Хозяева старой пещеры
Шрифт:
Алёша счастливо улыбнулся. В следующий раз он обязательно захватит с собой краски, чтобы нарисовать всё это: речку в солнечной чешуе, богатырскую каменную шапку, полузатонувшую в зеленоватой воде, тёмный лес за рекой и эту дымчатую каёмку облаков, плывущих низко-низко над зубчатыми верхушками сосен.
Алёша прижмурил глаза и откинулся на спину. Облака стали похожи на неведомую флотилию кораблей с раздутыми парусами. Корабли медленно плывут над лесом. Над рекой. Над селом. Далеко, далеко, к неоткрытым землям. Вот так же уходили в плавание русские
Два растянутых книзу четырёхугольных облачка оторвались от стаи и поплыли чуть в стороне.
— Удивительно! — прошептал Алёша, всматриваясь. Он приподнялся, открыл альбом и быстрыми взмахами карандаша нарисовал на чистой странице облака. Но это были уже не облака. Это бом-брамсели шлюпов «Восток» и «Мирный» показались на горизонте, среди бушующих волн океана. Впереди шлюп «Мирный». На капитанском мостике — командир Михаил Лазарев. Рядом с ним мичман Новосильский. «Берег! — кричит мичман. — Берег!»
Лазарев смотрит в подзорную трубу.
Вот она, Антарктида!
Алёша нарисовал чёрные, заснеженные скалы. Ему казалось, что он слышит, как ликуют матросы. Эх, если бы Алёша был тогда с ними! Ведь они первыми из всех людей на земном шаре увидели Антарктиду!..
Прошуршала галька. Прямо на Алёшу бежала по берегу девчонка. Голубой сарафан цеплялся за кусты. Рыжие косички расплелись, и красные ленты вились по ветру за её спиной огненными струйками. Легко перескакивая через камни, девчонка добежала до валуна и взобралась на вершину шапки. Не замечая Алёши, она быстрыми движениями загорелых рук сбросила сарафан и взялась за трусики.
Алёша растерялся. Девчонка не знает, что он здесь. Она думает, что она одна на берегу. Он хотел окликнуть её и растерянно кашлянул. Девчонка мгновенно обернулась и, подхватив сарафан, прижала его к груди.
— Ты кто? — спросила она угрожающе. — Откуда ты взялся?
— Я? Я Алёша…
Девчонка облегчённо рассмеялась, словно то, что у незнакомого мальчишки было имя, делало его безопасным.
— А я Юлька, — сказала она и дружелюбно улыбнулась, сморщив широкий, чуть вздёрнутый нос, густо усеянный веснушками. — А ты дразниться будешь?
— Нет. А зачем? — удивлённо спросил Алёша.
— Не знаю… только все мальчишки дразнятся. Рыжая, Рыжая, будто я виноватая, — Юлька тряхнула головой. Изжелта-красные, словно вымытые в солнечных лучах волосы рассыпались по её плечам.
— Не буду, — твёрдо пообещал Алёша. — Это просто здорово, что ты такая…
— Какая? — Юлька кокетливо прищурилась и спрыгнула с валуна на землю.
— Ну, рыжая, что ли…
Юлька нахмурилась.
— Дразнишься?
— Нет, что ты! — заторопился Алёша, боясь, что девчонка не поймёт его и убежит. — У тебя в волосах как будто солнце навсегда застряло, правда! Я тебя нарисовать хочу. Можно?
— Рисуй, если хочешь, — великодушно согласилась Юлька, польщённая вниманием мальчика. — Я видела, как рисуют. К нам
— Это он их так видел, — пояснил Алёша.
— А ты меня какой видишь, красивой?
— Нет. Это не то слово. У тебя рот большой, нос… Ну, в общем, не такие, какие считаются красивыми, а вот всё вместе…
Юлька внезапно взмахнула сарафаном, лихорадочно напялила его на себя задом наперёд и зло, сквозь слёзы крикнула:
— И не надо! Подумаешь, какой нашёлся! Иди, ищи себе красивых…
Алёша растерянно вскочил.
— Юлька, что ты?! Подожди, я тебе всё объясню! Я…
Но голубой сарафан Юльки уже скрылся в кустах.
Как нехорошо всё получилось! Алёша сел на землю и обхватил голову руками. Очень нехорошо! Надо обязательно разыскать эту рыжую Юльку, объяснить ей…
— Алёша! — раздалось с вершины обрыва, под которым сидел Алёша. Он поднял голову и взглянул вверх.
Бабушка стояла на самом краю обрыва, как на капитанском мостике, приложив руки рупором ко рту. Ветер раздувал её юбку, лохматил выбившиеся из-под белой шляпки розовые от солнца волосы.
— Иди же скорее домой. Пора обедать! — в голосе бабушки слышалось нетерпение.
Алёша вздохнул и начал карабкаться по обрыву вверх.
Кособокая трёхоконная избушка, в которой поселились на даче Алёша с бабушкой, стояла на пригорке возле реки. Две старые ветвистые берёзы подпирали избушку с двух сторон, чтобы не унесло ветром. Густые ветки шатром переплелись над крышей, и поэтому даже в самые солнечные дни в комнатах и на крыльце царил зелёный лесной полумрак.
Когда Алёша, запыхавшись, вбежал во двор, бабушка уже сидела на крыльце. Рядом с крыльцом на двух кирпичах стоял керогаз с кипящей кастрюлей. В одной руке бабушка держала раскрытую поваренную книгу, а другой сосредоточенно помешивала в кастрюле деревянной ложкой.
— Это неостроумно, Алексей, заставлять меня бегать по деревне, как школьницу, — проворчала она, не глядя на Алёшу. — Пока я искала тебя, вот это варево, — она сердито постучала ложкой по закопчённому боку кастрюли, — наполовину выкипело!
Алёша виновато пожал плечами и, желая задобрить бабушку, шумно втянул носом воздух.
— Ух, как чудесно пахнет!
— Правда? — бабушка подозрительно взглянула на внука поверх очков.
— Ну конечно же, бабушка! Просто голова кружится!
— Ты становишься мелким подхалимом, Алексей, — не сдаваясь, проворчала бабушка и, не выдержав, горделиво улыбнулась. — Я же говорила твоей матери, что сумею справиться с домашним хозяйством. Суп, кажется, на самом деле удался! Не хватает только сметаны.
— Ничего, бабушка, и без сметаны будет вкусно.
— Нет. Без сметаны нельзя. Здесь вот написано — сметану добавлять по вкусу. Раз написано, значит, будем добавлять! — и бабушка решительно постучала согнутым пальцем по книге. — Марш за сметаной.