатывая рукава.

Второй толкнул брата локтем в бок.

— Последствия живые!

— Идиоты.

Мужчина повернулся ко мне, и я увидела, как он снова сжимает свой страшный кулак.

Я ждала удара, но мужчина так и не поднял руки. Выдохнул со свистом, бросил взгляд на меня, присел на корточки. Тёмные волосы небрежно зачёсаны и открывают перерезанный морщинкой лоб, по лицу от уха до уха бежит шрам, будто кто-то рассёк кожу раздвоенным когтем. А ведь мужчина молод… Скорее парень. Ему лет двадцать, вряд ли больше двадцати пяти.

— Госпожа, вы меня понимаете?

— Знаете, этот угрюмый злобный взгляд вам совершенно не идёт, — ляпнула я. — Вы же такой милый.