Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Корона ее потерялась в поднебесье, рыжие волосы растрепались; он поставил ее на ритуальный стол, как и учил когда-то дед…
— Ты спишь, Арман?
— Нет, — отозвался он глухо. — Давай… цветок.
— Сейчас?
— Да.
Юта завозилась, пытаясь вытянуть пробку из пустой бутылки; пробка не поддавалась, и Юта пустила в ход зубы. Наконец раздался негромкий хлопок, и струйка запаха, запаха цветка под названием томник, змеей заструилась из узкого горлышка.
Арману казалось, что он видит эту струйку
Тошноты не было. Картины из его памяти разом ожили, приблизились, обрели цвет, звук и плоть.
Он видел свои когтистые лапы вблизи ее лица. Лицо было совсем белым, безжизненным, но губы шевелились, и он даже мог различить полустертое слово…
Он хорошо знал, что надо делать дальше. Его изогнутые когти — всего лишь идеальной формы ножи. Его передние зубы остры, как костяные иглы.
От нее пахло томником. Духи «Истома», а может быть, тогда это называлось по-другому. И еще — она была теплая. Он чувствовал это, даже не касаясь ее кожи.
Она всхлипнула — длинно, прерывисто. Одна когтистая лапа протянулась к ее груди…
«Юное существо… дева… венценосная добыча… Да укрепит тебя жизнью своей, и радостью, и младостью»…
Арман оттолкнул цветок томника и Ютину руку. Его трясло, опустив глаза, он с удивлением разглядел в полутьме собственные колени, подскакивающие, как крышка на кипящем котле — такая их колотила дрожь. Пятки его выбивали по сундуку плясовой ритм, и он ничего не мог с этим поделать.
— Арман? — спросила Юта испуганно.
Он хотел ответить, но чуть не прикусил язык отчаяно лязгающими зубами.
— Ты вспомнил? — Юта старалась не выдавать своего страха. Он помотал головой в темноте.
Мокрый, как мышь, с головы до ног покрытый холодным потом, он слышал, как сердце его, переместившись почему-то к горлу, отстукивает беспорядочную дробь.
— Что же делать? — Юта чуть не плакала. — Тебе плохо? Ну вспомни, постарайся!
Он крепко взял за запястье ее руку, сжимающую цветок. Поднес к своему лицу, снова вдохнул и заставил себя закрыть глаза.
Черно. Черно. Красные пятна. Темень…
И когти его сомкнулись! Сомкнулись, сжали жертву и поволокли вон…
Он нес ее — о позор! — нес прочь от замка, а она вырывалась, почему-то только сейчас решив сопротивляться. Он принес ее в брошенный песчаный карьер на окраине какого-то поселения и опустил в размытую дождем глину. А по склону рыжей ямы, липкому, грязному склону скатывались бесформенные комья. Комья глины, всего-то…
— Арман!
Юта сжимала свечку в кулаке, не замечая потеков горячего воска на пальцах.
— Я испугалась… У тебя было такое лицо…
Соскользнул на пол вялый невзрачный цветок.
Арману было легко, так легко, как в детстве, как в хмельном счастливом сне.
Арман глупо рассмеялся, обнял Юту за плечи и по-братски поцеловал ее в щеку, у самого уголка губ.
Она смотрела на него круглыми восхищенными глазами, но в темноте он различал только две светлых искорки.
На Юту снизошло прозрение.
Труды ее в клинописном зале, дни и ночи при свете дымного факела, воспаленные глаза и озябшие ноги, радости открытий и отчаяние тупиков, и даже та толстая крыса, которая, выскочив однажды из неведомой норы, перепугала принцессу насмерть — все это чудесным образом проросло в Понимание. Взглянув на текст Пророчества, Юта с благоговейным страхом осознала вдруг, что чужие символы понятны ей и она может читать.
Она разволновалась так, что чуть не выронила факел. Потом, будто испугавшись, повернулась и бросилась бежать — прочь из клинописного зала, на поверхность.
Арман не поверил.
Он привык уже к ее фантазиям и не желал ничего слушать. Прочла? Расшифровала? Вытри сначала копоть из-под носа, а то извозилась, как мышь в каминной трубе…
Она была на грани гневной истерики, когда он выбрался-таки из удобного кресла и бросил с усмешкой:
— Что ж, покажи…
Набрав факелов, они вместе отправились вниз, и по пути Юта становилась все спокойнее и увереннее, а Арман, напротив, невесть почему разволновался и, ругая себя за пересохшее горло и взмокшие ладони, нервничал все больше и больше.
Пришли.
Плоский, вертикально поставленный камень с начертанным на нем Предсказанием отбрасывал две тени — от Ютиного факела и от факела Армана. Начертанные на нем знаки слились в красивую, но неразборчивую вязь — так, во всяком случае, могло показаться неопытному глазу.
Арману так и виделось. Он покосился на принцессу насмешливо и подозрительно.
— Тут не про всех, — сказала Юта шепотом. — Сначала — «слава доблестному Сам-Ару».
— Это понятно, — сказал Арман как мог небрежно, стараясь, чтоб голос его не дрожал. — Это и я могу «расшифровать».
— А потом, — Юта перевела дыхание, — потом — по номерам… Сорок третий потомок Хар-Анн.
Розыгрыш, подумал Арман. Шутка. Пусть даже Хар-Анн и был сорок третьим потомком — что с того?
— Тут, — Юта кусала губы, — как бы предсказание… предостережение… ты знаешь, что случилось с этим… Хар-Анном?
— Знаю. Но тебе не скажу. Прочитай прорицание.
— Сейчас… Поднеси факел ближе… Значит так… Удача… И еще, кажется, доблесть. Старость, жизнь… А, доживет до старости, если…