Шрифт:
Глава 1
След сигареты разносил свое суровое и поглощающее на пути пламя, когда я пришел в себя после мгновенной амнезии. Не понимаю, как так вышло. Весь холст был покрыт обугленными серыми краями, которые походили на помятые воротники и от которых поднималась легкая белая дымка со смольным запахом. Отверстие напоминало что-то между пингвином и кратером. Так и назову: «пингвин и кратер, которые оставил рассеянный художник, когда ушел в себя» И что теперь делать с этим? Выбросить? Или выставить на аукцион, как новаторское искусство импрессионизма…
Я выставил потухший холст на пороге и зажег очередную сигарету, при этом проветрив художественную
Мне очень нравятся сигареты «Кэмел», так как они имеют плотную набивку и легкий привкус турецкой древесины, в отличие от «Мальборо» или «Винстон». Когда приходилось докуривать последнюю сигарету, я заходил в первый магазин, и если их не оказывалось на витрине -выходил с латтэ и бродил по окрестности Чуо Уорд1 среди других маркетов. Однако со студенческих лет, обучаясь в художественном университете в префектуре Хоккайдо, я покупал пачку сигарет «Кент» и держал их в кармане, будь то на лекциях или в английском джаз-баре, где мы собирались с моим соседом Мицуморо каждый воскресный вечер, слушая репертуар молодых музыкантов и блуждая в поисках девушек на ночь.
Мы усаживались в центре боковых столов, которые открывали вид на готовящихся артистов и брали себе виски с колой, не доводя себя до опьянения.
______________________
1Чуо Уорд – одна из локальных улиц Японии, расположенная в префектуре Саппоро. Хоккайдо. Объединяет линию магазинов в шаговой доступности.
– Тебе каждый раз не кажется, когда мы заходим сюда, что фиолетовое освещение в зале слишком пошлое?
– Ну, немного отдает эротизмом, но для местного сборища сойдет. – ответил Мицуморо, оглядывая приходящих девушек в вечерних платьях. – Как раз для нас это место – клад джаза и свободы нравов. Хотя можно было и поменять освещение на желтое или…светлое.
– И как твоя девушка смотрит на то, что мы бываем здесь?
– А мы с тобой…любовники? – пристально посмотрел на меня Мицуморо и отпил немного виски. – Если так, то стоило меня оповестить об этом. Я бы надел на себя темное кружевное и шпильки.
Народ стал собираться, занимая свободные столики.
– Но если серьезно, разве ее не смущают твои воскресные похождения?
– Мне стыдно не за то, что она знает о моих похождениях, а за то, что ей приходится все это терпеть, сколько бы раз не предлагал бросить меня. Говорила, что это временно.
– И тебя это все устраивает?
– А что я должен делать? Просить каждый раз у Минато разрешения: слушай, я сегодня пересплю с той милашкой. Ты не против, как? Целовать не буду, только подвигаюсь внутри и разойдемся. Она достойна большего…я знаю.
На сцене в углу джазовый ансамбль стал играть репертуар Louis Armstrong из шестидесятых, который принес ему мировой успех, как одного из отцов джаза. За соседними столиками сидели молодые пары, говоря о будних заботах. Официанты проносились с подносами. Кто-то закуривал и читал журнал моды за 1978 год. Все было вполне похожим на дух этого времени, когда эпоха хиппи подходила к своему концу и на свет вышли Лед Зеппелин11и многие представители живого олицетворения секса и рока. Пожалуй, так и должно происходить, и меня это вполне устраивало.
– Эти кажутся очень милыми, подойдем? – спросил Мицуморо и кивнул на дальний столик. – Или в тебе проснулся монах и свободные отношения стали пучиной прошлого?
– Что ж, они и в самом деле хороши собой. Можем подойти к ним.
– Вот это, Исумара, в тебе мне всегда
– И что же это «высокое»?
– Сложно сказать…наверное, есть и все.
Мы познакомились в тот вечер с двумя девушками за дальним столиком. Одна была в темных очках с приятными чертами лица и короткой стрижкой. Подруга была немного ниже, в белой блузке с вырезами у плеч. Обе были привлекательны, но это можно было отнести к нескольким бокалам виски с колой, что проносили своим ветром по всему организму порывы легкого чувства смеха и возбуждения.
Мы сняли ближайший лав-отель, и я пошел в соседнюю комнату с девчонкой пониже. Мы разделись и легли на кровать, обнимая друг друга. Ее тело показалось мне очень гибким, чего я не замечал с предыдущими партнершами. Я целовал ее в шею, рукою двигая внутри влажного влагалища. Меня поразило то, как она извивалась под моими движениями, словно пыталась сказать мне: «можешь не бояться, я справлюсь». Я вставил пенис до упора и начал двигать им. Когда я поднял ноги, по ее телу прошла судорога, что я мог услышать ее сильное дыхание, от которого я не удержался и кончил.
– Наверное, мог и лучше. – произнес я и лег в сторону.
– Если после того, как от твоего пениса у меня впервые пробежала дрожь по всему телу. –возмутилась она и прильнула к моей груди. – то я хочу узнать это «лучшее» внутри себя.
– Ты не скромна на похвалу.
– Будь умницей – обними меня.
Я обнял ее и рассказывал о курсе лекции по истории живописи в Древнем Риме. Изображений быта римлян, их широкого тела и зеленых эдемских садов.
Она расспрашивала, как римским художникам удавалось так подробно расписывать тела людей. Гладила меня рукой вдоль тела, время от времени целуя в грудь. Мне часто приходилось рассказывать девушкам истории лекций или сюжеты прочитанных книг. Я рассказал ей об одной пьесе Чехова, в которой главный герой выстрелил в себя из ружья, но, к удивлению, оставшегося целым.
– почему он надумал в себя выстрелить? – спросила девушка и приподняла свой задумчивый взгляд. – разве не было иного выбора, кроме самоубийства?
– Как бы объяснить…он узнал, что девушка, к которой он имел особое расположение, полюбила успешного писателя и хотела сбежать с ним в Москву. Герой был один и, вероятнее всего, единственное, на что он мог пойти в такой ситуации – избавить себя от раздирающей боли в сердце. Скорее всего, так.
– А она помнила его после уезда?
– Что интересно… она вернулась одним вечером к их дому и встретила того человека. Писатель бросил ее и оставил без содержания. Даже спустя столько времени она хотела остаться с главным героем другом, ведь была бы ему несчастьем. Я часто перечитываю эту часть пьесы, но так и не могу осязать эту линию его безысходности.
– хм, Чехов и в самом деле может перевернуть в душе все верх дном, а ты сиди и разбирайся, как теперь жить с этим…
– в конце герой стреляет в себя вновь и на этом конец пьесы. – продолжил я и почувствовал, как ее нога ее медленно прошла между моими, касаясь пениса.
– Безумец и не больше! А тебе стоит меньше этого Чехова читать. – резка произнесла она и прижалась ко мне, подбирая под меня голову.
– Возможно и перестану со временем.
Я проводил рукою по ее гладкой спине, иногда проводя круг по плавным контурам ее ягодиц. Все мне в ней казалось таким шелковым и будто бы совершенным, что я заметил особую твердость в своем пенисе и не мог от нее избавиться.