Хождение за два-три моря
Шрифт:
— За Дон! За Волгу! За успех нашего предприятия! — Новое «ура!» пронеслось над тихой водой. Выпивая за успех, я случайно скосил глаза и увидел жирную цифру 13 на буе, возле которого «Гагарин» приветствовал свое второе море. Буй ехидно покачивался.
— Хватит, — приказал после второй рюмки шкипер. — Теперь давайте думать, куда пойдем.
Думали недолго. В Черном море пограничники запрещали ходить вдали от берега — следовательно, Азовское яхта пересечет напрямик, через самый его центр. Из тех же соображений экипаж высказался за ночной переход. Оставалось выяснить немногое: куда можно попасть, если ночью напрямик идти через середину Азовского моря?
— Сейчас посмотрю, — пообещал Сергей. Смышленый навигатор взял карту и провел от мыса Фонарь карандашную линию. Безупречная прямая уперлась в Бердянский залив.
— Около девяноста миль, — определил Данилыч, — ходу часов восемнадцать… Может, сразу в Таганрогский залив пойдем?
Я открыл лоцию, раздел «Наставления для плавания по генеральным курсам», и вслух прочел:
— «Плавание из Керченского пролива до Таганрогского залива и обратно осуществляется по рекомедованному курсу № 30, начинающемуся от светящего буя Варзовский (точка А-24). Пройдя светящий буй точки А-2 (46°32 8» N, 37°03 5» О), следует идти далее по рекомендованному курсу через точку А-3 (46°49 00» N, 37°19 08» О) в порт Жданов, затем…»
— Понятно, — перебил шкипер, — а в Бердянск как идти?
— «Плавание из Керченского пролива в порт Бердянск осуществляется произвольными курсами».
— Ладно, идем в Бердянск, — решил Данилыч и, закрывая демократическую часть совещания, уже командирским голосом предупредил:
— Чтоб ночью пристегивались! Достаньте страховочные пояса.
Даня иронически козырнул. Страховочные пояса, как же! Мы их и у Тарханкута не надевали. Снова застучал мотор, и «Юрий Гагарин» двинулся вперед.
Из главы «Гидрометеорологический очерк» лоции Азовского моря. Признаки перехода от спокойной (антициклонической) погоды к восточному шторму:
а) изменение направления ветра на восточное;
б) ровный ход или рост атмосферного давления;
в) повышение температуры воздуха;
г) уменьшение влажности воздуха;
д) усиление волнения моря.
Башня Еникальского маяка давно осталась позади, но Керчь-Еникальский канал все не кончался. Прорезая мелководье, искусственный фарватер далеко уходил от берега. В открытом море было как-то странно идти вдоль ровной линии сигар-буев, тянувшихся к горизонту, как столбы на большой дороге.
Азовское море встречало нас мертвой зыбью. При полном безветрии яхта чувствительно покачивалась. Пологие, прилизанные волны шли по желтоватой воде. Мы решили, что это остатки волнения, поднятого утренним ветром. Воздух был горячим, не по-морскому сухим.
— Какой закат! — восхитился Сергей, ни к кому специально не обращаясь. Щелкнул затвор «Зенита». Судовой врач питал упадническую страсть к заходящему светилу. Вечерний свет заливал половину цветных пленок.
Закат был действительно великолепен. Солнце опускалось в странную сизо-багровую дымку.
— Это либо к ветру, либо к большой жаре, — авторитетно заявил Данилыч. Я поддакнул:
— Скорее к жаре. Ветра не будет: барометр поднимается.
В это время дохнуло нечто легкое, нежное, почти неуловимое.
— Вот оно, — обрадовался шкипер, — восточный! Вполветра… — но Даня махнул рукой:
— Сильно слабенький. Вчера надо было идти, батя! Пропустили мы ветерок.
Робкое дуновение как бы прислушалось к словам мастера по парусам и стыдливо потухло.
— Не пойму здешней погоды, — сказал Саша. Я открыл лоцию на главе «Гидрометеорологический очерк» и прочел:
— «Гидрометеорологические условия в Азовском море различны…»
— Можешь не продолжать. Это мы сами видим.
— Тут есть раздел «Местные признаки погоды».
— А ну их к черту, — общее мнение выразил не кто-нибудь, а сам шкипер. — Ночные вахты нужно распределить, вот оно. Давайте так: с вечера Даня и Саша заступят, потом Сергей и Слава, а я…
— Минуточку! Я бы предпочел с Даней, — высказался судовой врач.
Я тут же заявил, что хочу в напарники Сашу. Матросы, каждый порознь, к этим пожеланиям присоединились.
— Вот даже как? — Данилыч внимательно оглядел команду. — Ладно, как хотите… А кто «собаку» будет стоять?
Лирическое название «собаки» носит вахта, на которую нужно заступать с двух. Такой способ разбить себе ночь считается наименее удачным.
Произошла короткая борьба великодуший. Я сказал шкиперу, что мы с Сашей готовы стоять всю ночь. Ну, может, не всю, а часов до трех.
— М-минуточку! Так и я с Даней готов, — моментально отреагировал Сергей. — Мы с вечера постоим, а они…
— Нет уж, — не согласился Саша. Борьба великодуший сползала на уровень кухонной свары. Высокие договаривающиеся стороны, друг с другом не общаясь, апеллировали к Данилычу. Переработать и недоспать — само по себе все это не страшно, но чтобы этим воспользовались другие! Не нужно делать из меня дурака!.. Уже начались, ни к селу ни к городу, воспоминания о том, кто стоял на руле последние два часа, уже аристократически побледнел Саша и Сергей втянул воздух — чшшш? — начиная закипать, когда Данилыч не выдержал:
— Противно на вас смотреть, вот оно! Сам всю ночь простою. Вы мне не нужны!
Команда опомнилась. Решено было тянуть жребий, и короткая спичка, означавшая «собаку», досталась нам с Сашей. Раздор затих. Данилыч прилег, а мы четверо тихо перекурили на палубе.
Было около половины одиннадцатого. Сизо-багровый закат догорел, луна еще не всходила. Мягкая мгла ночи была вся пронизана разноцветными, точечными, ничего не освещавшими огоньками. Небо, исколотое булавками звезд, стекало вниз и продолжалось в густой тьме воды.