Хождение за три моря
Шрифт:
– Ляжем вместе, – сказала Гера.
– А?
– Ляжем вместе.
Громыхнуло, и дождь усилился.
То, что она беременна, Гера почувствовала уже следующим утром.
Денег ей хватило только до Троицка.
После двух дней пребывания в Перми Джамбул исчез. С ним исчезла энная сумма. Конечно, оставшихся денег должно было хватить до
Питера, но ее одежда в этих зловонных кучах превратилась в жуткую хламиду, и Гера вынуждена была купить себе новую. Самая дешевая была в Second hand’е, но на нее ушло больше трети оставшихся денег. На общественную баню тоже ушло сколько-то: шампунь, мыло, полотенце, расческа. Пришлось еще приобрести зонтик – все время лил дождь. В троллейбусе, что вез ее на автостанцию, из заднего кармана джинсов карманник вытащил почти все деньги. Ладно хоть билет находился в другом кармане. Гера купила пирожок с грибами и села в битком набитый автобус. Всю дорогу накрапывал мелкий дождик.
В Троицке тоже шел дождь.
– И вот, значит, варю я поесть. И заваливается с экзамена Кирюха… ну, кришнаит этот. Жрать, говорит, охота. Я ему говорю: лапшу будешь по-китайски? А он на остреньком немного сдвинумши был. Шасть к столу. Не пробовал? – говорит. Я говорю: а как же, родной, не попробовать? Он с лица спал. Ешь, говорит, сам. А я ему: ты что, говорю, я же не лох-первогодка, я же вайшнав отпетый. Я, говорю, сначала предложил Кришне, но он отказался, говорю, в резкой форме…
Гера весело рассмеялась. Уже второй день она жила у Готье. Вообще-то фамилия молодоженов была Ивановы, но Роберт, которого этой фамилией наградила мамочка, был против. Его папой был французский негр, фамилии которого мама не помнила, ведь тогда был фестиваль молодежи и студентов, важны были не фамилии. Повзрослев, Роберт Иванов взял себе псевдоним Готье и отзывался только на Боба. Его жена звалась вообще-то Ритой, но ей имя переделал Боб, назвал Розой.
– Рита Готье – покойницкое имя, – ворчал он, памятуя о фильме Киры
Муратовой “Увлечения”.
Роза так Роза, не самое плохое имя.
– Да, кстати, мы тебе и билеты уже достали, – закончил свой рассказ невпопад хозяин двухкомнатной квартиры.
– Ты ничего в секрете держать не можешь, – сказала Роза, подливая в стаканы кипятку. – Мы думали, сюрприз получится.
Девочка широко открыла глаза.
– Какие билеты?
– До самого Петербурга. Завтра твой теплоход до Кирова, там на электричке до Малых Мостков, оттуда “Ракета” до Тихвина, и в общем вагоне до Питера. На электричку и “Ракету” билеты сама купишь, а вот на теплоход и поезд мы уже приготовили. – Роза сходила к себе в спальню и принесла кожаную дамскую сумочку. – Все здесь.
– Ты что, не рада? – удивился Боб. – Вот тебе и здрасьте! А мы-то всю жизнь мечтали в Питере побывать.
Это время, что девочка провела в гостях у забавной семейки, она почти не вставала с раздолбанного дивана – ноги страшно гудели.
– Я вам надоела? – спросила Гера тихо.
– В смысле? – не поняла Роза.
– Вы меня выгоняете? – уточнила Гера.
– Нет, мы отправляем тебя домой. Ты же не можешь все время жить у нас. – Это сказал Боб. Очевидно, он всегда формулировал свои мысли предельно четко, без двойного дна. – Завтра в семь утра ты поплывешь в Киров.
– Боб, она же после стихийного бедствия столько намоталась, не накручивай ее, – вступила в разговор Роза. – Поспи, Гера, завтра вставать рано…
Пока Роза и Боб убирали со стола чашки, блюдца и прочую бесполезную посуду, Гера заснула.
И ей снился сон, что Боб с Розой кружат вокруг нее, как акулы, и говорят: “Ты сколько людей погубила, девочка? Ты ведь и родню свою всю потопила. Иди сюда…” Недолго думая, Гера шарахнула чудовищ молнией, и они исчезли.
Соседям сверху показалось, что у этих придурков снизу что-то взорвалось. Впрочем, потом стало тихо.
Утром Геру разбудил будильник. Она открыла глаза. Могучего храпа
Боба слышно не было. Девочка встала с дивана и тихо позвала:
– Боб! Роза!
Никто не ответил. Сразу стало страшно, как тогда, на катере, когда неизвестно куда потерялась тетя… как ее… повариха. И как странно смотрел на нее капитан с почти женским голосом.
Девочка быстро собралась, взяла сумочку и выскочила из квартиры.
Муса очнулся от запаха уксуса. Он долго не мог открыть глаза, а когда наконец-то открыл – долго не мог сфокусировать взгляд. Потом все же сфокусировал.
Мама Геры тщательно протерла лицо Мусы. Он облизнул губы.
– Ну слава Богу, – сказала теща. – Неделю температуру сбивала.
– Что?.. – По лицу Мусы было видно, что он не помнит, что вообще случилось.
– Наводнение было. Три моря, не поверишь, получилось. Наше море
Новым назвали. Города, деревни – все под водой. Гера, видимо, потонула. – Мама тяжело всхлипнула. – Брата твоего тоже найти не можем.
– А папа? Виталик, Иринка?
– Да они-то слава Богу…
Получалось, что почти все живы.
Со временем у Мусы сложилось впечатление, что никто, собственно, и не погиб во время этих странных наводнений. Все знакомые оказались живы, и их родственники, и знакомые знакомых, родственники родственников. Бабушка одного из его коллег потом рассказывала, что и после войны было так же. Похоронки за всю Отечественную текли рекой, а как закончилась война, то тут, то там радость: вернулись, несмотря на похоронки.
Он не стал писать матери о том, что жив. В конце концов мать свою он знал, она всегда любила только Джамбула, и того, что младший не остался в живых, она Мусе никогда не простит. Поэтому он решил осесть в Малых Мостках, вместе с родственниками покойной жены, и в конце концов успокоился.
Правда, однажды он все же вздрогнул, проходя мимо пристани Малых
Мостков пасмурным днем, через месяц после наводнения.
Полупрозрачное лицо его жены совершенно спокойно проплыло перед глазами Мусы. Он наблюдал призрак в течение пяти с половиной минут, пока привидение шло в толпе беженцев к трапу. Потом оно пропало.
Версий о причинах наводнения не было. Всем точно было известно, что одна девка рожала, вот и выперло ее на три моря.
Поезд прибыл на “Санкт-Петербург – Главный” с опозданием на три часа. Из общего вагона номер шесть на перрон вышла неброско одетая девочка с кожаной сумочкой через плечо. Под раскрытым зонтиком она прошла по перрону и через здание вокзала вышла на Невский проспект, где нырнула в метро.
Через некоторое время девочку можно было заметить у четырехэтажного шлакоблочного дома постройки “еще при Сталине”, и вскоре резкая трель дверного звонка засвидетельствовала прибытие девочки на третий этаж, в квартиру номер восемь.
Дверь отперли. Маленькая татарка с седыми распущенными волосами близоруко вглядывалась в темноту лестничной площадки, включила свет в коридоре и наконец узрела свою визави.
– Здравствуйте, Джамиля Хусаиновна, – поздоровалась девочка.
– Ты? – Джамиля Хусаиновна с удивлением и нескрываемой неприязнью оглядела невестку, стоящую на лестничной площадке. – Входи…