Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Корона ее потерялась в поднебесье, рыжие волосы растрепались; он поставил ее на ритуальный стол, как и учил когда-то дед…
— Ты спишь, Арман?
— Нет, — отозвался он глухо. — Давай… цветок.
— Сейчас?
— Да.
Юта завозилась, пытаясь вытянуть пробку из пустой бутылки; пробка не поддавалась, и Юта пустила в ход зубы. Наконец раздался негромкий хлопок, и струйка запаха, запаха цветка под названием томник, змеей заструилась из узкого горлышка.
Арману казалось, что он видит эту струйку в темноте. Вот она достигла его лица; он на мгновение задержал дыхание, чтобы в следующую секунду сделать глубокий вдох.
Тошноты не было. Картины из его памяти разом ожили, приблизились, обрели цвет, звук и плоть.
Он видел свои когтистые лапы вблизи ее лица. Лицо было совсем белым, безжизненным, но губы шевелились, и он даже мог различить полустертое слово…
Он хорошо знал, что надо делать дальше. Его изогнутые когти — всего лишь идеальной формы ножи. Его передние зубы остры, как костяные иглы.
От нее пахло томником. Духи «Истома», а может быть, тогда это называлось по-другому. И еще — она была теплая. Он чувствовал это, даже не касаясь ее кожи.
Она всхлипнула — длинно, прерывисто. Одна когтистая лапа протянулась к ее груди…
«Юное существо… дева… венценосная добыча… Да укрепит тебя жизнью своей, и радостью, и младостью»…
Арман оттолкнул цветок томника и Ютину руку. Его трясло, опустив глаза, он с удивлением разглядел в полутьме собственные колени, подскакивающие, как крышка на кипящем котле — такая их колотила дрожь. Пятки его выбивали по сундуку плясовой ритм, и он ничего не мог с этим поделать.
— Арман? — спросила Юта испуганно.
Он хотел ответить, но чуть не прикусил язык отчаяно лязгающими зубами.
— Ты вспомнил? — Юта старалась не выдавать своего страха. Он помотал головой в темноте.
Мокрый, как мышь, с головы до ног покрытый холодным потом, он слышал, как сердце его, переместившись почему-то к горлу, отстукивает беспорядочную дробь.
— Что же делать? — Юта чуть не плакала. — Тебе плохо? Ну вспомни, постарайся!
Он крепко взял за запястье ее руку, сжимающую цветок. Поднес к своему лицу, снова вдохнул и заставил себя закрыть глаза.
Черно. Черно. Красные пятна. Темень…
И когти его сомкнулись! Сомкнулись, сжали жертву и поволокли вон…
Он нес ее — о позор! — нес прочь от замка, а она вырывалась, почему-то только сейчас решив сопротивляться. Он принес ее в брошенный песчаный карьер на окраине какого-то поселения и опустил в размытую дождем глину. А по склону рыжей ямы, липкому, грязному склону скатывались бесформенные комья. Комья глины, всего-то…
— Арман!
Юта сжимала свечку в кулаке, не замечая потеков горячего воска на пальцах.
— Я испугалась… У тебя было такое лицо…
Соскользнул на пол вялый невзрачный цветок.
Арману было легко, так легко, как в детстве, как в хмельном счастливом сне. Все хорошо, все еще может быть очень неплохо… Кошмар забудется. Комья глины? Скатились, упали на дно, сравнялись с землей… В сознании больше нет занозы, и колоссальная тяжесть рухнула с плеч, придавив мимоходом страх перед Ритуальной комнатой.
Арман глупо рассмеялся, обнял Юту за плечи и по-братски поцеловал ее в щеку, у самого уголка губ.
Она смотрела на него круглыми восхищенными глазами, но в темноте он различал только две светлых искорки.
На Юту снизошло прозрение.
Труды ее в клинописном зале, дни и ночи при свете дымного факела, воспаленные глаза и озябшие ноги, радости открытий и отчаяние тупиков, и даже та толстая крыса, которая, выскочив однажды из неведомой норы, перепугала принцессу насмерть — все это чудесным образом проросло в Понимание. Взглянув на текст Пророчества, Юта с благоговейным страхом осознала вдруг, что чужие символы понятны ей и она может читать.
Она разволновалась так, что чуть не выронила факел. Потом, будто испугавшись, повернулась и бросилась бежать — прочь из клинописного зала, на поверхность.
Арман не поверил.
Он привык уже к ее фантазиям и не желал ничего слушать. Прочла? Расшифровала? Вытри сначала копоть из-под носа, а то извозилась, как мышь в каминной трубе…
Она была на грани гневной истерики, когда он выбрался-таки из удобного кресла и бросил с усмешкой:
— Что ж, покажи…
Набрав факелов, они вместе отправились вниз, и по пути Юта становилась все спокойнее и увереннее, а Арман, напротив, невесть почему разволновался и, ругая себя за пересохшее горло и взмокшие ладони, нервничал все больше и больше.
Пришли.
Плоский, вертикально поставленный камень с начертанным на нем Предсказанием отбрасывал две тени — от Ютиного факела и от факела Армана. Начертанные на нем знаки слились в красивую, но неразборчивую вязь — так, во всяком случае, могло показаться неопытному глазу.
Арману так и виделось. Он покосился на принцессу насмешливо и подозрительно.
— Тут не про всех, — сказала Юта шепотом. — Сначала — «слава доблестному Сам-Ару».
— Это понятно, — сказал Арман как мог небрежно, стараясь, чтоб голос его не дрожал. — Это и я могу «расшифровать».
— А потом, — Юта перевела дыхание, — потом — по номерам… Сорок третий потомок Хар-Анн.
Розыгрыш, подумал Арман. Шутка. Пусть даже Хар-Анн и был сорок третьим потомком — что с того?
— Тут, — Юта кусала губы, — как бы предсказание… предостережение… ты знаешь, что случилось с этим… Хар-Анном?
— Знаю. Но тебе не скажу. Прочитай прорицание.
— Сейчас… Поднеси факел ближе… Значит так… Удача… И еще, кажется, доблесть. Старость, жизнь… А, доживет до старости, если…