Хозяин Древа сего
Шрифт:
— Жалко, — проговорил Аслан, — хороший портал был. Ну да ладно, не один он… Зато эти теперь сюда не сунутся — если Дый попробует для них что-нибудь открыть, я сразу узнаю. И меры приму.
Говорил он тихо и удрученно. Рядом, на яркой зеленой траве, среди разноцветных звездочек полевых цветов, лежала Гела. Варнава сразу понял, что она мертва.
— Не донесли! — горестно вздохнул он. — Я немного надеялся…
— Я тоже, — уронил Аслан. — Очень.
Он положил руку на плечо девушки, словно ободряя ее перед дальней дорогой. Потом, как будто что-то вспомнив, насупил брови. Варнава
— Послушай, Варнава… — начал, потом смолк, но все же продолжил, более или менее уверенно. — Ты — див. Ты можешь…
— Что могу? — сурово спросил тот, догадываясь, ЧТО.
— Варнава, сходи за ней, верни!
— Ты с ума сошел!
— Ты сын Дыя, а Дый — шаман…
— А я — священник!
— Недавно ты говорил, что перестал им быть…
— А ты говорил, что я им остаюсь. Аслан, это всего лишь смерть Тени.
— Не всего лишь! Если умрет эта Тень, в Стволе она никогда не сможет продлиться. Это очень сильная Тень, так бывает, я знаю…
— И что? Зачем ей продляться? Повторять наш грех? Она была хорошая девочка, ТАМ ей плохо не будет…
— Совсем маленькая девочка. Она не была ни женой, ни матерью, хотела жить!
— Кто ты такой, чтобы оспаривать Волю? Только из-за того, что тебе понравилась девчонка?!
— А кто ты такой, чтобы толковать Волю?! — вызверился Аслан. — Жизнь человека должно спасать при любой возможности. А у тебя она есть.
Аргументы Аслана были никакие, Варнава мог разнести их несколькими цитатами. Но не стал делать этого — в глубине души сам страшно хотел, чтобы Гела была жива. И знал, что может сделать ЭТО. И понимал, что во внутренней борьбе все равно победит его грешная воля. Уже победила.
— Я не могу, не хочу, и не умею
Пытался бороться, зная, что бесполезно.
— А попробовать?
Похоже, Аслан тоже знал это.
Варнава подошел к неподвижному телу, начавшему уже коченеть, опустился на колени. Аслан не знал, что он делает сейчас, но понимал, что ни бубен, ни амулеты, ни мухоморы не понадобятся. Поймал себя на мысли: «Может, молится?», и сразу отогнал ее — не хотел знать путей стоявшего рядом с ним, ибо собственный его путь был слишком извилист и невнятен…
Варнава стоял на коленях долго-долго, в какой-то момент взял мертвую девушку за руку и уже не разжимал, даже когда повалился рядом, лицом в сырую землю. Аслан продолжал тихо сидеть, глядя вдаль.
Вокруг под низкими, синевой сияющими небесами простиралась цветущая степь. Они находились на небольшом возвышении, откуда просматривались десятки километров равнины, на которой кое-где сверкали под восходящим солнцем маленькие озера. На горизонте смутно коричневели горы, еще более дальние огромные заснеженные вершины за ними не то чтобы виднелись, а, скорее, угадывались. Ни души не было вокруг, лишь высоко-высоко висел, как драгоценность облаков, орел.
Аслан смотрел на это великолепие остановившимся взглядом. Так рвался сюда, в любимую Ветвь, а вот теперь не хотел ее видеть. Сидел неподвижно, сам не знал, сколько, может быть, несколько часов, да запросто могло статься, что и несколько дней — не заметил бы, право. Ждал Варнаву.
Но первой вернулась Гела.
Он резко дернулся на ее стон. Боялся верить, но поворотился и увидел, что девушка открыла глаза.
— Батюшка, батюшка, вернитесь! — первое, что сказала она.
Вернее, прокричала, еще вернее — хотела прокричать. Голос повиновался плохо, вышло среднее между болезненным шепотом и хриплым воплем. Потом осознала, где находится.
— Аслан… — она попыталась приподнять на локте, но бессильно опала. — Аслан, верни его, он хочет уйти!
Аслан посмотрел на Варнаву. Тот продолжал лежать лицом вниз, без движения и, кажется, дыхания.
— Варнава! Варнава! Ты что творишь? Вернись сейчас же!
Аслан яростно затормошил его.
Лицо монаха оставалось холодным и отрешенным, тело безвольно подпрыгивало в руках Аслана. Тот с ужасом понял, что теперь настала его очередь спуститься за другом в неведомое — туда, где живым пребывать запрещено. Он знал, что сделает это, и что вряд ли вернется назад.
Набрав полную грудь воздуха, Аслан выпустил свою опаленную ужасом душу, и она, трепеща, сделала первый шаг в преисподнюю.
Варнава пошевелился.
Душа Аслана, все еще окутанная потусторонним ужасом, незамедлительно заняла свое законное место. Он часто, с надрывом задышал, будто ему не хватало всего душистого воздуха степей.
— Куда собрался? Здесь я, никуда не ухожу, — раздался несколько придушенный, но, без сомнения, не призрачный голос.
Опираясь на руку, Варнава поднялся и сел. Лицо его выглядело странно, словно заново примерял его и никак не мог натянуть половчее.
— Вот уж кому там делать нечего… — бросил он Аслану. — Ты бы пока за нее взялся. Я ее, конечно, привел, но дырки в животе от этого не заросли. Как бы ни вернулась. Если грех этот мой еще и тщетным будет…
Аслан резко обернулся и увидел, что Гела вновь потеряла сознание. Кинувшись к ней, задрал кофточку и стал делать движения ладонями, словно что-то вычерпывал оттуда. Иногда, впрочем, в его руках действительно оказывалось нечто материальное — сплющенный кусочек свинца, который он нетерпеливо отбрасывал в сторону. По мере совершения пассов, лицо девушки розовело, дыхание выравнивалось. Наконец, он прекратил процесс и с облегчением распрямил спину.
— Все, здорова, — устало проговорил он.
Счастливо расхохотался, вскочив с места, раскинул руки, словно хотел обнять все, что видел, и стал яростно выкрикивать строфы на языке, который Варнава знал так давно, что сейчас с трудом вспоминал смысл слов. Но ликующий голос Аслана не оставлял сомнения в их значении:
Да будет небо — сапфир! Пусть желтое солнце мир Наполнит светом своим Оранжево-золотым!Варнава слушал, и душа его потихоньку успокаивалась. То, что он прочувствовал за гранью бытия, да еще солнечные эти слова над зеленеющей степью, все это сливалось в какой-то фантастический эликсир, под воздействием которого невидимые его раны начали затягиваться. Но лишь начали…