Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
За время моего отсутствия ни в доме, ни во дворе, ни на огороде ничего не изменилось. Грядки стояли без единого сорняка; созревшие овощи снялись с кустов и повыползали на тропинку — так велело им особо изощренное заклинание. Над тропинкой кружились мухи. Мой урожай, как ни прискорбно, начинал подгнивать.
Едва отдохнув с дороги, я послал ворона с вестью для Ятера; Ил быстро прискакал, но долго привязывал лошадь. Еще дольше шел от ворот к порогу. В дверях вообще приостановился, будто вспомнив, что оставил дома нечто важное
— Привет, колдун!
И запнулся, внимательно меня разглядывая. Ох, была бы у Ила такая возможность — ввинтился бы в мои мысли, как личинка в древесную кору; с чем приехал, спрашивали напряженные глаза. Нашел ли обидчика, наказал ли? И помнишь ли все, что я здесь же, у порога, наговорил тебе в прошлую нашу встречу?
Я, разумеется, прекрасно помнил, но напоминать не спешил. Успеется.
— Входи, — пригласил я устало. — Поговорим…
Мы уселись в креслах друг напротив друга. От Ятера пахло потом, пылью и каким-то сногсшибательной крепости парфумом.
— Девку завел?
Ятер насупился:
— Откуда ты… Ты что, следишь за мной, колдун?!
— Делать мне больше нечего, — я поморщился. — Смотри сюда, — и высыпал на стол пригоршню камней.
Ил сперва склонился над россыпью, потом отпрянул с суеверным ужасом. Долго глядел, не решаясь коснуться; наконец взял двумя пальцами ярко-синий камушек с вырезанной на нем собачьей мордой (а может не собачьей вовсе, а волчьей, тут как посмотреть).
— Да ты времени не терял, колдун…
В голосе Ила слышалось плохо скрываемое восхищение; он перебирал камушки, будто теплые угли, казалось, что он вот-вот подует на кончики пальцев. Когда барон наконец-то поднял взгляд, в обращенных ко мне глазах явственно читались восторг и опаска: Ятер глазел на меня, как мальчик на заезжего фокусника:
— Что это?
— Камни, — сообщил я.
Ятер нахмурился, производя непосильное, по-видимому, умственное действие:
— И… что?
— Что? — удивился я.
— Кто, — со значением выговорил Ятер. — Кто это… чья работа? С кого за отца моего спросится… Или уже спросилось?
— Не так быстро, — сказал я со вздохом. — Видишь, как дело-то повернулось, не только твоего отца, он многих обездолил…
— Что мне до многих, — сказал Ил, выпячивая губу.
— Ищу его, — сказал я угрюмо. — На след уже вышел… Спросится с него, не сомневайся. Он великий маг… но никуда не денется, будь уверен.
Восторг в бароновых глазах пригас; Ил потупился:
— Хорт… Я тебе в прошлый раз наговорил тут… Прости уж меня, дубину. Ты знатный колдун… прости, ладно?
Распрощавшись с Ятером, я взял с собой плавающий светильник и спустился в подвал.
Банка помещалась в клетушке с железной дверью. На самом деле это была не банка даже, а круглая миска сизого стекла, такого
Я снял крышку — она весила, как хороший рыцарский шлем. Из сосуда повеяло болотом. Затхлым, холодным и без единой лягушки.
Я подозвал светильник — так, чтобы он завис над самой водой — и заглянул внутрь.
Да. Негусто. Негусто же, видит сова, и нечему удивляться — деньги растут, когда о них заботятся. Когда их ежедневно пересчитывают, меняют воду, когда о них думают, в конце концов…
А я, собирая средства на уплату членских взносов, слишком много из банки выгреб. Почти ничего не оставил на расплод, хоть и знал прекрасно, что чем больше в банке оставишь — тем ощутимее будет прирост…
Какой-такой прирост, когда корм в картонной коробочке слипся блином, а воду не меняли уже несколько месяцев. Как ни противно, но придется этим заняться — мыть, и менять, и пересчитывать, и все вручную, потому что деньги почему-то не любят заклинаний. Придется переступить через себя, побороть отвращение, что делать, ведь деньги нужны…
Вот так уговаривая себя, я погрузил руки в грязную воду — выше локтя. Защекотали, поднимаясь со дна, зловонные пузырьки; морщась, я выложил на крышку две пригоршни золотых монет.
Все мелкие какие-то. Придется повозиться.
Вечер я провел в библиотеке; наследство, доставшееся мне от моих предков-магов, занимало всего несколько полок — зато чтоэто были за книги!
Осторожно, том за томом, книжку за книжкой я выложил их на предварительно расстеленные волчьи шкуры. Под потолком висело пять светильников, разожженных на полную мощность; в их свете клубилась, не оседая, пыль.
Сопя и морщась от зуда в кончиках пальцев, я произвел на свет крупную волосатую поискуху.Похожая на крысу тварь поползала по корешкам, по золотым обрезам, по развернутым желтым страницам, тычась носом, разыскивая, вынюхивая. Там, где предположительно содержалась интересующая меня мудрость, поискуха приостанавливалась, чтобы оставить метки-экскременты — твердые, лишенные запаха, слабо светящиеся в темноте.
Весь поиск занял у твари около получаса. Под конец она стала медленнее двигаться, оступаться на корешках, ронять шерстинки; с горем пополам закончив исполнение приказа, поискухапискнула и распалась трухой.
Я подобрал помеченные поискухой книги — два исполинских пропыленных тома («Мудрость веков» и «Геральдика, история, корни, древо»), один крошечный, но очень тяжелый томик в слепой обложке и еще одну книгу, на вид не особенно старую. Оптимистично озаглавленную: «Соседство».