Хорошие жены

Олкотт Луиза Мэй

Эми улыбнулась и тут же смягчилась, сказав по-матерински наставительно:

— Женщины должны учиться быть приятными для окружающих. Особенно это касается бедных женщин, ведь у них нет другого способа выразить благодарность другим людям за их доброту. Если бы ты помнила об этом и поступала соответственно, ты нравилась бы людям больше, чем я, потому что ты интереснее, чем я.

— Я чудаковатая старушка и всегда ею буду. Но я готова признать, что ты права, да только мне гораздо легче рисковать жизнью ради человека, чем быть с ним любезной, — когда мне этого не хочется. Большое

несчастье иметь такие сильные пристрастия и предубеждения, правда?

— Еще худшее — не уметь их скрывать. Я готова признать, что отношусь к Тюдору с не меньшим неодобрением, чем ты, но не мое дело говорить ему об этом, так же как и не твое, и тебе незачем делать непривлекательной себя из-за того, что непривлекателен он.

— Но я считаю, что девушки должны показывать свое неодобрение молодым людям, а как еще можно сделать это, если не с помощью манер? Поучения не приносят пользы, как, к моему огорчению, я убедилась с тех пор, как стала иметь дело с Тедди; но есть множество других способов повлиять на него без единого слова. И я думаю, мы должны поступать так же и по отношению к другим мальчикам, если можем.

— Тедди — исключительный мальчик, по нему нельзя судить обо всех, — сказала Эми внушительным тоном, который заставил бы «исключительного мальчика» скорчиться от смеха, доведись ему услышать эти слова. — Если бы мы были красавицами или богатыми женщинами с положением в обществе, мы, возможно, могли бы на кого-то повлиять, но для нас смотреть сердито на тех молодых людей, которых мы осуждаем, и улыбаться тем, кого одобряем, бесполезно, а нас самих будут считать странными и пуритански строгими.

— Значит, только потому, что мы не красавицы и не миллионерши, мы должны оказывать нравственную поддержку тем порокам и людям, к которым питаем отвращение, не так ли? Хороша мораль!

— Я не хочу спорить об этом, я только знаю, что таков мир и что над людьми, выступающими против такого порядка вещей, только смеются за все их страдания. Мне не нравятся те, кто пытается менять людей к лучшему, и надеюсь, ты никогда не станешь одной из них.

— А мне они нравятся, и я стану одной из них, если смогу, потому что хоть мир и смеется над ними, без них он никогда не добьется успеха. Мы не можем прийти к согласию в этом вопросе, поскольку ты привержена старым взглядам, а я — новым: ты будешь жить лучше, но я интереснее. Я думаю, что меня, пожалуй, будут веселить недоброжелательные выпады в мой адрес и улюлюканье.

— Ну хорошо, хорошо, а теперь успокойся и не тревожь тетю своими новыми идеями.

— Постараюсь, но в ее присутствии меня вечно подмывает разразиться какой-нибудь дерзкой речью или излить самые революционные чувства. Это мой рок, и я ничего не могу поделать.

У тети Марч они застали другую свою тетю — миссис Кэррол. Дамы обсуждали что-то с большим интересом, но, как только вошли девочки, обе умолкли. По виду собеседниц можно было догадаться, что речь шла как раз о племянницах. Джо была отнюдь не в лучшем настроении, к ней вернулась прежняя раздражительность, но Эми, сознавая, что исполнила свой долг, была в самом ангельском расположении духа, и тетки сразу почувствовали это.

Они приветствовали ее любовным «моя дорогая», и взгляды их говорили то же, что они потом сказали друг другу: «Этот ребенок становится лучше с каждым днем».

— Ты собираешься помочь миссис Честер в устройстве благотворительного базара, дорогая? — спросила миссис Кэррол, когда Эми села рядом с ней с тем доверчивым видом, который так нравится пожилым людям у молодых.

— Да, тетя. Она попросила меня помочь, и я вызвалась торговать за одним из столиков, ведь я не могу предложить ничего другого, кроме моего труда.

— Я не собираюсь участвовать в этой затее, — вставила Джо решительным тоном. — Терпеть не могу, когда мне покровительствуют, а Честеры считают, что делают нам большое одолжение, разрешив помочь в устройстве их базара, где будут присутствовать всякие важные особы. Удивляюсь, Эми, как ты согласилась. Ты нужна им только для того, чтобы работать.

— Я согласна поработать, ведь я буду делать это не только для Честеров, но и для бывших рабов, в пользу которых пойдет выручка. И я считаю, что Честеры очень добры, позволяя мне принять участие в трудах и развлечении. Покровительство других не тяготит меня, если его оказывают из лучших побуждений.

— Совершенно справедливо и разумно. Мне нравится твой благодарный дух, моя дорогая. Очень приятно помочь людям, которые ценят наши усилия. Некоторые не ценят, и это досадно, — заметила тетя Марч, глядя через очки на Джо, которая сидела поодаль и раскачивалась в качалке с довольно надутым видом.

Если бы Джо только знала, какое огромное счастье ждет ту из них, в чью пользу склонится чаша весов, она в одно мгновение сделалась бы сущим ангелом, но, к несчастью, у людей нет окон в груди и мы не можем видеть, что происходит в сердцах наших друзей. Быть может, так лучше для нас, но в некоторых случаях это было бы таким удобством, такой экономией времени и чувств. Своим следующим замечанием Джо лишила себя нескольких лет удовольствия и получила своевременный урок, заставивший ее понять, что искусство сдерживать свой язык не последнее среди прочих.

— Не люблю благодеяний. Они угнетают, заставляют чувствовать себя рабом. Я предпочитаю делать все для себя сама и быть совершенно независимой.

— Хм! — кашлянула тетя Кэррол приглушенно и бросила взгляд на тетю Марч.

— Я же тебе говорила, — сказала тетя Марч, выразительно кивнув тете Кэррол.

В блаженном неведении относительно того, что именно она сделала, Джо сидела, задрав нос с вызывающим видом, отнюдь не располагавшим к ней.

— Ты говоришь по-французски, дорогая? — спросила тетя Кэррол, положив руку на руку Эми.

— Да, довольно хорошо благодаря тете Марч, которая позволила Эстер говорить со мной, когда я захочу, — ответила Эми, бросив на тетю Марч благодарный взгляд, заставивший старую даму улыбнуться.

— А как у тебя с языками? — спросила миссис Кэррол у Джо.

— Ни слова не знаю. Слишком тупая. И терпеть не могу французский — такой дурацкий, скользкий язык, — прозвучал грубый и резкий ответ.

Дамы снова обменялись взглядом, и тетя Марч сказала Эми: