Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Тюволд Ханс-Улав

Не знаю, кто из них первым осознал пользу, которую принесет ему другой. Возможно, волки первыми подметили, что там, где обретаются люди, полно еды. А может, это до людей дошло, что когда поблизости волк, многих других врагов можно списать со счетов.

Вот так они и соседствовали друг с дружкой – человек и волк. Ходили по общей земле. Выслеживали общую добычу. И при этом видели один другого лишь мельком. А встречаясь, например, в лесу, они брали руки в лапы и стремглав уносились в разные стороны. Может статься, если бы они так и дальше жили, оно только к лучшему было бы.

Не

исключено, что как-то раз какой-нибудь волк покинул стаю, где находился на нижней ступени иерархии, и решил, положив конец унижениям и обидам, попытать счастья в одиночку. Ох уж этот знаменитый одинокий волк! Но возможно, это человеческие детеныши наткнулись на волчат и упросили родителей забрать их. «Ну пожалуйста, давайте оставим их!»

Но чтобы стая волков встретила стаю людей и подружилась с ней – вот этого, точно знаю, не было.

Возможно, нас именно это и свело вместе? Осознание, что каждый из нас по отдельности прекрасен и беспомощен, зато вместе мы превращаемся в опасное существо? Человек сам по себе красив, а вот человечество в целом отвратительно. Или как? Думаю, что фру Торкильдсен именно так это все и представляет. На кухне висит маленькая доска, а на ней – некая мудрость, которую фру Торкильдсен часто читает вслух: Я люблю человека, но терпеть не могу людей.

Когда-то это считалось мудростью, а сейчас стало, похоже, девизом. Я и сам не лучше. Мы – я и фру Торкильдсен – стали на старости лет сторониться стаи.

Я.

Я и ты.

Неприятности.

В дверь позвонили. Фру Торкильдсен поставила на стол чашку с кофе и, прищурившись, посмотрела на настенные часы.

– Кого это, интересно знать, принесло?

Я, со своей стороны, поддержал ее и, не раздумывая долго над тем, кто бы это мог нанести нам визит, во всю глотку залаял. Фру Торкильдсен затянула пояс на халате и прошаркала следом за мной к двери. Пока она открывала дверь, я молчал – на тот случай, если на пороге окажется здоровенный пес. Однако опасался я зря. Вместо пса там топтался здоровенный мужик, на вид страшноватый, зато пахло от него изумительно. Мне захотелось подскочить к нему и цапнуть его за ногу, но фру Торкильдсен отпихнула меня.

Ароматный мужик держал в руках зеленую бутылку.

– Прекращайте кидать бутылки в мусорный контейнер, – сказал он, – а то в третий раз уже. Найдем еще бутылку – и мы мусор вообще вывозить не будем.

Фру Торкильдсен уставилась на бутылку, перевела взгляд на мужчину, а потом снова на бутылку.

– Это мне? – Она взяла бутылку из рук здоровяка.

Тот от неожиданности отступил.

– Надо же… У меня что, день рожденья сегодня? – изумилась фру Торкильдсен.

И Мусорщик тоже изумился. Но мяч был на его поле, хоть что-то сказать ему надо было, поэтому он проговорил:

– И собачьи мешки потуже завязывайте, – он посмотрел на меня, – а то воняют!

«Вот наглая тварь!» – возмутился я про себя. Заявляется к респектабельным пожилым дамам, унижает их и хамит! Будь Майор жив, здоровяк и сам тотчас в мусор улетел бы. Но Майора больше здесь нет. Сейчас здесь есть я. И верное решение должен выбрать я.

– Тащите скорее ружье! – скомандовал я фру Торкильдсен.

– Подождите секундочку, ладно? – попросила фру Торкильдсен самодовольного Мусорщика и, к моей радости не дожидаясь ответа,

решительно направилась в Дом, по привычке прикрыв за собой дверь.

Ситуация сложилась щекотливая. Я, можно сказать, оказался в тесной клетке наедине с возмездием. Мысли в голове бешено заметались. Сколько же времени займет у фру Торкильдсен вытащить из-под кровати ружье? Есть ли у нее нужные патроны? Чем меня накормят на ужин? Чтобы выиграть время, я вполсилы гавкнул, а Мусорщик спокойно опустился на корточки и принялся со мной болтать.

– Хоро-оший мальчик! – сказал он, и не успел я еще разок в ответ гавкнуть, как хвост у меня пришел в движение – от этого мужика ведь и пахло сногсшибательно.

Мусорщик снял перчатки и стал чесать мне загривок. Да, собак он на своем веку явно перечесал немало. Не хуже Майора оказался. Я зажмурился и забыл обо всем на свете, вот только вскоре дверь позади меня хлопнула.

«Не стреляйте!» – уже собрался было завопить я, но увидел в руках у фру Торкильдсен не ружье, а чашку кофе и коричный рогалик.

– Поздравляю с днем рожденья! – радостно сказала она.

– Э-хм… У меня день рожденья не сегодня, – ответил Мусорщик и, к великому моему сожалению, прекратил меня чесать.

Фру Торкильдсен искренне рассмеялась:

– Знаю, дурачок. Но зато сегодня у нас с тобой годовщина свадьбы!

Весь день потом фру Торкильдсен ходила такая довольная, что назавтра прямо с утра позвонила нескольким кузинам и рассказала про эту свою выходку, – кстати, в итоге Мусорщик, взяв рогалик, осторожно ретировался, в полной уверенности, что у фру Торкильдсен крыша поехала.

– Как-то нехорошо получилось, разве нет? – спросил я, когда она, поведав в очередной раз о своей победе, положила трубку. – К тому же вы сами как-то говорили, что про болезнь врать нельзя, иначе и впрямь заболеешь.

– Врать? А где же тут вранье? Его ввели в заблуждение его же собственные предрассудки. Если бы я была молодая и вела себя вот так, он решил бы, что перед ним наркоманка. Будь я африканкой, он решил бы, что это потому, что я африканка. А я старая – и поэтому он решил, что у меня старческий маразм. Маразм, значит? Ну тогда держи и смотри не обляпайся!

– Эти слова я вам припомню.

– Если понадобится, я и сама попрошу тебя мне их припомнить. Расскажу тебе, Шлёпик, один секрет. Многие старики просто ведут себя как слабоумные, а на самом деле вполне нормальны.

– Допустим, но справедливости ради надо помнить, что многие старики ведут себя как нормальные, а на самом деле совсем без гармошки. Чистая одежда, расчесанные волосы – и не поймешь, что перед тобой ментальный инвалид. А вот запах разумности не подделаешь.

– Дело в том, Шлёпик, что старость, если правильно ее применить, открывает неограниченные возможности для обмана и хитрости. От старика никто не ждет обмана, и это заблуждение может быть на руку. Взять, к примеру, дядюшку Педера: он дожил почти до ста лет и в старости водил налоговую за нос так, что любо-дорого посмотреть. Однажды, когда к нему заявился налоговый инспектор, дядя Педер радушно пригласил его войти, усадил в гостиной и сварил для него кофе, после чего отправился спать. Проснулся – а инспектор, разумеется, уже ушел. Потом то же самое повторилось с другим чиновником, и закончилось все так же. Больше у дядюшки Педера проблем с налоговой не было.