Хотеть не вредно!
Шрифт:
— Знакомая, — вышла я из положения.
Тетка стояла у дверей и, кажется, не собиралась меня пускать.
— Борис Сергеевич болеет, грипп.
Я решилась идти в наступление:
— Вы, наверное, врач? У него температура? Давно он лежит?
Я узнала главное: Борис не уехал, он здесь! Остальное пустяки. Женщина немного поколебалась:
— Да нет, я не врач. Соседка. Вот, принесла ему малины, а он не взял. Молоко ему покупала, сам-то лежит в жару.
— Ой, спасибо за заботу! Теперь я приехала, буду выхаживать, — с этими словами я отодвинула ее в сторону и вошла в дом.
Ветхость и убогость лезли из всех углов. Тесные сени с тусклым окошком вели сразу на кухню,
Боря, видимо, спал. Лицо его осунулось и похудело. Рядом на столе валялись упаковки отечественного аспирина и градусник, стояла бутылка минеральной воды. Я не стала его будить, а, потихоньку сориентировавшись, переоделась в рубаху Бориса и начала уборку. Между делом вскипятила воду и заварила чай, который нашла на кухонной полке. Обнаружила полузасохший лимон в маленьком холодильнике, выжала его в чашку со сладким чаем. Поставила ее возле Бориса. Вымыв пол и протерев везде пыль, я села у изголовья больного и осторожно потрогала его лоб тыльной стороной ладони. Меня пугало, что он не просыпается и не подает признаков жизни. Лоб пылал, как печка.
Боря зашевелился и разлепил веки. Он смотрел на меня какое-то время, не понимая, видимо, бред это или явь. Я воспользовалась моментом и сунула ему подмышку градусник.
— Тебе надо пить, — я поднесла к его губам чашку с чаем.
Зилов попытался приподняться, но едва смог голову оторвать от подушки. Пил он жадно, губы его пересохли.
— Я всегда тяжело болею, если грипп, — с видимым усилием произнес он.
Градусник показывал сорок, от него остро пахло горячечным потом. Но это был родной запах. Беспомощность Бориса, его жалкая улыбка окончательно меня подкосили. Я зашмыгала носом и положила голову ему на грудь. Известна истина: мужчина — это ребенок, а если ребенок болен? Вы все отдадите, чтобы только он выздоровел. Я поняла, что никуда не уеду отсюда, пока не поставлю Бориса на ноги.
— Можно ли здесь вызвать врача? — спросила я.
— Не знаю.
Боря медленно провел ладонью по моим волосам и тихо проговорил:
— Заболеешь, не надо.
— Откуда здесь можно позвонить? — засуетилась я.
— Не знаю, — снова ответил Борис.
Я поняла, что лучше всего оставить его в покое. Пусть спит.
— Не уходи, — еле слышно донеслось с постели, когда я решила выйти и поискать телефон.
После этого я, конечно, не смогла оставить больного в одиночестве. Открыв окна, чтобы впустить свежий воздух (а он здесь действительно свежий), я заодно и помыла их. Солнце закатывалось, обещая назавтра сухой и светлый день. От влажных цветов пахло роскошным увяданьем. Вот он, тот необитаемый остров, о котором я мечтала. Зилов рядом, и больше никого. Рай в шалаше.
Однако надо предупредить детей, иначе потеряют. Я ведь ни словом не обмолвилась, что поеду в Коломну. Как же это сделать? Решение пришло само. В дверь постучали, я заметалась, не зная, одеваться мне или так и открыть, в одной рубахе. Стучали настойчиво, поэтому я не стала тратить время на одевание. Скорее всего, соседка, пусть полюбуется. Однако за дверью стоял Алексей Васильевич Швецов собственной симпатичной персоной. В руках он держал гостевой набор: цветы и шампанское. Он дернул уголком рта, осмотрев мой наряд, но, как воспитанный человек, не сказал ничего по этому поводу.
— Вот, решил сегодня вас навестить, выдался свободный вечер. Прошу прощения, если не вовремя, — и он двусмысленно хмыкнул.
Мне ничего не оставалось, как принять гостя по-светски, что было весьма трудно при голых ногах. Увидев спящего Бориса, Швецов замер на пороге.
— Он болеет. Грипп, — поспешила я разъяснить, чтобы избежать новых дурацких ухмылок.
Алексей Васильевич сразу повел себя как деловой человек. Он вызвал по сотовому знакомого врача, потом дал мне свой телефон, чтобы позвонить в Москву. Олька удивилась тому, что я в Коломне. Кажется, никто не заметил моего отсутствия. Только вот Ритка раскричалась, узнав, когда я собираюсь вернуться.
— Целую неделю?! Мамочка, а как же я?
Потом трубку взял Антон:
— Все будет в порядке, мам, не волнуйся. Я им устрою хорошую жизнь.
В трубке послышались возмущенные вопли девчонок, но я свернула разговор.
— Ну, все. Мне неудобно с чужого телефона говорить. Если будет возможность, то еще позвоню.
Швецов с уважением посмотрел на меня и спросил:
— Сколько же их у вас? Это дети?
— Да. Со мной осталось только трое. Старший живет отдельно. Можно я еще ему позвоню?
— Да, конечно.
Лешка на меня наорал:
— Мам, а что нам-то делать? У Насти занятия всю неделю, куда Аньку девать?
— А у тебя что?
— Я буду искать работу!
— Ищи. А пока посидишь с Аней. Ну, мне надо, Леш, тут человек тяжело болеет.
Лешка посопел в трубку и ответил:
— Ладно. Но только неделю!
Оставалось еще предупредить коллег и попросить о замене, что самое трудное и неприятное. Но и этот вопрос уладился удивительно легко. Раиса Сергеевна пообещала поменять лекции и перенести семинары. Свободна! В этот момент я представила себя Маргаритой, летящей над Москвой. Так редко мне удается испытать такое чувство свободы. Рай в шалаше на целую неделю! Только вот милый лежит с температурой сорок и надо принять гостя: он заслужил хороший прием. Извинившись, я прячусь за древним шкафом и переодеваюсь, наконец. Надо что-то поставить на стол, да и Зилова, коли вдруг есть захочет, кормить чем-то надо.
— Вы побудьте с ним немного, а я поищу дежурный магазин, — попросила я Швецова.
Тот спохватился:
— Нет-нет! Я должен был сам догадаться! Сидите дома, я скоро. Только скажите, что купить.
Мне было неловко: не люблю одалживаться. Однако список необходимых продуктов ему написала. В конце концов, это для его друга, а не для меня. Алексей Васильевич отбыл. Пока он отсутствовал, я разобралась с газовой плитой и поставила варить картошку, которую нашла в сенях, в мешке. Швецов выложил продукты, и я ахнула. Моя месячная зарплата была вбухана в них. Из пакета еще выглядывала вихрастая макушка ананаса.
Общими усилиями мы нарезали закуски и салаты, соорудили стол. Старались делать все тихо, чтобы не мешать Борису, но он несколько раз просыпался. Понаблюдав мирную картину нашего согласного труда, он пригрозил "Лёхе", что по выздоровлении оторвет ему голову. Когда все было готово, мы сели за стол и предложили Борису что-нибудь съесть. Он только пил чай с лимоном и отказался даже от ананаса и арбуза.
— Вы сами давайте, действуйте, — слабо махнул он рукой на стол.
Врач приехал, когда мы со Швецовым уже приняли шампанского и забыли о вызове. Он с удивлением обозрел наш пиршественный стол, но ничего не сказал. Осмотрев больного и прописав кучу ненужных лекарств, чтобы оправдать деньги, он ненадолго подсел к нам по просьбе Алексея Васильевича. Тот уже раздобыл коньячок и сам неплохо приложился, и врача угостил. Мне же хватило бокала шампанского. От усталости и голода я сразу опьянела, но старательно держала контроль над собой.