Хозяин города
Шрифт:
— Я вас не понимаю… — прошелестела одними губами, чувствуя, как резко пересохло в горле.
— Ты меня понимаешь. А теперь спи. Не провоцируй, — где-то в конце фразы проскользнула злая нотка. Всего одна, но я захлопнула рот и больше не произнесла ни единого звука.
Она спала беспокойно, то и дело вскидывалась, что-то бормотала и снова падала на подушку. А он так и не уснул этой ночью, пытаясь побороть желание оторвать голову зарвавшемуся сопляку и выпороть Милану. И если первое он как-нибудь переживёт, то второго не хотелось
За окном начиналась весна. Резко потеплело, и с крыш закапала вода. Луч солнца упал на лицо Миланы, она поморщилась, застонала.
Иван уже полчаса назад должен быть подняться с постели, но сегодня что-то не уходилось. Наверное, сказывается бессонная ночь. А может, просто хотел увидеть её пробуждение. В последнее время он вообще странно себя ведёт. И объяснений тому не находит.
— Доброе утро, соня, — коснулся ладонью её щеки, а Милана вдруг вскочила, заморгала испуганными глазами.
— Прошу, не ломайте мне пальцы!
— Чего?
— Ну… вы же не станете ломать мне пальцы? — и зажмурилась, видать, осознав, что несёт полную ахинею. — Ой, это… сон приснился. Извините.
Бекет слегка прихуел. Это что за сны ей такие снятся? Он в роли маньяка, отрезающего пальцы? Оригинально. Всякое бывало, конечно, но пальцы крошить? Что-то новенькое.
— Если будешь себя хорошо вести, то не буду, конечно, — убрав от неё руку и сжав кулак, встал. — Не задерживайся. Марина, должно быть, уже проснулась, а ты работаешь сегодня одна. Жду вас за столом.
Девчонки пришли вовремя, как только он, приняв душ, спустился к завтраку. Милана всё ещё выглядела перепуганной, а Маринка что-то задорно ей рассказывала, позабыв о своей шишке на лбу и слегка рассеченной брови.
— Прривет, папочка! — дочь подбежала к нему, вскарабкалась на колени. — Ты уже не серрдишься на нас? — и глазёнками своими аж в душу заглядывает.
Усмехнулся.
— Я не могу на вас долго сердиться. Садитесь завтракать, — взглянул на Милку, а та выпрямила спину, задрала подбородок.
— Благодарю вас, Иван Андреевич, но я всё же не буду больше нарушать традиции вашего дома и пойду есть на кухню.
Бекет тяжело вздохнул, сжал пальцами переносицу.
— Милана, какого… Чего ты добиваешься?
— Ничего. Совершенно. Я всего лишь прислуга. Не жена вам, не… подруга. Просто помощница няньки. Поэтому, если вы не возражаете…
— Ты моя мама! — Маринка нахмурилась, свела брови в кучу.
— Нет, малышка. Я не твоя мама. Я наёмный работник. Я здесь для того, чтобы заботиться о тебе, но не как мама. Я никогда не смогу заменить тебе её. Ты пока поешь, а я… Тоже пойду поем, — голос Миланы дрогнул, и она поспешила к двери.
На этот раз Бекет останавливать не стал. Посмотрел на дочь, по щекам которой потекли слёзы, и в груди всё сжалось от боли за неё.
— Иван Андреевич, вызывали? — Костя ввалился в кабинет без стука, и Бекет понял, в чём его промашка. Он дал слабину. Позволил ребятам расслабиться. Вроде как время уже не военное, более спокойное. Вот он и пожалел пацанов. Они же в жизни своей, кроме «калашей» и крови, ничего не видели.
Очень зря. Потому что когда люди расслабляются, они забывают о правилах и порядке.
— Вызывал. Хотел сказать, что я изменил твою дислокацию. С сегодняшнего дня ты отправляешься на пост в другое место. На въезд в город, — поднял взгляд, наблюдая за реакцией парня с неким удовлетворением.
— В смысле? Иван Андреевич, за что?! — шагнул вперёд, но поймав на себе предупреждающий взгляд Бекета, отступил.
— Ты знаешь за что. Знаешь ведь? Или озвучить? — Костя замялся, отвёл глаза в сторону. — По-твоему, ты можешь нарушать мои правила? Ты, маленький щенок, которого я нашёл под забором, решил, что я стерплю подобное? — шариковая ручка, зажатая между пальцев, треснула и раскрошилась на куски. Бекет тут же откинулся на спинку кресла, обретая прежнее спокойствие. — Свободен.
Но Костя не шелохнулся. Собравшись с духом, выровнялся.
— Я её люблю. Миланку… И вам не оставлю. Я её нашёл. Она моя.
Иван обязательно поаплодировал бы смельчаку. Если бы не хищный собственник внутри, что тут же оскалился и пошёл в атаку.
— Кость, ты прекрасно знаешь, чья она. И чей ты. И что я могу с тобой сделать — тоже знаешь. Поэтому не буди лихо. Иди домой, отоспись, напейся. А потом выкинь всю эту хуйню из головы. Любовь — это для девочек. Ты же не ребёнок уже. И не забывай, что я слежу за тобой. Одно неверное движение, Костя, и тебя не спасут даже заслуги перед родиной.
Костя сжал кулаки, плотно стиснул челюсти. Молодой бы набросился на матёрого волка, да кишка тонка. Знает, что Бекет не пощадит. Рыкнув от бессилия, вышел, хлопнул дверью.
Наблюдаю за тем, как Маринка задумчиво жуёт пирожок, и подавляю в себе желание схватить кроху обеими руками и с силой обнять. Я сама оттолкнула её, намеренно. Но от этого стало только хуже. Настолько, что хочется плакать.
А вот Маринка держится. Упрямая, с характером. Бекетовская дочь. Она достойна своего отца. Чего не скажешь обо мне. Ни родителей, ни характера, ни мозгов.
— Ну что ты, маленькая? Поела, ангелочек? — внезапно на кухне появилась Людочка и, будто ненамеренно толкнув меня в спину, пролетела к столу. — Моя ты сладкая конфетка, моя малюсенькая крошечка! — принялась вытирать девочке щёки, а та поморщилась и отвернулась. Дети чувствуют фальшь и ложь. И Маринка не исключение. Даже мне стало неприятно от приторного сюсюканья.
Малышка сползла со стула подошла ко мне.
— Пойдём, — зла на меня. Взгляд требовательный и строгий. Надо же… Никогда бы не подумала, что маленькие дети могут обижаться дольше десяти минут. Оказывается, могут. Ещё как.