Хороший мальчик. Строптивая девочка
Шрифт:
— А вы делили? — удивляется он, на что я киваю головой. — И кто победил?
— Сам как думаешь? — ухмыляюсь я, лёгким поцелуем касаясь его губ.
Стас ещё с неким недоверием поглядывает на меня, словно не веря в моё спокойствие. Неужели думал, что я ревновать начну?
— Всё хорошо, — поправляю и без того идеально стоящий ворот его рубашки.
— На нас смотрят, — совсем невпопад замечает он.
— Тебя это беспокоит?
— Нет… Просто… Вдруг для тебя это неприятно?
— Стас, я уже два года живу с фиолетовой головой, угадай, как обычно люди на меня реагируют?
Он расслабляется, я чувствую это своей ладонью, лежащей на его груди, и вижу в глазах,
— Ты голодная? — пытается он перевести наш разговор на что-то менее волнительное. Я соглашаюсь, хотя на самом деле аппетита нет, но так хоть чем-то себя займу. Всяко лучше, чем тупо стоять посреди комнаты, привлекая к себе всеобщее внимание.
Пока мы бродили между столов с закусками, Стас постоянно с кем-то здоровался и перекидывался парой фраз, не забывая каждый раз представлять меня всё тем же кратким «Вера». Кажется, он знал всех или это все знали его? Но в этот вечер я открывала своего мужчину с новой стороны. Сегодня он был в привычном для себя окружение, но это не были его братья, которые по непонятной мне случайности, прониклись ко мне симпатией с одного лишь оборота, и это не были мои друзья-приятели, которые знали меня и все мои выходки вдоль и поперёк. Это был его мир, и слова, сказанные Дамиром внизу, приобретали новое значение. Стас бы успешно вписался и среди «взрослой» тусовки, и вовсе не потому, что он умел подстраиваться. Главным здесь было совсем иное. Чернов сходу располагал к себе людей: одна наглая улыбка, один взгляд шоколадных глаз, одна невзначай брошенная фраза, и его собеседники просто плавились. Очаровательный. Непоколебимый. Мощный. В нём всегда чувствовался внутренний стержень, который заставлял его держать спину прямо и верить в правоту своих поступков. Скорее всего, он поэтому так и мчался вперёд на всех парах в отношениях со мной, потому что верил, что поступает правильно. Если у него в голове было представление о том, как надо, то ничто не было способно остановить его в достижении цели.
А ещё, Стас никогда не показывал своего превосходства. Он был выше многих в этом доме, статусней, шикарней, моложе, прекрасней… мой влюблённый мозг мог придумать сколько угодно сравнений, но итог всё равно был бы один. Стас всегда со всеми держался на равных. Будь это великий и могучий представитель сильных мира сего, обитающий в шикарной загородной усадьбе, или же испуганный курносый мальчик, ждущий, когда его родители решат свои проблемы и приедут за ним. Ему было реально без разницы, как и с кем общаться. Потому что он умел, мог и успешно практиковал это. Без цинизма, без заискиваний и двуличия. Что тоже было целым искусством оставаться собой, вопреки чужим ожиданиям и требованиям. Только в отличие от меня, отстаивающей себя с боем и скрежетом, Стасу это давалось абсолютно естественно, словно рождённый только для этого.
Временами он бывал резким и порывистым, или же взрывным и сумасбродным, но данные качества лишь придавали ему некий налёт шарма и уверенности.
В этот вечер я мало кого замечала, зачарованно следуя за Стасом и наблюдая за ним со стороны. Ревновала ли я его к окружающим? Нет. Чувствовала ли я себя покинутой? Нет. Было ли мне некомфортно? Нет. Мне не было плохо или одиноко, потому что горячая ладонь Стаса упорно не выпускала мою руку всё это время, но и места для себя в этом новом для меня мирке я пока не обнаруживала. И вопрос тут был не к Чернову, а в том, что люди вокруг были мне чужими, и мы с ними не собирались делать никаких шагов навстречу друг к другу, хоть Чернов и твердил всем подряд своё ёмкое «Вера». Об этом мне ещё предстояло подумать.
— Пойду, посижу, — шепнула
Стас впервые за этот вечер наклоняется ко мне и целует долгим и обжигающим поцелуем, ставя финальную точку в чужих обсуждениях и пересудах, которые до сих пор доносились до нас порой.
— Я скоро.
— Развлекайся, — прошу его, выныривая из его объятий.
Какое-то время сидела на большом круглом пуфе в отдалении от людей и писала Крольке. По-моему, она тоже переживала насчёт того, как я впишусь в местный антураж.
«Всё нормально» — в очередной раз за этот вечер повторяла я. И оно действительно было так. Нормально. Ни хорошо, ни плохо. У меня был самый шикарный мужчина в мире, правда, мир этот был каким-то чужеродным и малоинтересным, но ради Стаса можно было и постараться.
Ушла с головой в свои мысли и переживания, пытаясь всё правильно объяснить Крольке, что чуть не пропустила ЭТО. Играла гитара. Красиво, нежно, немножечко печально. И впервые за много лет моё сердце дрогнуло перед музыкой, наполнившись трепетом и ощущением чуда. Почти забытое чувство, погребённое под осколками прежней жизни.
Первым среагировало тело. Мышечная память она такая. У меня закололо пальцы, начиная медленно подрагивать, им словно не терпелось пуститься в дело. Где-то рядом со мной творилось моё чудо, рождалась МУЗЫКА.
Закрутила головой в поисках творца. Оказывается, кто-то уже давно отключил динамики, из которых в начале вечера разносилась попсовая музычка.
Он сидел у противоположной стены. Играл на акустике, без всяких примочек и усилителей. Получалось слишком тихо для такого помещения полного разговаривающих людей. Но то ли люди притихли заворожённые красотой звучащей мелодии, то ли просто моё фанатичное сознание игнорировало весь посторонний шум.
Он играл, а я во все глаза пялилась на то, как чужие пальцы проворно бегали по струнам, извлекая звуки аккордов один за другим. Даже моргать перестала.
Я так давно не играла. Вообще никак и ни на чём, запрещала себе думать об этом, но желание всё равно пропало гораздо раньше. Музыка и люди сотворили со мной настолько злую шутку, что последний раз, когда я попыталась сесть за инструмент, меня вырвало. Но пристальный взгляд стальных глаз продолжал требовать от меня невозможного. И вот тогда, захлёбываясь собственным отчаяньем и желчью, я поняла, что надо уходить.
Помню, в первый год своей обретённой свободы каждый раз сталкиваясь с уличными музыкантами, я в панике убегала в любом доступном направлении, лишь бы не слышать, лишь бы не помнить. Севка, видя мои мучения, перестал в присутствии меня доставать свою гитару, хотя в юности мы часто развлекались тем, что вместе распевали песни под её аккомпанемент, даже что-то там сочинять пытались.
За два года сформировалась твёрдая убеждённость, что таинственный мир музыки утерян для меня навсегда.
А тут… что-то пошло не так. Не знаю, в музыке ли было дело, парень у стены играл вполне неплохо, или же я сама изменилась, но мне вдруг до безумия захотелось точно так же. Играть. Ощущала себя запойным алкоголиком, перед которым в момент сильнейшего похмелья вдруг выставили бутылку — во рту пересохло, глаза слезятся, а руки дрожат.
Парень всё играл и играл, а я сидела и слушала, сдерживая в себе рвущиеся наружу рыдания.
Наверное, я оттаяла. Даже догадывалась, кому следовало сказать за это спасибо. Стасу. В очередной раз мне захотелось жить, а не выживать. Рядом с ним иначе не получалось.