Хорошо забытое старое
Шрифт:
– Все, – вздохнул сосед горестно, приплыли, – Теперь я, как честный человек, просто обязан буду на тебе жениться.
– Вот ещё, – фыркнула я весело, а он уточнил:
– Ничего не поделаешь. Хочешь-не хочешь, а завтра нас официально повенчают, сочинив три варианта слезливых историй любви. Ну как, встречаемся с паспортами у ЗАГСа? – повысив голос, спросил он в сторону соседской двери, за дверью что-то удивленно пискнуло, я сделала страшные глаза, понимая, чем мне грозит всё это, а он захохотал, открывая дверь. – Раз уж репутация все равно загублена, может, зайдешь? У меня есть отличный
– Ты… ты…, – я злобно зашипела, собираясь высказать ему все на свете. И про то, что я не давала ему право распоряжаться своей репутацией, и про то, что некоторых в этом мире, в отличие от него, всё же интересует мнение общественности, и про то, что, уж если на то пошло, женщинам в нашей стране дано гораздо меньше прав в этом смысле – если мужчина ведет себя легкомысленно про него что говорят? Горделиво-радостное: мужи-и-ик! Или уж, на крайняк, не обидное: «кобель», а про женщин что? Правильно, в основном непечатное. Уже набрав полную грудь воздуха и уничтожающе на него посмотрев, я вдруг передумала – таким неподдельным весельем горели его глаза, и рассмеялась, – А, чёрт с ним, идем! Все равно они будут сплетничать – и попусту. Надо дать им повод! – словив его удивленно-смеющийся взгляд, я гордо прошествовала внутрь, мысленно обругав себя за последнюю фразу, которая могла быть воспринята двусмысленно.
На самом деле мне было просто страшно, очень страшно вернуться домой, в пустую квартиру, зная, что где-то поблизости рыщет этот ублюдок, что он в любую минуту может вернуться и превратить мою жизнь в ад. Прикидывая как бы половчее объяснить всё это открывшемуся с неожиданной стороны соседу, я прошла в комнату и прибалдела – светлые стены, тёмный потолок, диван из белой кожи – в обстановке видна была умелая рука дизайнера.
– Здорово у тебя, – похвалила я, – даже не скажешь, что квартиры у нас одинаковые, так много места. – Собственный, вполне приличный ремонт вмиг показался сереньким и убогим.
– Да, девочки постарались, – равнодушно кивнул Лёнька.
– Почему ты здесь живёшь? – набралась я наглости. – Обычно люди твоего достатка предпочитают новостройки или коттеджи. Там нет любопытствующих старушек и дворовых сплетниц-соглядатаев.
– А вы, девушка, с какой целью интересуетесь? – хитро прищурившись, пошутил он. – Случайно, не из налоговой? Так вот, знайте: только прекрасные глаза неприступных соседок удерживают меня здесь, другой причины не может быть.
– Надеюсь, ты имеешь в виду тетку Раю? – рассмеялась я, и он энергично закивал в ответ.
– Да, неразделенная любовь, крепкие, но, увы, безответные чувства. Боюсь, что наш брак с бабусей воспримут как мезальянс. – Я снова захохотала, а он протянул бокал и пояснил деловито: – Если серьёзно, мне просто удобно. Квартира досталась от бабушки, продавать не хочу – детские воспоминания и всё такое… – Хотя неприступные соседки с прекрасными глазами произвели впечатление, – добавил он, приближаясь.
– Повезло мне! – преувеличенно бодро воскликнула я, ёжась под его взглядом, – Такие женихи рядом! Жаль что… – и испуганно замолчала, погасив улыбку.
– Жаль что – что, малышка? – он уселся совсем рядом, наклонился, вгляделся в лицо, – Что твоя подруга сегодня сказала правду? Конечно, жаль, но – тут уж ничего не попишешь, что было, то было, с этим придётся смириться. Глупо портить себе жизнь, переживая о том, чего никогда уже не сможешь исправить.
Его речь была плавной, тягучей, без малейшего признака свойственной ему иронии, и я постепенно расслабилась, подумав, что все опасения на его счет были преждевременны и напрасны. Скользкая тема была закрыта, и мы, дурашливо перешучиваясь, распили примерно полбутылки. Он не приставал, рук не распускал и вообще вел себя образцово, поэтому для меня стало полнейшей неожиданностью обнаружить себя так близко к нему, что ближе некуда – его рука нежно поглаживает мою руку, он сидит вплотную – бедро к бедру, практически обнимая меня, и лёгкая, дружеская атмосфера вдруг накалилась, воздух, казалось, заискрил вокруг, а мужчина, минуту назад излучавший спокойствие и добродушие, стал незнакомым, опасным.
Он почувствовал перемену, и, уставившись на меня долгим, гипнотизирующим взглядом, медленно наклонился, обдавая запахом хорошего парфюма и коньяка. Я в упор посмотрела на него, и, не отдавая себе отчета зачем, почему я это делаю, скорее повинуясь какому-то внутреннему порыву, инстинкту, протянула руку и провела кончиками пальцев по твёрдой, шершавой от проклюнувшейся щетины, щеке.
Его реакция поразила – он воспламенился мгновенно, как фейерверк. Секунда – и вот он уже целует меня, крепко держа в кольце своих объятий, даря дикие, непередаваемые ощущения, и чувствуется, что внутри его клокочет вулкан, и всё дрожит от сильного, едва сдерживаемого возбуждения.
Его руки – ненасытные, дразнящие, умело блуждали по мне, вовлекая в бешено кружащийся, выносящий из головы последние здравые мысли водоворот. Тело послушно отзывалось на его ласки, словно принадлежало ему уже не один год, дыхание участилось, стало прерывистым.
Забравшись мне под блузку, он глухо, по-звериному зарычал, вызвав во мне первобытный восторг – вот уж никогда не думала, что смогу подарить кому-то и – да! да! – главное, получить, такие эмоции, такую бурю сумасшедших эмоций, такой клубок чувств, впечатлений, желаний!
– Малышка, – пробормотал он хрипло, – девочка моя…
В живот уперлось что-то твёрдое… и – чары развеялись. Я одеревенела, будто окаченная ведром ледяной воды. Возбуждение, ни с чем не сравнимое чувство полёта, нереальности происходящего, исчезло, уступив место гадливости и страху. В его словах – тембре, интонации, я уловила тот мерзкий, ненавистный голос, который тоже называл меня «девочка» и тоже упирался в живот…
Я, только что радостно откликавшаяся на его ласки, стала с тем же пылом отпихивать его от себя, на ходу выкрикивая:
– Стой! Хватит! Остановись! Лёня, ты меня слышишь? Перестань, или я закричу!
Он медленно поднял голову, морщась словно бы от сильной боли и вкрадчиво произнёс:
– Нет нужды угрожать мне, малышка. Ведь ты уже кричишь. – Потом резко встал, подошёл к окну, отодвинул штору, немного посмотрел, засунув руки в карманы. Было видно – он берет тайм-аут, чтобы успокоиться.
Испытывая дикое чувство вины, я попыталась оправдаться:
– Я не хотела… Просто всё это так неожиданно.