Хотеть не вредно!
Шрифт:
Угощенье получилось на славу, спасибо Вале. Я простила ей даже томные взгляды, которые она постоянно бросает на Зилова, сама того не замечая. Вася подсел к ней и стал неуклюже ухаживать, подливая в бокал вино. Борис включил магнитофон, оттуда полилась тихая, ностальгическая музыка, что-то из семидесятых. Мужчины говорили о каком-то таинственном бизнесе, в который втянули и Бориса. Я испуганно посмотрела на него:
— Только не криминал! А то я знаю, в какой бизнес идут обычно бывшие афганцы!
— Я не афганец, — поправил меня Борис. — Я служил
После вкусной еды и обильных возлияний решили танцевать. Зилов пощелкал магнитофоном в поисках подходящей музыки и поставил Джо Дассена. Вася увел Валю, а Зилов подошел ко мне. Я волновалась, как в школьные годы.
— Помнишь наш первый танец? Нас буквально выталкивали навстречу друг другу, — шепчу я, вдыхая незнакомый, но приятный запах его одеколона.
— Я тогда здорово перетрусил, — усмехается Борис.
— Я тоже, но делала вид, что только сержусь. Господи, сколько же лет я не танцевала! Целую жизнь.
— Я тоже. Да я так и не научился.
Припомнив недавнюю обиду, я вдруг выражаю упрек:
— Ты, кажется, даже не заметил мою обновку. Зачем, спрашивается, я день на это убила?!
Зилов вместо ответа крепко прижал меня к себе.
Мы шептались и смеялись, и мне казалось, что в этой комнате мы одни. Однако песенка Дассена стихла, волшебство рассеялось. Я наткнулась вдруг на неприязненный взгляд Светы. Она весь вечер молчит, не размыкая плотно сжатых тонких губ, и кажется, смертельно скучает. Я заметила, что Швецов как-то полинял в ее присутствии. Он почти не шутит, а, сказав что-либо, сразу оглядывается на Свету, и оживление как рукой снимает. Надо же, думаю я, такая шмакодявка, а прибрала к рукам взрослого человека. Он явно ее боится. И чего тогда тащил ее с собой, спрашивается?
Валя гортанно смеялась в объятьях захмелевшего Васи и, кажется, они тоже не замечали ничего вокруг. Света и Швецов уединились в сенях и о чем-то пылко спорили. Нам с Зиловым пришлось заниматься переменой блюд и чаем, а когда все было готово, Света, вся красная, уже сидела на своем месте. Швецов мрачно уставился в тарелку. Борис, тревожно поглядывая на него, провозгласил тост:
— За наших прекрасных женщин!
Захмелевшая Валя завопила от восторга и полезла к Зилову целоваться. Только этого еще не хватало! К счастью, ее вовремя перехватил Вася. Борис дипломатично предложил еще потанцевать и тут же пригласил Свету. Не меняя выражения лица, она пошла с ним. Швецов будто перевел дух. Он исподтишка глянул на меня весьма лукаво и протянул руку, тоже приглашая. Я по инерции испуганно оглянулась на Свету, а Швецов храбро тряхнул головой.
— Весь вечер мечтал об этом танце, да простит меня Боря, — проговорил он, откровенно флиртуя.
Ну и кот!
— Не страшно? — я имела в виду Свету, но фраза прозвучала у меня неожиданно игриво.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанское! — ответил Швецов по-гусарски.
Я похихикала над ним, рассматривая Бориса и Свету, которые топтались на одном месте и о чем-то переговаривались. О чем они могут говорить? Что может быть у них общего? Лицо Зилова немного напряжено, а Света что-то торопливо шепчет, слов не разобрать.
— Ань, на самом деле мне надо поговорить с тобой, серьезно. Только ни слова Борьке — убьет, не задумываясь.
Склонившись к моему уху, Алексей Васильевич вполголоса начал:
— Знаешь, после смерти Высоцкого я грешным делом часто винил его жену, Марину Влади. Думаешь, почему?
— Почему? — удивляясь неожиданному повороту беседы, спросила я.
— Я считал, что если бы Марина не бросала его постоянно и не уезжала в Париж, то Володя дольше бы протянул. Она его бросила на произвол судьбы. Боролась, боролась за него, но переехать к нему не захотела. Париж свой боялась оставить: карьера, деньги… Жена должна быть рядом, всегда, особенно, когда трудно.
Я согласна с ним во всем. Сама так думала, но не бралась судить чужие отношения. Внутри семьи всегда есть много тайн и всяких тонкостей, которые посторонним не понять. Вот, например, для меня абсолютно непостижимо: как он сам, Швецов, уживается с этой маленькой змеей?
— Мы, мужики, как дети, — продолжал Алексей Васильевич, — За нами глаз да глаз нужен. Без женской заботы пропадаем.
— И к чему это предисловие? — подозрительно спрашиваю я.
Швецов глубоко вздохнул и продолжил:
— Не уезжай, не оставляй Бориса одного. Придумай что-нибудь, но останься с ним. Если, конечно, не хочешь, чтобы он уехал назад.
— Не хочу. Но я не могу разорваться на части: у меня там дети!
— Привози их сюда.
— Они не поедут. Они учатся, там у них друзья, вся жизнь.
Швецов неумолим и бьет по самому больному:
— Не поедут, значит, обойдутся без тебя. Придумай что-нибудь.
Я нападаю:
— Даже если бы и поехали, где здесь им жить?
— Это временно. Дом будет, за это я тебе головой ручаюсь.
Я страдаю:
— Почему же Борису не перебраться к нам?
Швецов еще издевается:
— А там у вас есть где жить?
Я сникла:
— У нас чужая квартира: снимаем. Тесно, конечно, но у меня в комнате можно было бы…
— Борис не поедет в Москву, я его знаю. И не требуй — это не для него. А здесь уже все есть: работа, бизнес, дом. Хорошая машина будет со временем. До Москвы рукой подать, а с машиной вообще нет проблем.
— Вот видишь, он не хочет в Москву, а я не могу здесь… — сникла я совсем.
— Он уже принес свою жертву, — глядя мне в глаза, проговорил Швецов. — Теперь твоя очередь. Он сделал шаг навстречу, сделай и ты. Если, конечно, не хочешь его потерять. За такую любовь нужно платить. Да и Борька, кажется, этого стоит.
На его лице опять появилась та мечтательная, нежная улыбка, с какой он говорил: "Зилов — это…" Танец закончился, на нас смотрели: Света довольно злобно, Зилов — с подозрением, прищурив глаза. А Валя с Васей куда-то незаметно исчезли. Провожая меня на место, Швецов еще шепнул: