«Хозяева» против «наемников»
Шрифт:
Показателен в этом отношении принцип комплектования новых гвардейских Измайловского и Конногвардейского полков (1730), созданных в качестве противовеса — «старым» Семеновскому и Преображенскому, выразителям дворянских интересов [47] . В указе об образовании Измайловского полка говорилось: «А офицеров определить из лифляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев и из русских, не определенных против гвардии рангами», т. е. не входивших в гвардейские чины [48] . В результате: «В общем составе офицеров Измайловского полка иностранцы составляли меньшинство (27 из 76, т. е. 35,5 %), однако именно они занимали все ключевые позиции в полку: среди высших офицеров (включая капитанов — командиров рот) русских было только 3 из 14 чел., т. е. 21,1 %, только один был майором» [49] . Командиром полка стал обер — шталмейстер К. Г. Левенвольде, после его смерти (1735) эту должность приняла сама императрица, подполковником — шотландец Джеймс Кейт, одним из двух майоров — Густав Бирон, брат временщика. Рядовой состав набирался из украинских однодворцев. В Конногвардейском полку из 37 офицеров 15 чел. (40,5 %) оказались иностранцами, причем среди обер — офицеров (включая ротмистров) — 7 из 11 (64,6 %) [50] .
47
По свидетельству Манштейна, эти полки «должны были служить противодействием остальным старым и сдерживать народ от попытки к мятежу…» (цит. по: Петрухинцев Н. Н. Царствование Анны Иоанновны…С. 110).
48
Анисимов
49
Петрухинцев Н. Н. Царствование Анны Иоанновны… С. 111.
50
Там же. С. 112.
Характерно, что, когда самодержавие отступало перед дворянством, шло с ним на компромисс (при Елизавете Петровне и Екатерине II) количество немцев в высших эшелонах власти заметно сокращалось, а при «антидворянских» царях (Петр III, Павел I, Александр I, Николай I) немецкое влияние, напротив, усиливалось. Характерна и разница в восприятии этих «монархинь» и монархов в сознании русских дворян: в первом случае, как правило, их правление расценивалось как «золотой век», во втором — трудно найти примеры позитивных оценок.
«Бироновщина» надолго осталась для русского дворянства самым жутким символом самодержавного произвола [51] , даже в николаевскую эпоху такие полярно разные люди как Вигель и Герцен используют этот жупел как обозначение «немецкого тиранства». Больше никогда немцы не достигали таких высот, но, с другой стороны, именно с этой поры остзейские немцы «закрепили за собою около 25 % должностей в армии» [52] . Устойчивые позиции немцев в армии и госаппарате сохранялись и в «национальное царствование» Елизаветы (8,2 % гражданских служащих в центральных учреждениях страны, 2 из 5 полных генералов, 4 из 8 генерал — лейтенантов, 11 из 31 генерал — майоров [53] ), и позднее (в 1762 г. иностранцы составляли 41 % высшего офицерства, из них три четверти — немцы [54] ).
51
Вигель рассказывает трагикомический эпизод о том, как в начале 1800-х гг. жена курляндского губернатора А. А. Арсеньева, придя к гробнице Бирона, «велела открыть гроб <…> и плюнула ему в лицо». Комментируя этот случай, Вигель склонен оправдать Арсеньеву соображениями национальной мести: «Не знаю, до какой степени можно осудить это бабье мщение; конечно оно гадко, но тут не было личности, а наследственное чувство ненависти ее соотечественников» (Вигель Ф. Ф. Указ. соч. Кн. 2. С. 851).
52
Зутис Я. Указ. соч. С. 182.
53
См.: Курукин И. В. Указ. соч. С. 262, 268. «…Елизавета не пошла навстречу желаниям солдатской массы. <…> Своей последовательной политикой Елизавета довольно быстро убедила всех, что не намерена изгонять иностранцев из России» (Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII века. С. 51). Даже такой «русофил» в елизаветинском окружении как И. И. Шувалов, считавший, что все сенаторы, президенты коллегий и губернаторы должны быть только из русских, предполагал оставить за лифляндцами и эстляндцами 1/3 мест в офицерском корпусе (Там же. С. 71).
54
См.: Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 1997. С. 98.
И. Курукин считает, что в «постбироновскую» эпоху Россия «переболела немцами» и «природные русские дворяне уже не смущались присутствием «немцев» на всех этажах служебной лестницы» [55] . Поразительное заявление для столь компетентного историка, каковым, несомненно, является его автор! Очевидно, он никогда специально не занимался этим вопросом, хотя даже люди просто более — менее начитанные помнят ёрническую просьбу А. П. Ермолова к Александру I: «Государь, произведите меня в немцы!».
55
Курукин И. В. Указ. соч. С. 406.
На самом деле, немецко — русское соперничество при дворе, в армии, администрации и т. д. — постоянный и устойчивый сюжет всей русской истории Петербургского периода. Но, во — первых, никто этот сюжет толком не исследовал, а, во — вторых, таких романических страниц как дело Волынского, начиная со второй половины XVIII столетия, здесь уже не наблюдается — перед нами типичный служебный конфликт, столкновение карьерных самолюбий. Но из — за этого сей конфликт не перестает быть этнически окрашенным, ибо «русские немцы» действуют как сплоченная корпорация (клан), последовательно и жестко отстаивающая свои властные и материальные интересы.
Вигель в своих мемуарах приводит эпизод, ярко раскрывающий «механику» немецкой корпоративности. Его, из — за фамилии (на самом деле он по отцу — из обрусевших финнов), принял за «своего» барон Ф. И. Брунов (Бруннов) во время их совместной службе в Бессарабии в 1820-х гг.: «Обманутый моим иностранным прозванием и, зная, что Казначеев стоит передо мною препоной, предложил он мне против него оборонительный и наступательный союз. Выслушав его одобрительно, заметил я ему, что нас только двое. «Франк будет с нами, — отвечал он, — и это достаточно будет, чтобы скинуть русского дурака и овладеть местом». Внутренне продолжая смеяться над собой и интриганом, «нет, мало — сказал я, кабы нам достать людей из Остзейских губерний или из самой Германии и ими наполнить места, дело пошло бы иначе». — «Да это можно после», — ответил он. Не служит ли это новым доказательством, как на всех пунктах немцы стремятся утвердить свое преобладание? <…> Еще прежде, чем этот барон был употреблен в Молдавии, всей Одессе известен был он как самая продажная душа; в Бухаресте же он был пойман на воровстве, в грабеже уличен, сознался и, неизвестно как, был спасен. Что же с ним после? <…> Увы, он русский посол в Лондоне!» [56] .
56
Вигель Ф. Ф. Указ. соч. Кн. 2. С. 1050.
Да, к немецкой корпорации примыкали и другие иностранцы, и порой даже «природные русские», из — за тех или иных своих личных выгод, но ядро ее, несомненно, однородно — этническое — германское. Так же как и противостоящие немцам «природные русские» нередко имели в своих рядах этнических немцев, но только тех, которые выламывались из немецкой корпорации и пытались ассимилироваться в русских, стать членами «малой» русской нации, которой себя осознавала элита русского дворянства. Но и многие вполне обрусевшие немцы предпочитали держать сторону более влиятельной «немецкой партии». Тот же Вигель пишет о министре финансов графе Е. Ф. Канкрине (подлинная фамилия — Канкринус): «Кажется с окончательным «ин», женившись на русской, чего бы стоило Егору Францевичу сделаться совершенно русским? Нет, звание немца льстило его самолюбию, а звание русского, в его мнении, унизило бы его» [57] . Упоминается у Вигеля и начальник канцелярии Государственного совета Иван Андреевич Вейдемейер — «незаконнорожденный сын русских родителей, православной веры, получил он от них немецкое прозвание, как талисман; и действительно, оно одно отверзало ему путь к почестям…» [58] .
57
Там же. С. 1020.
58
Там же. Кн. 1. С. 505.
Повторяю, история этого вполне прозаического и рутинного служебного этноконфликта еще не написана и требует огромной и кропотливой архивной работы. Но даже и по хорошо известным источникам он легко фиксируется.
Возьмем, например, армию. Во второй половине XVIII в. русские офицеры задавались вопросом: «Зачем нам
59
Цит. по: Каппелер А. Указ. соч. С. 99.
60
Русский архив. 1885. Кн. 3. С. 48–49. Факт «немецкого засилья» в штабе Барклая подтверждает немец — русофил остзейский барон Т. Э. фон Бок, отказавшийся в нем служить, потому, что там «не услышишь никакого другого языка, кроме немецкого» (см.: Рогов К. Декабристы и немцы // Новое литературное обозрение. 1997. № 26. С. 120).
61
См.: Декабристы. Новые материалы. М., 1955. С. 187.
По 10–20-м гг. XIX в. мы имеем замечательный материал — переписку генералов А. А. Закревского, П. М. Волконского, А. П. Ермолова и П. Д. Киселева, членов «русской партии» в армейском руководстве (к ней были близки также Н. Н. Раевский и многие декабристы). Борьба между Волконским и бароном И. И. Дибичем за место начальника Генерального штаба (закончившаяся торжеством Дибича, поддержанного А. А. Аракчеевым [62] ) воспринималась русскими генералами именно как борьба «русских» и «немцев». «…Отказ ваш от возвращения, — писал Закревский Волконскому 4 декабря 1823 г., — истребит все доброе, вами с таким трудом заведенное, и предаст все на съедение немцам, нелюбящими ничего служащего к пользе нашей матушке России. Чтобы любить Россию, надобно иметь чувства настоящего русского, а для сего родиться русским. Пришлецы же сего возвышенного чувства любви к отечеству иметь не могут» [63] . Немцы — постоянная мишень в письмах Ермолова: «Отличных людей ни в одном веке столько не бывало, а особливо немцев. По простоте нельзя не подумать, что у одного Барклая фабрика героев! Там расчислено, кажется, на сроки и каждому немцу позволено столько времени занимать место, сколько оного потребно для изыскания другого, сверх ежегодно доставляемого <…> из Лифляндии приплода. Приготавливай, любезный Арсений, немецкую типографию, не одни военные узаконения, но и самые приказы скоро не будет армия понимать на русском языке» (Закревскому от 10 марта 1818 г.) [64] . Киселев: «…остается мне ожидать с терпением козни немецкие и последствия оных» (Закревскому от 14 июня 1826 г.) [65] . Не сомневаюсь, что кропотливый историк русской армии может найти еще немало подобных свидетельств.
62
Любопытно, что позднее мстительный Дибич, участвуя в следствии над декабристами, явно «копал» под их покровителей из «антинемецкой партии» — Ермолова и Раевского (см.: Рогов К. Указ. соч. С. 109).
63
Сборник Императорского русского исторического общества (РИО). Т. 73. СПб., 1890. С. 173.
64
Там же. С. 271.
65
Там же. Т. 78. СПб., 1891. С. 144.
Если армия была местом более — менее равноправного русско — немецкого соперничества [66] , то МИД со времен Анны Иоанновны [67] , являлся, по сути, немецкой вотчиной, где русские играли вторые — третьи роли. «Мы как сироты в Европе, — жаловался в 1818 г. Ф. В. Ростопчин. — Министры наши у чужих дворов быв не русскими совсем для нас чужие» [68] . Пика эта ситуация достигла в долгое министерство графа К. В. Нессельроде (1828–1856), когда 9 из 19 российских посланников исповедовали лютеранство [69] . По свидетельству дочери Николая I великой княжны Ольги Николаевны: «При Нессельроде было много блестящих дипломатов, почти все немецкого происхождения, как, например, Мейендорф, Пален, Матусевич, Будберг, Бруннов. Единственных русских среди них, Татищева и Северина, министр недолюбливал, как и Горчакова» [70] . О том, как относились к своим немецким коллегам «природные русские» дипломаты можно судить по письмам Ф. Тютчева (долгое время служившего в МИД) А. М. Горчакову. В одном из них (1859) поэт приписывает внешнеполитический курс России на союз с Австрией этническому происхождению верхушки дипломатического ведомства: «Это эмигранты, которые хотели бы вернуться к себе на родину» [71] . В другом (1865) сравнивает положение Горчакова с положением Ломоносова в Академии наук: «Сам Ломоносов имел своих Нессельроде, своих Будбергов, и все русские гении во все времена имели своих <…> соперников более заурядных, старавшихся и нередко умудрявшихся их оттеснять и притеснять…» [72] . Отставка Нессельроде и замена его на Горчакова была воспринята в обществе как победа «русской партии» над «немецкой». О. Бодянский в дневнике 1856 г. передает следующий слух: «Рассказывают, будто на вопрос Государя [Александра II], отчего новый министр иностр[анных] дел (кн[язь] Горчаков) представляет в посланники к лондонскому Двору Хрептовича, а не Брунова, который там был так долго, Горчаков отвечал: „Он служил всегда Государю, а не государству“» [73] .
66
Серьезные позиции в армии и флоте немцы сохранили до самой Первой мировой войны — более 20 % генералов и адмиралов (см.: Меленберг А. А. Немцы в российской армии накануне Первой мировой войны // Вопросы истории. 1998. № 10. С. 127–130).
67
Большинство послов были курляндцами. См.: Курукин И. В. Указ. соч. С. 185.
68
Сборник РИО. Т. 78. С. 470.
69
Каппелер А. Указ. соч. С. 101.
70
Цит. по: Выскочков Л. В. Николай I. М., 2006. С. 257.
71
Тютчев Ф. И. Указ. соч. Т. 5. М., 2005. С. 287.
72
Там же. Т. 6. С. 101.
73
Бодянский О. М. Указ. соч. С. 215–216.