«Хотя держит нос налево»
Шрифт:
– - Ну и почему же?
– - А бог его знает, -- пожал плечами Резерфорд.
– - Ясно одно: определенные наборы фраз, не обязательно музыкальные, имеющие ритм, рифму или аллитерацию, накрепко привязываются к человеку, и избавиться от них очень трудно. А...
– - тут он умолк. О'Брайен вопросительно посмотрел на него. А что? Несовершенство семантики, -- медленно произнес Резерфорд.
– Интересно... Подумай. Джерри, "баба сеяла горох" можно в конце концов забыть. Такого типа фразу можно вычеркнуть из памяти. Но, предположим, существует фразеологическая цепочка, которую забыть
– - Пожалуй. Как в том анекдоте: если встретишь пегую лошадь, получишь большое наследство -- при условии, что проходя мимо нее, ни разу не подумаешь о ее хвосте.
– - Вот именно.
– - Резерфорд даже обрадовался.
– - Хватит одного идеального семантического узора, и забыть его будет невозможно. А идеальный узор должен включать в себя все. Он должен иметь ритм и ровно столько смысла, чтобы человек начал задумываться, в чем тут дело.
– - И можно придумать такой узор?
– - Конечно. Соединить лингвистику с математикой и психологией и посмотреть, что из этого получится. Возможно, нечто подобное случайно написали в средние века -- отсюда и безумные пляски.
– - Не нравится мне это, -- поморщился О'Брайен.
– - Слишком уж отдает гипнозом.
– - Даже если так, то это самогипноз, к тому же бессознательный. В этом и состоит вся прелесть идеи. Давай-ка попробуем; двигай сюда стул.
Резерфорд потянулся за карандашом.
– - Эй, папа, -- вмешался Билл.
– - А может, вы напишете эту штуку по-немецки?
Резерфорд и О'Брайен переглянулись, и в глазах у них вспыхнули дьявольские огоньки.
– - По-немецки...
– - повторил Резерфорд.
– - Ты ведь сдавал немецкий, правда, Джерри?
– - Да. И вы тоже его знаете. Почему бы и нет, можно написать и по-немецки. Нацистам, наверно, уже до чертиков надоел "Хорст Вессель".
– - Ну, ладно... так... ради пробы, -- сказал Резерфорд.
– - Сначала ритм. Назойливый ритм, но с цезурой, чтобы избегнуть монотонности. Мелодия нам не нужна.
– - Он принялся писать что-то на листке.
– - Конечно, это маловероятно, и даже если получится, Вашингтон все равно этим не заинтересуется.
– - Мой дядя -- сенатор, -- мимоходом заметил О'Брайен.
ЛЕВОЙ!
ЛЕВОЙ!
ЛЕВАНТИНЕЦ с РЕВОЛЬВЕРОМ
ЛЕВАКОВ не ПЕРЕНОСИТ.
ХОТЯ держит нос НАЛЕВО
ЛЕВОЙ!
ЛЕВОЙ!
ЛЕВАНТИНЕЦ с РЕВОЛЬВЕРОМ...
– - Ну, а если я кое-что знаю об этом?
– спросил сенатор О'Брайен.
Офицер разглядывал содержимое только что вскрытого конверта.
– - Мне вручили это пару недель назад, распорядившись, чтобы я не открывал его до получения приказа. И что теперь?
– - Вы прочли текст?
– - Прочел. Вы мучаете пленных немцев в адирондакском лагере. Дурите им
– - Разумеется, ведь вы не знаете немецкого. Но на немцев это вроде бы действует.
– - Я знаю по сообщениям, что они много танцуют и поют.
– - Танцуют... не совсем так. Это неосознанные ритмические движения. И при этом они повторяют этот...
– - как его?
– ...семантический узор.
– У вас есть перевод?
– Есть, но по-английски это полная бессмыслица, а на немецком имеет подходящий ритм и мелодику. Я уже объяснял вам...
– - Я знаю, сенатор, знаю. Но у Военного департамента нет времени на теории.
– - Если говорить коротко, то я вам советую передавать эту "считалочку" как можно чаще в программах, предназначенных для Германии. Это может зацепить и дикторов, но они справятся. Впрочем, нацисты тоже, но прежде вся их хваленая организованность лопнет как мыльный пузырь. Привлеките к сотрудничеству радиостанции союзников...
– - Вы всерьез верите в это?
Сенатор рассмеялся.
– - Честно говоря, не очень. Но мой племянник почти убедил меня. Он помогал профессору Резерфорду разрабатывать эту... формулу.
– - И убедил вас?
– - Ну-у... не совсем. Но сам он ходит и постоянно бормочет ее по-немецки. То же самое и с Резерфордом. Так или иначе, вреда это не принесет, а я хотел бы изучить вопрос до конца.
– - И все же, -- офицер взглянул на стишок, -- чем может повредить человеку, если он будет повторять эту песенку? И каким образом это поможет нам?..
ЛЕВОЙ!
ЛЕВОЙ!
ЛЕВАНтинец с РЕВОЛЬвером
ЛЕВАков не ПЕРЕНОСИТ
ХОТЯ держит нос НАлево
ЛЕВОЙ!
ЛЕВОЙ!
– - Aber[4]!
– - раздраженно сказал гауптман Харбен.
– - Aber, aber, aber!
– - Никаких "но"!
– - оборвал его командир, майор Эггерт.
– - Деревню следует тщательно обыскать. Люди из ОКВ[5] остановятся здесь по пути на Восточный фронт, и мы должны быть уверены, что нигде нет спрятанного оружия.
– - Но мы обыскиваем эту деревню регулярно!
– - Ну так обыщите еще раз, -- распорядился Эггерт.
– - Вы же знаете этих проклятых поляков. На минуту отвернешься, а они уже вытаскивают пушку прямо из воздуха. Мы не хотим, чтобы до фюрера дошли критические замечания по этому поводу. А теперь идите, мне нужно закончить рапорт.
– - Он перелистал пачку записей.
– - Поголовье скота, поголовье овец, ожидаемый урожай... Идите и дайте мне сосредоточиться. Повторяю приказ: тщательно все обыскать.
– - Хайль!
– - угрюмо отсалютовал Харбен и повернулся кругом. По пути к двери его ноги сами нашли знакомый ритм, и он начал что-то бормотать.
– - Капитан Харбен!
Харбен остановился и повернулся к майору.
– - Что вы там, черт побери, бормочете под нос?
– - А-а, это... у солдат появилась новая строевая песня. Глупая, но запоминается хорошо. Под нее отлично маршируется.
– - Что еще за песня?
Харбен презрительно отмахнулся.
– - Полная бессмыслица. Значит, так: "Левой! Левой! Левантинец с револьвером..."