Хосров и Ширин
Шрифт:
Тогда достигнул он шестидесяти лет,
И от стрелы любви уже забыл он след.
О том, как сладких стрел неистова отвага,
Повествовать в стихах он счесть не мог за благо.
К рассказу мудреца не тронулся я вспять:
Уже звучавших слов не должно повторять.
Я молвлю о делах, опущенных великим,
Велениям любви внимая многоликим.
Несколько
Всех зовов сладостней любви всевластный зов,
И я одной любви покорствовать готов!
Любовь — михраб ветров, к зениту вознесенных,
И смерть иссушит мир без вод страны влюбленных.
Явись рабом любви, заботы нет иной.
Для доблестных блеснет какой же свет иной?
Все ложь, одна любовь — указ беспрекословный,
И в мире все игра, что вне игры любовной.
Когда бы без любви была душа миров, —
Кого бы зрел живым сей круголетный кров?
Кто стынет без любви, да внемлет укоризне:
Он мертв, хотя б сто крат он был исполнен жизни.
Хоть над любовью, знай, не властна ворожба,
Пред ворожбой любви — душа твоя слаба.
У снеди и у сна одни ослы во власти.
Хоть в кошку, да влюбись. Любой отдайся страсти!
Дерись хоть за нее, ну что ж — достойный гнев!
Ты без любви ничто, хоть ты и мощный лев.
Нет, без любви ничьи не прорастают зерна,
Лишь в доме любящих спокойно и просторно.
Без пламени любви, что все живые чтут,
Не плачут облака и розы не цветут.
И гебры чтут огонь, его живую силу,
Лишь только из любви к полдневному светилу.
Ты сердце не считай властителем души:
Душа души — любовь, найти ее слеши!
Любовь поет кыблу, но помнит и о Лате,
К Каабе льнет, торит в языческой палате.
И в камне — если в нем горит любовный жар —
Сверкнет в добычу нам бесценный гаухар.
И если бы магнит был не исполнен страсти,
Железо привлекать он не был бы во власти.
И если бы весь мир не охватила ярь,
Не мог бы привлекать соломинку янтарь.
Но сколько есть камней, которые не в силах
Привлечь соломинку, — бездушных и застылых.
И в веществах во всех — а можно ли их счесть? —
Стремленье страстное к сосредоточью есть.
Огонь вскипит в земле, и вот в минуту ту же
Расколет землю
И если в воздухе и держится вода.
Все ж пасть в стремлении придет ей череда.
Для тяготения в чем сыщется преграда?
А тяготение назвать любовью надо.
О смертный, разум свой к раздумью призови,
И ты постигнешь: мир воздвигнут на любви.
Когда на небесах любви возникла сила,
Она для бытия нам землю сотворила.
Был в жизни дорог мне любви блаженный пыл, —
И сердце продал я, и душу я купил.
С пожарища любви дым бросил я по странам,
И очи разума задернул я туманом.
Я препоясался, пылая, — и постичь
Любовь сумеет мир, услышавший мой клич.
Не для презренных он! Мой стих о них не тужит.
Сладкочитающим, взыскательным он служит.
Вот сказ, но исказит мои стихи писец.
Страшусь: припишет мне свои грехи писец.
В оправдание сочинения этой книги
Когда, замкнувши дверь, в беседе с небосводом
Я время проводил, по звездным переходам
В раздумье странствуя, ища свои пути
Меж ангельских завес, чтоб скрытое найти, —
Я друга верного имел, и не случайно
Ему была ясна моих мечтаний тайна.
И в благочестье лев, он был — я знал о том —
Для всех врагов мечом, а для меня — щитом.
Лишь знание он чтил, в котором нет мирского.
Лишь знание он взял из всех сует мирского.
Вся серебрилась ночь под неземным кольцом,
И стал серебрян перст, гремя дверным кольцом.
Но светлый гость вошел не с миром, а для спора,
И речь его была исполнена укора:
«Да славишься вовек, ты, миродержец слов,
Кому счастливый рок способствовать готов!
Тебе ведь сорок лет, — раздел всей жизни ломкой,
Ты благостный свой лист сей повестью не комкай.
Ты соблюдал посты, ты благочестья свет,
Ты костью падали не разговляйся, нет!
Ведь не влеклось к тебе мирское вожделенье,
И ты к мирским делам не мчал свое стремленье.
Когда твое перо, горящее как луч,
От всех сокровищниц тебе врученный ключ.
Зачем на бронзу ты наводишь позолоту?