Хозяин бабочек
Шрифт:
Аукцион мы покинули, сверкая новыми белоснежными одеждами. Ева оптом купила нам самые дешевые шаровары из отбеленного хлопка, такие же рубахи и еще парусиновые туфли с плетеной из веревки подметкой. Аж по золотому на комплект расщедрилась. Сделав привязку к порталам Бахрэля, мы попрощались с Серой Плесенью — не то, чтобы со слезами, но стояли вокруг нее до последнего, чтобы убедиться, что друид действительно портанулся.
— И хорошо, — сказала Ева, глядя на последние искорки осыпающиеся после вспышки портала, — конечно, она очень вовремя появилась, но все-таки никому из бастардов веры нет и быть не может. Тем более тем, которые
— Не похож он на местного. — сказал я, — Латы у него, конечно, странные, но в Камито они смотрелись даже уместнее, чем на Трансильвии, а тут — совершенно другой стиль.
Ева пожала плечами.
— Сколько тысяч лет назад он жил? За это время что хочешь могло поменяться, не говоря уж про стиль. И раз уж мы здесь, нужно все вероятности проверить. Надеюсь, эта принцесса не слишком часто в бани ходит, а то в ваших костюмах сейчас точно не стоит по грязной мостовой елозить.
Глава 17
Прежде, нежели мы дошли до порта, Ева дернула меня за рукав и неестественно бодрым голосом громко объявила, что нам-де надо срочно обсудить одно очень важное секретное обстоятельство, после чего нас быстро затолкало в небольшую харчевню по пути, и мы устроились в маленьком зале, где оказались единственным посетителями. Не успели сесть, как Ева вытащила из инвентаря алый веер, быстро раскрыла его, явив взорам грубо намалеванную на коричневой бумаге морду дракона с вытаращенными глазами, после чего с треском хлопнула веером по ладони, закрыв его, — от веера рванулись прозрачные спирали радужного света, брызнули по стенам и растеклись по ним, истаивая.
— Ну, вроде мы одни, — сказала Ева, внимательно оглядывая зал.
— Это что такое сейчас было? — спросил Акимыч.
— Амулет открытия сокрытого. Невидимок обнаруживает. За сто золотых и всего на пять применений — грабеж!
— Ты Плесень что ли искала? Ну, извини, это уже паранойя какая-то. Ты же своими глазами видела, как она портанулась.
— Ага портанулась в Ся-Мин, снова использовала там портальный свиток и через пять минут вернулась обратно. Или подручный ее какой проследил куда мы направились и дал сигнал, что можно двигать обратно, садиться нам на хвост со всеми удобствами.
— Зачем бы ей это делать? — пожал я плечами. — Я понимаю, эпические квесты, секреты, все дела, но в Альтрауме секрет на секрете едет и секретом погоняет — за всеми не набегаешься.
— Ты не понимаешь, — сказала Ева, — эпические квесты — это страшно жирный кусок. Топ-кланы бьются за доступ к ним, а мы тут впятером расхаживаем с эпиком под мышкой, аппетиты дразним своими жалкими уровнями и общей неприкаянностью. Будь бы я главой бастардов — сто пудов к нам кого-нибудь приставила аккуратненько следить. Вот скажи, чего она в хайде за нами в Бахрэль ползла? Подошла бы открыто, сказала бы так и так, пойдемте, составлю вам компанию.
— Повезло нам, что зверюга невидимой была, — сказал Гус, вытаскивая из поднесенной служителем корзинки лепешку, посыпанную черным кунжутом. Ну, надеюсь, что кунжутом. — Зарезал бы меня этот огрызок плосконосый, как пить дать зарезал бы!
— Может, и повезло, но расслабляться не будем, — сказала Ева, раздирая
— А как понять, — спросил Лукась, — какие разговоры у нас важные, а какие нет?
— Хороший вопрос, — сказала Ева, — настолько хороший, что я не знаю на него ответа. Поэтому просто предлагаю поменьше разговаривать, особенно на улице. И помнить, что кругом если не враги, то уж точно не друзья. Что накуксились, дорогие мои? Добро пожаловать в мой мир!
— И ладно, — сказал Акимыч, — нужно молчать — будем молчать, ничего страшного, я люблю молчать!
— Да ну?
— Просто редко удается, — пояснил Акимыч
В речном порту я все-таки выбил себе право немножко порыбачить, пока остальные шлялись по конторам и лодочникам. Клевало плохо, за неполный час поймал трех серых лупоглазых рыб, похожих на сумеречных вуалехвостов, и одну гнилую челюсть небольшого, но явно хищного неизвестного животного. Бежать на аукцион выяснять цены на челюсти и вуалехвостов было не с руки, поэтому весь улов я отправил в мутные воды Джанга — все равно добыча не выглядела как что-то, на чем можно разбогатеть. Наши вернулись, Ева еще издалека выглядела раздосадованной. Даже походка у нее была сердитая.
— Приплыли, — злобно сказала она, — путь по реке закрыт. В Друпаде сейчас восстание и корабли туда не ходят, а дальнейший путь на Пандар, куда нам и надо, вообще взят под контроль какими-то речными пиратами, которые с некой местной армией союз заключили и сейчас уничтожают все, что движется по Джангу, дабы в осажденный Пандар оружие и провизию не подвозили. То есть, на маленькие лодки особого внимания не обращают, а вот рейсовые корабли с середины лета по Джангу больше вообще не ходят.
— Ну и пусть, — сказал я, — все равно мы хотели сперва по местным храмам походить, священников порасспрашивать.
— Хочешь поржать? — сказал Акимыч, — в Бахрэле нет священников, вообще. Там храм речной в конце пристани стоит, мы туда зашли — оказывается, у них храмы царь строит и содержит, люди туда сами ходят и как хотят молятся. Только пустота и коврики внутри
— Может, взамен какие-то советы мудрейших есть, школы ученых… — растерянно сказал я.
— Может, и есть, — сказала Ева, — только посмотри, пожалуйста, какая у тебя репутация с Бахрэлем.
— Никакая, — ответил я, проверив вкладки.
— Вот именно. С нами тут даже стражники разговаривать не будут. Ладно, торчите пока тут, а я в реал, проверю кое-что. Запрос на открытие капсулы мне только что подтвердили, постарайтесь, чтобы за час, пока меня не будет, с вами ничего не стряслось.
— Ну нормально, — сказал Акимыч, глядя на тающую Еву, — она, значит, в реал, а мы тут торчи на солнцепеке. Могли хотя бы договориться встретиться в той же харчевне.Чаю бы попили…
Осень, и правда, не чувствовалась в солнечном Бахрэле, у меня даже нос успел слегка обгореть. Мы перебрались под раскидистое, противно попахивающее какой-то тухлятиной дерево у заколоченной досками билетной кассы и уселись там на каменную скамью, поросшую разноцветными лишайниками и каким-то особенно солнцестойким мхом — сухим, рыжим и пушистым. Хохен слонялся туда-сюда по набережной, а за ним по пятам бежали несколько местных дворняжек, поджимали хвосты, вытягивали шеи, нервно принюхивались, но благоразумно не решались облаивать подозрительную железяку.