«Хозяева» против «наемников»
Шрифт:
Противостояние «хозяев» и «наемников» протекало в различных сферах российской жизни.
Арена борьбы: двор, администрация, армия
Немецкий вопрос в России возникает только при Петре I. Разумеется, немцы жили на русской земле и находились на русской службе в качестве специалистов по военному делу и раньше, но тогда возможность «для иностранца проникнуть в политическую элиту России» практически отсутствовала, «минимальные шансы давала лишь полная ассимиляция иностранца с отказом от собственной идентичности через принятие русского подданства и крещение в православие, но и при этом ему приходилось в лучшем случае довольствоваться ролью советника» [18] . Только благодаря петровским реформам с их явно выраженным предпочтением личных заслуг перед знатностью рода стало возможным «массовое пришествие «немцев» из разных стран <…> Именно тогда узкий круг специалистов увеличился до 10 тысяч человек» [19] . Кроме того, после Ништадтского мира со Швецией (1721) в состав империи вошли Лифляндия и Эстляндия, «благородное сословие» коих представляли исключительно немцы, также влившиеся в российскую социально — политическую элиту.
18
Петрухинцев Н. Н. Немцы в политической элите России в первой половине XVIII в. // «Вводя нравы и обычаи Европейские в Европейском народе». К проблеме адаптации западных идей и практик в Российской империи. М., 2008. С. 66.
19
Курукин И. В. Бирон. М., 2006. С. 245.
Первоначально немцы заняли весьма весомое место в армии и на флоте, поскольку Петр видел в них главных агентов европеизации вооруженных сил. В 1709 г. (после Полтавы) российский генералитет на 64,3 % (33 чел. из 51) состоял из иностранцев, среди которых немцев — 63,6 % (21 чел.), т. е. 41,2 % от общего состава [20] . Значительно меньше (но также
20
Петрухинцев Н. Н. Указ. соч. С. 72–77.
21
Там же. С. 80–81.
Уже тогда обилие иностранцев вокруг царя вызывало серьезное недовольство «природных русских». Ф. Х. Вебер, выходец из Брауншвейга, почти четыре года стоявший на русской службе, в своих записках сообщает, что «московиты» повинуются петровскому повелению учиться у иностранцев «с затаенною гордостию, которая мешает им вникнуть в то, чему их обучают, и заставляет их думать о себе, как о народе передовом, более ученом и смышленом, чем их учителя, которых они ненавидят и преследуют <…> они не могут понять, что какой — нибудь достойный иностранец, явившийся к ним на службу, руководится побуждением, отличным от желания приобрести только деньги и в добавок издеваются даже между собой над иностранцами…» [22] .
22
Цит. по: Стенник Ю. В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно — исторической мысли XVIII — начала XIX века. СПб., 2004. С. 28. Еще раньше, в 1698 г. участники последнего стрелецкого бунта, по свидетельству одного из живших в Москве иезуитов, намеревались «истребить совершенно немцев и их слободу, этот удар всегда грозит этой народности и всем нам с ней, если не дай Бог умрет светлый царь…» (цит. по: Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М., 2006. С. 301). Вождь казацко — крестьянского восстания в 1707–1709 гг. Кондратий Булавин призывал своих сторонников бороться против «князей, бояр, прибыльщиков и немцев» (Там же. С. 304).
Политику Петра по привлечению иноземцев последовательно продолжали все его преемники. В 1729 г., в «антизападническое» правление Петра II, при котором столица символически снова вернулась в Москву, в полевой армии служил 71 генерал, из них 41 иностранец (т. е. 57,7 %). А всего нерусских генералов и обер — офицеров (считая майоров) было 125 чел. из 371 (т. е. 34 %). В 1725 г. все высшие офицеры флота (за исключением Ф. М. Апраксина и еще двух человек) являлись иностранцами [23] . Иноземцы на русской службе получали жалованье в полтора — два раза больше, чем «природные русские». В декабре 1729 г. такую же привилегию получили немцы — российские подданные из Остзейского края [24] .
23
Анисимов Е. В. Анна Иоанновна. М., 2002. С. 295.
24
Зутис Я. Остзейский вопрос в XVIII веке. Рига, 1946. С. 19.
Таким образом, исследователи, оспаривающие известный афоризм Ключевского: при Анне Иоанновне «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка» [25] , — разумеется, правы. Немцы «посыпались» в Россию гораздо раньше. Более того, именно при Анне их преимущества несколько поубавились: в 1732 г. было отменено упомянутое выше различие в жалованье между русскими и иностранцами вкупе с остзейцами. Процент же иноземцев в армии вырос не слишком сильно. В 1738 г. нерусских генералов и обер — офицеров было 192 из 515 (т. е. 37,3 %). Во флоте их стало значительно меньше: в 1741 г. из 20 капитанов — 13 русские [26] . В 1722 г. из 215 ответственных чиновников государственного аппарата «немцев» было 30 чел., в 1740 — 28 [27] . В 1731 г. правительство Анны Иоанновны установило в Шляхетском корпусе процентную норму для принятия «русских немцев» и иноземцев: 50 мест на 150 для русских [28] .
25
Ключевский В. О. Курс русской истории // Его же. Соч. в 9 т. М., 1989. С. 272.
26
Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 295–296.
27
Курукин И. В. Указ. соч. С. 259.
28
Зутис Я. Указ. соч. С. 162.
Все так, и, конечно же, трактовка «бироновщины», характерная для позапрошлого века («это была партия немцев, захвативших, можно сказать, Россию в полон» — П. К. Щебальский [29] ) страдает явным преувеличением. Но впадение в другую крайность — отрицание этнического конфликта между русскими и немцами в эту эпоху, дезавуирование понятий «русская» и «немецкая» «партии» — также не слишком продуктивно [30] . Во — первых, отмечая отсутствие роста процентного присутствия немцев в армии и госаппарате, борцы с «бироновским мифом» обычно игнорируют качественное усиление их влияния. «Немцы впервые оказались во главе ключевых гражданских и военных ведомств (Остерман — Иностранной коллегии, Миних — Военной; Курт фон Шемберг — горного ведомства; Карл фон Менгден в конце царствования Анны Иоанновны — Коммерц — коллегии). Кроме того, через новые созданные по их предложениям учреждения (Кабинет министров) — также во главе общегосударственных ведомств, руководивших Российской империей» [31] . (Не говоря уже об особой, формально не обозначенной роли самого Бирона и братьев Левенвольде). Во — вторых, совершенно неправильно полагать, что этноконфликт развивается исключительно на почве «национальной неприязни» как таковой, что ему якобы противопоказана «борьба личных самолюбий или каких угодно интересов», — они сопутствуют любому типу конфликтов и во многом их стимулируют. В-третьих, именно в период «бироновщины» немцы впервые стали играть при самодержавии ту роль, которая столь нравилась российским монархам, но была столь ненавистна русскому дворянству — роль «императорских мамелюков» [32] . В-четвертых, более высокий уровень привилегий тех же остзейцев по отношению к статусу русских дворян все же бросается в глаза. Ю. Самарин остроумно сравнил два государственных документа о вербовке на службу русских и остзейцев в 1734 г. В первом случае это выглядит так: «подтвердить новыми крепчайшими указами, чтоб все к службе годные недоросли и молодые дворяне сысканы и при армии, артиллерии и флоте определены были». Во втором — несколько иначе: «публиковать пристойными указами, чтоб в Лифляндии и Эстляндии из дворянства и купечества охочих в службу военную принимать» [33] . Почувствуйте разницу! Наконец, в-пятых, некоторые новейшие работы по данной эпохе скорее подтверждают факт существования «немецкой» и «русской» «партий».
29
Там же. С. 135.
30
Напр.: «Никакой «немецкой партии» при российском дворе во времена Анны Иоанновны не было — было вполне очевидное преобладание иноземцев и среди них немцев в тех областях управления, военного дела и т. д., которые нуждались в коренном преобразовании; придворная и правительственная среда была ареной борьбы личных честолюбий или каких угодно интересов, но только не борьбы национальных элементов — «русской партии» во главе с А. П. Волынским (выдвиженцем Бирона) — с немцами» (Искюль С. Н. Немцы в российской государственности XVIII — нач. XX вв.: историко — культурные аспекты // Немцы в государственности России. СПб., 2004. С. 12).
31
Петрухинцев Н. Н. Указ. соч. С. 86.
32
О феномене «мамелюкства» как одном из способов «оскопления» опоры централизованной власти, дабы первая состояла из людей или групп, «которые оказались бы беспомощными без поддержки пользующегося их услугами государства», см. интересные и прямо относящиеся к нашей теме замечания: Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991. С. 50–56.
33
Самарин Ю. Ф. Указ. соч. С. 541.
Скажем, Н. Н. Петрухинцев, опираясь на обширный архивный материал, интересно реконструирует их борьбу в начале 1730-х гг. По его мнению, с середины июня по декабрь 1730 г. «разыгрался основной раунд борьбы между русской знатью и новым окружением императрицы», последнее он именует «немецкой группировкой» [34] . Центром консолидации «антинемецкой группировки» сделался Сенат, в свою очередь, немцы тоже консолидировались и сумели расколоть противников, например, А. М. Черкасскому была навязана помолвка его дочери с Р. Левенвольде, который эту помолвку разорвал, как только победа немцев стала очевидной. А после смерти фельдмаршала М. М. Голицына (декабрь 1730 г.) «организованное сопротивление русской знати было в основном сломлено. Ее группировка превратилась аморфное скопление недовольных, неспособных к организованным действиям, продолжавшее сдачу позиций» [35] . Затем в 1731 г. последовали арест и суд над фельдмаршалом В. В. Долгоруким, сказавшим что — то нелестное в адрес императрицы, о чем последней доложили два немца —
34
Петрухинцев Н. Н. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота. СПб., 2001. С. 51. О том, что русским вельможам отнюдь не было чуждо восприятие придворной борьбы через призму «национальных интересов» свидетельствует интереснейшее письмо И. М. Волынского А. П. Волынскому от 7 июля 1730 г.: «О князе Алексее Михайловиче [Черкасском] здесь ничего не слышал и думаю, что неправда, токмо у них, у Семена Андреевича [Салтыкова] и у прочих россиян с немцами несогласно, токмо у Юсуповых с немцами мило имеет, а паче с Остерманом. Токмо они сильны Бироном, а всех немцев двое — Левольдов [Левенвольде], да Остерман и Бирон, да еще курляндцев двое, и сверх того еще введены Остерманом из его служителей двое в пажи, и сколько нашим не думать, их не пересилить» (Там же).
35
Там же. С. 58. См. также у Соловьева: «Опала [А. И.] Румянцева [в начале 1731 г.] <…> произвела страшное раздражение против немцев. Польский посланник Потоцкий в разговоре с секретарем французского посольства Маньяном сказал: „Боюсь, чтоб русские не сделали того же с нецами, что сделали с поляками во времена Лжедмитрия, хотя поляки и не подавали таких сильных причин к ожесточению“. Маньян отвечал ему: „Не беспокойтесь: тогда не было гвардии, а теперь у русских нет вождя по смерти фельдмаршала Голицына“» (Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 10. М., 1993. С. 259).
36
Петрухинцев Н. Н. Царствование Анны Иоанновны… С. 63–64.
37
Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 11. М., 1993. С. 49.
Свидетельств о том, что русские воспринимали «бироновщину» именно как господство «немецкой группировки» предостаточно в донесениях иностранных дипломатов, следственных показаниях, мемуарах и дневниках современников. К. Г. Манштейн, например, в своих записках отмечал, что «до некоторой степени можно извинить эту сильную ненависть русских дворян к иноземцам», ибо «в царствование Анны все главнейшие должности были отданы иноземцам, которые распоряжались всем по своему усмотрению, и весьма многие из них слишком тяжко давали почувствовать русским власть, бывшую в их руках» [38] . Антинемецкие настроения проникали и «в народ», в собрании народных песен П. В. Киреевского есть песня о молодом сержанте, который «в раздумьи горько плакал» о том: «Что нами теперь властвует / И не русский князь отдает приказ, / А командует, потешается / Злой тиран Бирон из Немечины» [39] . В свою очередь и властвующие немцы не слишком прятали свою русофобию, леди Рондо, жена английского посла в России, писала о Бироне: «Он презирает русских и столь ясно выказывает свое презрение во всех случаях перед самыми знатными из них, что, я думаю, однажды это приведет к его падению» [40] . Да, на властной вершине были и русские, но там удерживались только те из них, кто умел подлаживаться к немцам и не пытался проявлять самостоятельности. Опалы А. И. Румянцева, А. В. Макарова [41] , В. Н. Татищева [42] , гибель А. П. Волынского это ясно доказывают. В размышлениях и планах последнего (каковы бы ни были его личные мотивы столкновения с Бироном) «немецкая» тема ощутимо присутствует. Он полагал, что «от иноземцев государство всегда находится в худом состоянии, от чего вред государству и государю быть может» и, следовательно, министры должны быть «свои природные» [43] .
38
Цит. по: Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII века: Борьба за наследие Петра. М., 1986. С. 27.
39
Цит. по: Зутис Я. Указ. соч. С. 190.
40
Цит. по: Курукин И. В. Указ. соч. С. 280–281.
41
Ему, в частности, вменялись в вину разговоры о преобладании немцев при дворе (см.: Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1989. С. 320–325).
42
В 1738 г. в результате конфликта с Бироном и Шембергом Татищев был отстранен от руководства Оренбургской экспедицией, лишен всех званий и взят под домашний арест (см.: Кузьмин А. Г. Татищев. 2-е изд., доп. М., 1987. С. 255–256). Ранее Татищев сталкивался с Бироном в связи со своей попыткой «русифицировать» Горный устав: «Усмотря, что от бывших некоторых саксонцев в строении заводов все чины и работы, яко же и снасти, по — немецки названы, которых многие не знали и правильно выговорить или написать не умели», а также «сожалея, чтобы слава и честь отечества и его труд теми именами немецкими утеснены не были, ибо по оным немцы могли себе ненадлежащее в размножении заводов честь привлекать», Татищев «все такие звания оставил [отменил], а велел писать по — русски». Бирон «так сие за зло принял, что не однова говаривал, якобы Татищев главный злодей немец [против немцев]» (Там же. С. 221–222).
43
Корсаков Д. А. Артемий Петрович Волынский и его «конфиденты» // Его же. Из жизни русских деятелей XVIII в. Казань, 1891. С. 310. Прусский посланник А. Мардефельд сообщал в Берлин 16 июля 1740 г.: «Волынский хотел прежде всего умертвить герцога Курляндского [Бирона], если ему не удастся отделаться от него иначе, и изгнать фельдмаршала графа Миниха, его брата, тайного советника, графов Остермана и Левенвольде и вообще всех Немцев…» (Там же. С. 316).
Продолжившееся (несмотря на устранение Бирона) при наследниках Анны Иоанновны — Иване VI и Анне Леопольдовне «немецкое засилье» стало одной из важнейших причин свержения «брауншвейгского семейства» и воцарения Елизаветы Петровны [44] . Любопытно, что шведы, начавшие в 1741 г. войну против России, пытались использовать «немецкий» фактор в своих политических целях. От имени фельдмаршала Левенгаупта распространялся манифест, в котором говорилось, что «королевская шведская армия вступила в русские пределы не для чего иного, как для получения <…> удовлетворения шведской короны за многочисленные неправды, ей причиненные иностранными министрами, которые господствовали над Россиею в прежние годы <…> а вместе с тем, чтобы освободить русский народ от несносного ига и жестокостей, с которыми означенные министры для собственных своих видов притесняли с давнего времени русских подданных, чрез то многие потеряли собственность или лишились жизни от уголовных наказаний или, впадши в немилость, бедственно ссылались в заточение <…> намерение короля Шведского состоит в том, чтобы избавить достохвальную русскую нацию, для ее же собственной безопасности, от тяжелого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании и предоставить свободное избрание законного и справедливого правительства, под управлением которого русская нация могла бы безопасно пользоваться жизнию и имуществом, а со шведами сохранять доброе соседство. Этого достигнуть будет невозможно до тех пор, пока чужеземцы по своему произволу и из собственных видов будут свободно и жестоко господствовать над верными русскими подданными и их соседями — союзниками». Этот манифест вызвал настоящую панику при императорском дворе (Анна Леопольдовна сказала, что он «остро писан») и в правительстве. Остерман и вице — канцлер М. Головкин всерьез обсуждали перспективу высылки немцев из страны. Шведская пропаганда явно попала в «десятку» [45] .
44
После прихода к власти Елизаветы Остермана судили за то, что он «употреблял чужих наций людей, а не российских природных». 18 апреля 1742 г. в Петербурге произошла пьяная драка между солдатами Семеновского полка и офицерами — иностранцами, солдаты нападая на них кричали: «…у нас указ есть, чтоб вас всех перерубить, надобно всех вас, иноземцев, прибить до смерти; вас немецких собак, всех сегодня перевешают», причем, собравшийся вокруг петербургский люд явно поддерживал эту идею, крича: «Надобно иноземцев всех уходить» (Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. 11. С. 135, 141–142). Сразу же после елизаветинского переворота «в лагере под Выборгом против немцев поднялся открытый бунт гвардии, усмиренный только благодаря энергии генерала Кейта…» (Ключевский В. О. Указ. соч. Т. 4. С. 278).
45
См.: Анисимов Е. В. Иван VI Антонович. М., 2008. С. 185–186.
Другое дело, что «немецкая партия» была лишь орудием самодержавия, а не наоборот, как полагали многие историки позапрошлого столетия, перелагавшие, таким образом, вину за преступления последнего на первую. Я склонен согласиться с И. Курукиным в том, что «бироновщина» «означала не столько установление «немецкого господства», сколько создание лояльной управленческой структуры <…> Бирон и другие деятели той поры <…> „достраивали“ именно петровскую машину управления…» [46] . Самодержавие в лице Анны Иоанновны попыталось порвать свою зависимость от русского дворянства, образовавшуюся в 1727–1730 гг., используя как «точку опору», служащих не государству, а «нам», «мамелюков» — немцев.
46
Курукин И. В. Указ. соч. С. 403.