Хорошие и плохие мысли (сборник)
Шрифт:
Может быть Бог. Просто мой единственный и неповторимый Бог, которому не безразлична я, который знает все мои мысли и поступки, возможно, именно он подстраивает некоторые ситуации жизни так странно и необычно, чтобы они превращались в текст. Может, вся жизнь – это и есть большой разыгранный текст. К тому же, когда общаешься с Богом, общаешься с лучшим. А ведь так хочется рассказывать свои истории кому-то, кто лучше меня.
Пока я все это думаю, писатель Андреев, живущий на свои гонорары из глянцевых журналов и на пенсию мамы, и Коля беседуют о том, что из Москвы пора уезжать. А для кого они все это делают? Не верю, что для себя. Чего бы я делала для себя? Ехала в машине и смотрела в окно долго-долго. Или качалась
Мы встречаемся с Алексеем глазами, и я спрашиваю, что лучше: выдумывать свои произведения, а после, по неведомым обстоятельствам, переживать придуманное, которое вдруг обращается в предсказание, или же брать сюжеты прямо из жизни, но тогда на каждом шагу путаться, забывая, где жизнь, а где литература? Алексей многозначительно глотнул кофе из чашечки, пустил в потолок столб табачного дыма и изрек, что нужен синтез, а в целом никаких рецептов нет, ведь никто не знает, как надо писать и, тем более, как следует жить.
Мы идем по темной улице, по Садовому кольцу, в сторону ночной Триумфальной площади. Каждый думает о своем. Сыро, мелкий дождь, серые дома. Коля тихонько поет какую-то песню Вертинского. Потом останавливается напротив меня, смотрит с высоты своего роста и, неожиданно, заявляет: «Я тебя люблю, давай поженимся». Вот мгновение. Серый фундамент здания, черный сырой асфальт, капли, темная фигура Ельникова, мы стоим недалеко от «дома Булгакова», мимо проносятся уютные машины, Москва в огнях вывесок и рекламных щитов. И мне кажется, что рядом с ним не я, а какая-то школьница-троечница, в детском восторге обнимаю его, целую и ничего не отвечаю. Он напевает какое-то танго двадцатых годов, которые он очень любит, что-то типа «не уходи, останься, это ведь не шутка», шутка хорошо рифмуется с «жутко», а потом – «жизнь и сердце отдам».
И тогда я отвечаю, что согласна стать его женой. Меня охватывает восторг: как здорово! А вдруг он действительно меня любит, ведь такого человека, как я, нет и не будет больше нигде в мире.
Коля указывает на проезжающую по Триумфальной площади машину, обещает подарить мне такую же в Берлине, когда-нибудь потом. А я делаю совсем неуместное заявление, что скорее всего этого не будет, ведь мы поженимся и вскоре станем бомжами.
Смотрю на себя в большое зеркало в коридоре моей квартирки. Я и не я, мой персонаж, будущая жена художника в стиле поп-арт, Коли Ельникова… романы заканчиваются на разлуке или на свадьбе. Семейная жизнь крайне редко интересна, она рутинна, тонет в быту и привычках. Анна Каренина, господа Мармеладовы по соседству с семейством Батлеров. Тоска и депрессивная тема. «Уберись на кухне», «blah-blah-blah» – аккомпанемент телевизора, магазины, продукты, работа, пыль на мебели и вещах. Ванна и нестиранные неделю тряпки. Лето, начало осени, слишком сильно топят, в комнатах душно, жирок, разбросанное нижнее и верхнее белье, не отмытая гарь на сковородке, презерватив под матрасом. Потом вдруг дети, внебрачные развлечения, ссоры, морщины, крики, таблетки. Становишься размеренной и степенной, уже не побежишь, сорвавшись с места. Уже не полетишь. Внутри начинает прорастать неторопливая и ленивая коровушка. Все по полочкам. Распорядок дня и планирование бюджета. Приличие. Уравновешенность. Размеренность. Разумность. С кем бы то ни было. Скукотища.
Я тоже устала от этого повествования и от очередной выходки своего главного героя и решила подарить себе небольшой антракт.
В антракте я и моя подруга Кимса спешим по Крымскому мосту, в клуб ЦДХ, где должен быть концерт наших друзей, авангардных музыкантов. Кимса очень веселая девушка, наполовину кореянка, с умными, слегка раскосыми глазами и густыми, черными волосами. Идем мы не молча, а в заморозках поздней осени обсуждаем мое предстоящее замужество. Она говорит, что
Клуб. Потолок из зеркальной плитки. Стойка бара, столики в нишах, множество молодых людей и девушек, как молоденькие зверьки, пьют пиво и зыркают блестящими глазенками по сторонам. В центре – подиум. На подиуме я и Кимса танцуем в обнимку, изредка чмокая друг дружку в шею. На сцене надрывно поет друг, Филипп, титулованный нами Оригинальным. У него рыжие кудряшки и острая бородка. Он поет на английском, скрежещут, лязгают и грохочут гитары. Мы с Кимсой пьем пиво из одной бутылки, совсем распоясались, а снизу на нас удивленно поглядывают люди. На потолке все отображается кверху дном, мы танцуем на головах, Оригинальный стоит на голове, стойка бара перевернута, а пиво течет снизу вверх. Но согревает. Мне так хорошо, так счастливо, что даже не нужно никаких сюжетов, ничего. Написать, что ли про нас с Кимсой, какие мы красивые, когда вместе, какие мы живые и непредсказуемые. Дети, уже вышедшие из детского и даже отроческого возраста, но все равно, вечные дети.
Чего бы такое еще придумать? Надоело описывать реальные события. Но фантазия отказала, все, что я могу, – рассказывать, как было на самом деле, ну или для разнообразия поиграть стилем.
Он пропал на месяц. Не позвонил и на мой день рождения, вследствие чего я на него смертельно разобиделась. Уж не отсох бы палец набрать номер, сказать пару слов. День рождения состоял из двух частей. Первую часть дня я ждала звонка и одновременно, как Юлий Цезарь, умевший делать сразу несколько дел, продиралась сквозь «Улисс» Джойса. Наконец, около семи вечера, кто-то настырно позвонил во входную дверь.
Я бегу отворять, ликуя, что это не иначе, как будущий супруг пожаловал меня поздравить, но, к великому разочарованию, обнаруживаю на пороге Филиппа Оригинального с букетом кремовых роз. Мы долго укладывали розы в дедову напольную вазу из Берлина, а после сидели на кухне, кушали бутерброды с икрой лосося и говорили об искусстве. Опять черный ворон на плече мешает мне жить. Говорю, а сама думаю, не превратить ли все это в интервью какому-нибудь журналу для подростков. «Сегодня в номере – Филипп Оригинальный, лидер группы «New» (одной из множества групп, уже выползшей из землистого андеграунда, но еще не расправившей крылья на пути к звездам).
Я: А вдруг у меня и вовсе нет таланта, не судьба – только единственную свою жизнь потрачу в погоне за химерами?
Оригинальный глубокомысленно бормочет, что мы живем не в пятнадцатом веке, пора бы уже прекращать верить в судьбу.
О: Раньше, когда женщина не могла родить, говорили, что Бог не дал ей детей. А сейчас в клинике берут у нее яйцеклетку, оплодотворяют в пробирке, через девять месяцев получается полноценный ребенок, который так же, как и все прочие дети бегает, прыгает, смеется.
Я: Значит, все дело в деньгах?
О: Упорно, любыми путями делать что-то, ради самого процесса деланья, все только в тебе. Ты – хозяин своего творческого процесса и своей жизни.
Я: Интересно, а в любви все так же?
О: Не, здесь каждый получает свою цену, трудно обмануть. Можно схитрить, соблазнить, в результате долгой игры вступить в узаконенный государством брак, а вот любовь…
Я: А ты веришь в Платоновскую сказку про две половинки? Неужели «любить можно только раз»?