Чтение онлайн

на главную

Жанры

Хорошие и плохие мысли (сборник)
Шрифт:

Ю: Как тебе мои друзья? – (Вопрос, предполагающий один единственный ответ – «очень хорошие и т.д.»)

Я: Ничего хорошего. Леонид мне с самого начала не понравился, не понятно, что у него на уме. Нико слегка чокнутый, зато неординарный.

Ю: А Евгения? Ты ревновала?

Я: Нет. Не могу ревновать к такой девушке. Когда ее увидела, поняла многое о тебе.

Ю: Что, интересно?

Я: Ты не настоящий художник. Художнику не о чем будет говорить с офисной девицей, типа нее. И ты не из Берлина. Только русскому может быть по душе такая внешняя безупречность. Пиджачок, черные брючки, мобильный телефон, манеры, голос, как будто в горло вставили кость. Все это уж очень чисто, чтобы быть чистым, ненатурально, чтобы быть красивым. Она похожа на человека, который сам от себя хочет скрыть свое прошлое.

Ю: Да, у нее что-то там было не то с ее бывшим парнем, они вместе ездили в Америку.

Я: А Нико

мне понравился больше всех. Он живой. А эти все – куклы.

Ю: Зато Евгения самостоятельная, она снимает квартиру, работает в фирме юристом, получает около двух тысяч долларов в месяц. Сама одевается, живет, как хочет. Правда, мозги у нее под линейку.

Хотела что-то возразить, но он меня перебил.

Ю: А у тебя все перевернуто с ног на голову, никогда не угадать, что ты сделаешь или скажешь в следующий момент, зато выпусти на свободу – и тебя заклюют. Ты слабенькая. Ты несамостоятельная, ничего не умеешь делать. А я люблю самостоятельных девушек.

Я (злобно): А мне этого и не надо. А у тебя так ничего не получится, ты слишком привязан к вещам, к деньгам, ты никогда не сможешь оторваться и полететь. Вещи мешают летать.

На это он, зная, как я боюсь щекотки, начинает самым неуважительным образом меня щекотать. Кошка подбирается посмотреть, что это мы вытворяем. У нее такой вид, будто она все понимает и подсматривает, на всякий случай.

Ю: Хороший получился день рождения. Пришли друзья, ты, пили вино, надарили кучу всего. Такого никогда не было. Даже тебе с твоими концертами не удалось все испортить.

Я говорю Ельникову, что он похож на лягушку, на худую лошадь, на кузнечика. А он в ответ заявляет, что мне не помешает сходить в солярий и косметический салон. Тогда я отворачиваюсь к стене, а он заглядывает мне через плечо.

Ю: Эй, ладно. А пойдем как-нибудь на вечеринку к друзьям Нико. Посмотрим, что это такое, сборища крестоносцев.

Я: Он сказал, что я бесенок с черными кожаными крыльями. Неправда.

Я думала о том, как мало мы знаем об истинном значении предметов, людей, событий, окружающих нас. За внешней оболочкой так часто скрывается полная противоположность. А вдруг я или он – ангел, который должен спасти другого. От посредственности, ординарности, от пустых черновых дней, от одиночества. Но вот только кто именно – я или он? Мы замешкались, запутались и забыли. Но он в меня не верит. Для него я – что-то постороннее, будничное, а в его мечтах – всегда кто-то другой. Силой не прорвешься в мечты. И я его не всегда понимаю, а надо понимать и любить, раз уж он главный герой, и раз я когда-нибудь сочиню о нем повесть. Ему не нравится, как я пишу. Никому не нравится, как я пишу. А ведь так нужно, чтобы в тебя верили.

Ю: Как ты думаешь, что такое счастье?

Я ищу в вопросе западню, подумав, говорю, что это путь к цели, которой добьешься. Сам этот путь и есть счастье. А цель – только табличка «Финиш» и ленточка вокруг твоей талии.

Ю: А мне кажется, счастье – это, когда утром ты толкаешь меня коленкой и тихо спрашиваешь «не спишь?».

* * *

Утром он, как обычно, поставил кассету с какой-то синтетической композицией. На всю квартирку. Провожал меня до метро, старался развеселить, бормоча голосом Ленина:

– Что это вы такая гьюсная сегодня, Наденька?

Я и вправду взгрустнула. Пытаюсь разукрасить картинку, но она остается блеклой. Он даже вошел со мной в метро, усадил в поезд, а в момент закрытия дверей совершенно искренне спросил: «С тобой действительно все нормально?».

* * *

Посреди стола на кухне – живописная стопка блинов. Масленица – замечательный праздник, когда вовсе не грубо звучит слово блин. Но сидеть на кухне вдвоем ему скучно, и мы отправляемся в гости к его друзьям – парню и девушке, живущим на Цветном бульваре. У девушки сегодня день рождения, а осенью был роман с Колей. В метро мы несколько раз поругались, я вышла на Автозаводской с намерением вернуться домой, он упросил меня все-таки поехать. На Цветном бульваре бабулька, как-то жалобно и стыдливо, продавала маленькие горшочки с кактусами, а здоровенный детина-милиционер нависал над ней и недобро басил: «Чио тебе здесь, рынок …». Мы тоже подошли, прервав разбирательства, купили небольшой кактус, причем Ельников завернул в пятирублевую бумажку еще две десятки и ловко, незамеченный милиционером, сунул в карман бабульке. Пока продавщица в магазинчике цветов заворачивала кактус в пеструю подарочную бумагу и всю дорогу до дома, где парочка фотографов снимает квартиру, Ельников ругал несправедливость, всех «свиней мира сего – милиционеров, лохов, бюрократов и новых русских». Говорил, что художники на то и есть, чтобы бороться с маразмом, который нас окружает. И противостоять судьбе. В результате мы заблудились и бродили по морозу под снегопадом среди коллажного нагромождения контор, серого заводика с трубами, строящейся кирпичной многоэтажки и улочки облупившихся особнячков.

Нужный нам дом оказался из черно-красного кирпича. Квартира – трехкомнатной, где высокие потолки с лепниной и белые стены, увешанные фотографиями и всякими штуковинами поп-арта. Мне очень понравилось на кухне картина: две обычные лампочки, разукрашенные ярко-желтой краской, на листе фанеры василькового цвета, обмотанные серебристой проволокой. Я сидела на полу, пила сок и вино, наблюдала за собравшимися, которые считали себя представителями богемы и очень прогрессивными людьми. Так странно, я почему-то не увидела ни одного красивого лица – лица были своеобразные, обладающие признаками индивидуальности, асимметричные, немного инфантильные, запоминающиеся, вычурные. Но вот красивых не было. В комнате тихо играл блюз, клубился сигаретный дым, на стеклянных полках накинутый на серебряную поволоку голубой шифон, потрепанные книги по искусству, листанные-перелистанные альбомы. В этом большом городе горстка людей пытается выжить – нашли друг друга, собираются на вечеринки. Жалкие, утонувшие в фантазиях, взрослые дети. На рояле лежала стопка листов со стихами без рифм, опьяневшая хозяйка курила с двумя парнями в коридоре, они громко смеялись. Женщина с бледным лицом и бегающими хищными глазами, о которой говорили, что она известная в одном клубе певица, села за рояль в маленькой комнате и стала петь стихи хозяйки. Все разбрелись на кучки, стояли и разговаривали, а я в уголке раскрыла Библию на первой попавшейся странице, и оттуда мне сообщили: «не гоже праведнику быть в доме неверных». А может быть, эти стихи и фотографии – только оправдание себя перед собой. Чтобы отвлечься от невезения и ошибок. Доказательство собственной значимости. Попытка найти смысл в окружающем… А, в сущности, сплошной андеграунд, непризнанные гении: они, я, страна.

* * *

Дома – корабли, севшие на мель, под небом, затянутым мокротой облаков. На сером снегу две вороны хлопают крыльями, вытянув шеи, бочком подбираются друг к другу и каркают. Потом одна из них прыгает на другую, незамысловатый вороний бутерброд каркает и бьет крыльями. Интересно, может быть, существует особая примета, объясняющая, что ждет наблюдавшего совокупление ворон? И сколько же шума, карканья, перьев на снегу, хлопанья крыльями необходимо для обычного прыжка одного существа на другое.

Я думаю о системах координат, которые можно наложить на любое явление и знак. Если лист пуст, нечего и говорить, но если на нем возникла капелька, точка, буква, черточка, можно наложить множество систем координат, и кто знает, какая наиболее точно отражает действительное положение вещей. А еще есть умный термин – оценочная шкала. Их бесконечное множество, следовательно, и оценок любому явлению можно дать множество.

О чем же обычно не пишут в романах и повестях про любовь? Наверное, о том, как однажды по ряду признаков героиня начинает задаваться вопросом «не залетела ли я». Но об этом пишут. А далее умалчивают. Я упала в обморок в метро и очнулась, увидев людей, столпившихся надо мной. Меня усадили на освободившееся место и расстегнули куртку. И тогда я тоже задалась главным вопросом романов и повестей о любви – «а, вдруг, у меня будет ребенок?». Я шла по улице, а навстречу вразвалочку плыла девушка с детской коляской. Ребенок – это ведь начинается совсем другая жизнь, которая медленно перетекает из тебя в маленькое существо, а если отец Коля Ельников, то непонятно, будет ли ребенок нормальный, учитывая пристрастие кое-кого к гашишу и всяким увеселяющим средствам. К тому же, я ведь ничего о нем не знаю. Кто он, откуда? Когда думаю об этом, мысль влетает в зону невесомости, в туман, в толщу чего-то неопределенного и пугающего.

Пожилая полусонная библиотекарша, пыльная, пропахшая книгами, похожая на заводную куклу, узнала меня, улыбнулась и спросила: «Опять что-нибудь из Лотмана принести?». «Нет, – я натянула беспечную улыбку и сказала – учебник по акушерству и гинекологии принесите, пожалуйста». Библиотекарша, молчаливо и бесстрастно протянула мне зеленый увесистый том. Потом я шла по серой улице и вела про себя разговор с Богом на тему – зачем он сделал женщину из ребра австралопитека, всю жизнь только и мучайся. Вот, например, если все-таки окажется, что я беременна, стану матерью-одиночкой, как же это тоскливо. Значит, сделаю аборт. Стану убийцей, зато будет спокойная жизнь. А если ребенка больше никогда не будет. Но живут же и без детей. «Господи, – бурчала я, – хоть бы это была ложная тревога. Пожалуйста! Ну, зачем мне эти суровые вопросы и острые углы?» Жалко, что у меня и у многих других такое потребительское отношение к Богу. Только когда в жизни наметилось приличное ЧП, вспоминаем о нем. Вот, наверное, почему все великие писатели в основном мужчины – в состоянии, когда ты не знаешь, что сейчас происходит в твоем организме, ничего невозможно сочинить. Как можно себе это представить – одной рукой качать люльку, а другой выстукивать шедевры на компьютере, при этом раздумывая, где бы достать денег на фрукты, игрушки и цветастые детские платьица.

Поделиться:
Популярные книги

На границе империй. Том 4

INDIGO
4. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
6.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 4

Варлорд

Астахов Евгений Евгеньевич
3. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Варлорд

Никто и звать никак

Ром Полина
Фантастика:
фэнтези
7.18
рейтинг книги
Никто и звать никак

Расческа для лысого

Зайцева Мария
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
8.52
рейтинг книги
Расческа для лысого

На границе империй. Том 10. Часть 3

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 10. Часть 3

Объединитель

Астахов Евгений Евгеньевич
8. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Объединитель

Сила рода. Том 3

Вяч Павел
2. Претендент
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
6.17
рейтинг книги
Сила рода. Том 3

Провинциал. Книга 3

Лопарев Игорь Викторович
3. Провинциал
Фантастика:
космическая фантастика
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Провинциал. Книга 3

Вечный. Книга II

Рокотов Алексей
2. Вечный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Вечный. Книга II

Решала

Иванов Дмитрий
10. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Решала

Кодекс Охотника. Книга XXII

Винокуров Юрий
22. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XXII

Ратник

Ланцов Михаил Алексеевич
3. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
7.11
рейтинг книги
Ратник

Приручитель женщин-монстров. Том 4

Дорничев Дмитрий
4. Покемоны? Какие покемоны?
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Приручитель женщин-монстров. Том 4

Сильнейший ученик. Том 2

Ткачев Андрей Юрьевич
2. Пробуждение крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Сильнейший ученик. Том 2