Хозяин города
Шрифт:
Иван бросает часы на тумбочку, притягивает меня к себе. Я знаю, что будет дальше. Долгий секс. Жесткий или нет — зависит от его настроения сегодня. Потом снисходительный поцелуй в лоб и через пару минут он уснёт. А я буду смотреть в стену до утра и ковыряться в себе, пытаясь найти изъяны.
— Правильно делала, — улыбка касается его губ, и Бекет целует меня. — Моя сладкая Милка, — улыбается губами, и я почти сдаюсь, мгновенно тая от скупой нежности. Дура.
На поцелуй всё же не отвечаю. Просто позволяю себя целовать. Он, конечно же, сразу это замечает, отстраняется.
— В
— Не хочу, — пожимаю плечами и, бросив его рубашку к пиджаку, ухожу на балкон.
Бекет не идёт за мной, хотя была надежда хоть как-нибудь его расшевелить. Наверное, мне просто нужно увидеть его чувства. Понять, что они есть. Нет, на большую и светлую любовь с его стороны я не рассчитываю, но должно же быть хоть что-нибудь. Он ведь может заполучить любую из своего города или даже за его пределами, но выбрал меня. Это что-то да значит.
Стою на балконе добрых полчаса, но он не приходит. Понимаю, как глупо сейчас выгляжу и горько усмехаюсь, обнимая себя руками. На улице прохладно, и мне бы пойти в комнату, да гордость не позволяет.
Внизу замечаю какое-то движение и, даже не приглядываясь, знаю, кто это. Он выходит на свет, молча смотрит на меня.
Ну чего тебе, глупый? Чего хочешь от меня?
Мне, правда, жаль Костю. Но я не чувствую к нему ничего. Гораздо большее удовольствие я получаю от внимания равнодушного, хладнокровного диктатора, которому наплевать на мои чувства. Он сейчас, скорее всего, уже спит.
Костя не прячется от камер, стоит на самом видном месте. Гипнотизирует меня злым взглядом.
— Уходи, — говорю совсем тихо, но знаю: он меня слышит. И всё равно остаётся. Глупый мальчишка. — Уходи, Костя. Немедленно, — повышаю голос, но он даже не двигается. И вдруг дверь позади открывается, и Бекет шагает на балкон. В руке пистолет, и Иван без раздумий направляет его на Костю.
Я успеваю лишь испуганно ахнуть, громыхает выстрел, и в ушах противно пищит… Зажмуриваюсь, закрываю лицо руками, потому что знаю: Бекет не промазал. Тело сотрясает крупная дрожь, и я изо всех сил надеюсь проснуться, но вместо этого слышу звук упавшего на траву тела.
— Зайди внутрь, Милана.
Я не шевелюсь. Всё ещё надеюсь…
Иван хватает меня за руку, тащит в комнату и толкает к кровати. Дышит шумно, тяжело. Хватает телефон и кому-то звонит.
— В сад! Быстро! А ты, — отбрасывает мобильный и поворачивается ко мне, — чтобы ни шагу отсюда, пока я не разрешу.
Я смотрю в его глаза и впервые вижу там чудовище. Страшное, с уродливой душой чудовище… И оно смотрит на меня.
В саду слышны голоса и топот ног. Я хочу выйти на балкон и посмотреть, что там с Костей, но не хватает смелости. Ужасно боюсь, что он погиб. Не смогу себя простить. А Бекет… Он по-своему прав, несомненно. Но такую жестокость я не могу принять. Он ведь мог решить проблему с Костей по-человечески. Мог его выгнать на худой конец. Но не убивать же!
На глаза наворачиваются слёзы, и я мечусь из угла в угол, как загнанный в ловушку зверёк. Голоса стихают, тяжёлая тишина пронзает своим звоном. Жду. Нервно тереблю мамин браслет и пытаюсь представить, что сказала бы она. Приняла бы она меня такую, какой я стала сейчас? А папа… Он вообще был против насилия. Наверное, именно потому и не смог спасти нашу семью. И то, что сделал Бекет, нельзя сравнивать с самозащитой и оправдать тоже нельзя. Это убийство. Хладнокровное и безжалостное.
Он возвращается поздно ночью, тихо прикрывает за собой дверь. Проходит вглубь комнаты, останавливается напротив кресла, в котором я сижу, обмотавшись одеялом. На улице духота, но меня почему-то знобит.
— Иди сюда, — протягивает мне руку, ждёт. В полумраке я вижу блеск его глаз, насколько уставшим он выглядит. Но не тороплюсь вставать. Единственная причина, по которой я ждала его — судьба Кости. Я всё ещё надеюсь, что он жив.
Бекет вздыхает, сам склоняется ко мне, берёт за запястье. Поднимает с кресла и рывком подхватывает на руки.
— Ты замёрзла, — кладёт меня на кровать вместе с одеялом, сам ложится рядом.
— Ты убил его, да? — спрашиваю тихо, невольно отодвигаюсь на край кровати, но Бекет возвращает меня обратно, откидывает одеяло и прижимает к себе. Стараюсь игнорировать его запах и тепло. Не до нежностей.
— Жив твой горе-любовничек, уймись, — бормочет строго, но уже беззлобно. — С месяц на костылях попрыгает и забудет. Как на собаке заживёт.
Мне становится легче, причём ощущаю это на физическом уровне. Тело, наконец, расслабляется, и отпускает судорога, которой до сих пор сводило конечности.
— Это жестоко… Очень, — шепчу в пустоту, потому что не уверена, что меня услышат. Глаза щиплет от вновь выступивших слёз.
— Наш мир вообще несправедлив и жесток, девочка. Это и есть жизнь. Иногда мне приходится делать то, чего я делать не хочу. Иногда без этого не обойтись, Милана. Моё положение обязывает. Я не могу позволить себе такую слабость, как милосердие, а люди не всегда понимают слова. Чаще всего приходится их наказывать. Мне жаль, что ты увидела это. Тем не менее, всё к лучшему, — как обычно цинично и без грамма человечности. Вот такой вот он, грозный Иван Бекетов.
Поворачиваюсь набок, впериваюсь в стену равнодушным взглядом. После известия о том, что Костя жив, накатила апатия. Захотелось вырубиться и проспать как минимум до десяти утра. Пока не придёт кроха Маринка и не разбудит.
Иван не стал приставать, за что я была ему благодарна. Секс — это меньшее, чего бы мне сейчас хотелось. Как и ощущать на себе руки, что совсем недавно держали оружие.
Галя поставила передо мной тарелку с хрустящими тостами, рядом кофе.
— Давай, милая, поешь. Ты уже от ветра падаешь, нельзя же так в самом-то деле. Совсем Маринка тебя измотала.
Я кисло улыбнулась, откусила кусочек ароматного хлеба. Если бы дело только в Маринке было.
— Не притворяйтесь, что не слышали выстрел. Комната изолированная только у Маринки.
Галина прокашлялась, отвернулась к плите.
— То, что происходит в хозяйских спальнях, меня не касается. Я потому так долго у Ивана и работаю, что нос свой, куда не приглашали, не сую. А ты, если о чём поболтать хочешь, так и скажи, не стесняйся.