Хозяин бабочек
Шрифт:
— Может, — сказал я, — она тут по сценарию появляется, когда низкоуровневые игроки не могут этот участок реки преодолеть.
— Может, и так, — кивнула Ева, — кстати, даже очень похоже. Например, перед Глазовым, где по нубскому квесту нужно целебные шишки больной сове в гнездо отнести, там одна елка всегда специально падает, чтобы ты по ней мог к гнезду забраться, но если ты старше пятнадцатого уровня, то изволь уж сам карабкаться. Интересно, а что будет, если мы, пройдя эту крокодилью засаду, просто бросим дамочку в воду и поплывем себе спокойно дальше?
— Я бы не стал этого делать.
— Да шучу я, шучу. Просто тут и так повернуться негде.
Вскоре
— Это же морфодриады! — сказала Ева, — Потрясающе! Я про них читала, но, мне казалось, что это антийское чудо природы.
— А что такое морфодриады и кусается ли оно? — спросил Лукась, уворачиваясь от очередного оранжевого комка, пытающегося пристроиться на его голове.
— Могут кусаться, еще как, — сказала Ева, — да ты не переживай, эти же еще совсем маленькие. Лес морфодриад — один на весь Альтраум. Это организмы, которые могут принимать вообще любые формы, какие они увидят и какие им понравятся. Правда, только один раз, сразу после рождения. Теперь вот этот жук, — сказала Ева, глядя на оранжевого рогатого жука, решительно шагающего по изгибу уключины, — будет расти и расти, и, если он не погибнет, то достигнет размеров, может, и лошади, а когда придет его час, он вернется сюда, в родную рощу, и либо сам превратится в такое дерево, либо прилипнет к уже существующему, высохнет. и из его тела вырвется новое облако спор морфодриад.
— Да, — сказала Джанга, — сейчас время цветения живых джунглей, это происходит два раза в год, весной и осенью. Такие дни считаются священными.
— Если они могут любые формы принимать, какие увидят и какие им понравятся, — сказал Акимыч, — они могут, например, в Лукася превратиться? В маленького такого…
— Вообще они и в дракона могут слепиться, — сказала Ева, — если я ничего не путаю. Но не думаю, чтобы Лукась мог кому-нибудь так уж понравиться…
— Они могут стать и людьми, только на вид, конечно, — сказала Джанга, — и, чтобы они не взяли ваших обликов, закройте свои лица.
Сама она подняла с плеча выловленный мною, уже высохший платок и закуталась его прозрачной тканью.
— Да я не против, — сказал Акимыч, — пусть берут мой облик, если захотят, даже смешно будет.
— Твой облик, — сказала Джанга, — непригоден для долгой жизни здесь. Разве ты желаешь зла этим солнечным малюткам? Им, чтобы выжить, нужны быстрые крылья или крепкая чешуя, а не твои бесполезные ноги и руки.
— Чего это бесполезные? — возмутился Акимыч.- Как чай кому-то заваривать, так мои ноги-руки очень даже полезные!
— Никогда не надо
«Как вы мне все надоели!» — хотелось сказать мне. «Как я вас всех люблю!» — хотелось сказать мне. Раздираемый этими противоречивыми чувствами, я извлек из грузового отсека «Вонючки» сеть-подсачек и, нахлобучив ее на голову, защитил свой неповторимый облик от незаконного копирования. Действительно, не хватало мне тут еще выводка Нимисов Динканов, бестолково шлепающих по берегам и изнывающих от бестолковости своего существования. Пусть лучше летят свободными стрекозами, жучками, бабочками… кстати, о бабочках, давненько я их что-то не видел…
Следующая неделя странствия прошла на удивление мирно и благопристойно. Акимыч с Евой надолго уходили в реал, Джанга отлично умела спать в позе лотоса на корме, а мы с Лукасем и Гусом вполне комфортно растягивались на полу баркаса, не особо заботясь об управлении им. Джанг с послушностью умной кобылы, казалось, сам нес наше судно, не прибивая его к берегам и не разворачивая по течению. Гус объяснял это какими-то встречными потоками, которые нам удалось оседлать, но я так и не понял, как это работает. Днем я большую часть времени ловил рыбу, краем уха прислушиваясь к тому, как Лукась делится с Джангой, Гусом и Хохеном своими взглядами на мироустройство и правила поведения в нем, а Джанга взамен потчует его бесконечно долгими повествованиями о неких царях древности, которые постоянно то кого-то рожали, то кого-то убивали, то проигрывали в кости царства и, в общем, вели себя, как дураки, но на то была их царская воля.
Грузовые отсеки «Вонючки» постепенно наполнялись рыбой, в том числе явно деликатесной, которую я надеялся продать в Пандаре, — если уж город лежит в долгой осаде, то, наверное, цены на провиант там должны быть хорошие. К сожалению, многие здешние рыбы длительному хранению не подлежали, таких я отпускал обратно или жарил всей компании на завтрак, обед и ужин. Джанга, однако, рыбу не ела, что для дочери рыбака, на мой взгляд, было довольно странно, жевала какие-то желтые фрукты из своего инвентаря. Вообще не нравилась мне эта рыбачка. Нет, она была красивая, добродушная и неназойливая, но иногда я ловил на себе ее неожиданно тяжелый и даже словно бы жестокий взгляд — так что даже мороз пробивал. Хотя когда у человека настолько чернющие глаза, то в них что угодно может привидеться.
***
Корабли-то я увидел еще издалека. Мы бросили якорь и стали размышлять, что делать. Так как ни Евы, ни Акимыча в игре не было, груз ответственности, положенный единственному реальному хомо сапиенсу, я ощутил в полной мере. Когда я уже принял волевое решение немедленно сдать назад, уползти из зоны видимости чужих судов и дождаться возвращения Евы, выяснилось, что размышлял я слишком долго. Одно из судов ощетинилось десятками весел и направилось к нам с такой скоростью, что стало ясно — встречи не избежать.
— Куда и зачем идете?! — заорали с борта метров за пятьдесят.
Игроки. Не знаю, хорошо это или плохо. Приглядевшись, я понял, что команда все-таки смешанная. На веслах сплошь неписи, а вот в числе командного состава только люди с плашками игроков.
— Мы к Пандару идем! — крикнул я, — меня туда по квесту послали. Пропустите нас, пожалуйста!
Тем временем мы сблизились и стало понятно, что командует тут все-таки игрок. Хохочущий Дракон, сто тридцать шестой уровень, странствующий монах. Остальные игроки уровней на пятнадцать поменьше, кстати.