Хозяин Пророчества [трилогия]
Шрифт:
А Мурен, убедившись, что волнение затихло, позвал пророков:
«Есть кое-что крайне интересное…»
У всех хватило ума догадаться, что дело явно срочное, и не возмущаться по поводу того, что им не дают спать.
«Ну не томи».
«Магию, которую использовал этот некромант, я запомнил хорошо и узнаю в любом обличье. Он использовал силу освобожденного зверя. Сомнений быть не может, потому что такая тварь меня убила, и я знаю, на что это похоже. Пока что нам эти сведения без особой надобности, но кто знает, как все обернется. Все именно так, как и говорил Оцелот: если убить создателя, его мертвые марионетки рассыпаются прахом. Может быть, нам удастся справиться
Наступило задумчивое молчание, далеко не сразу нарушенное дервишем:
«Интересная идея, но сейчас, скажу я тебе, надо спать. Потом мы отобьем врага от врат пустыни и только потом станем загадывать на будущее. Хорошо?»
«Замечательно!» — довольно муркнул Мурен. Разумеется, ждать согласия по столь сложному вопросу сразу было бы неразумно, но шаман сделал главное: он заронил зерно идеи.
И теперь ожидал всходов.
До пустыни и впрямь оставалось немного: на следующее утро блеск песка замаячил на горизонте с первыми солнечными лучами. А к полудню все устали от этого сверкания настолько, что большую часть времени проводили либо лежа, либо крайне осторожно глядя на восток — там песок почему-то почти не блестел. Харад-аль, услыхав вопрос по этому поводу, только захихикал и, потерев ладони, заявил, что там, где песок блестит особенно ярко, находятся магические ловушки. Ну, или входы в них, потому что многие ловушки тянулись в глубь барханов на многие версты, настигая своих жертв далеко не сразу. На резонное замечание о том, что этот блеск был практически везде, дервиш только пожал плечами и слегка удивленно заметил:
— Я, кажется, уже говорил вам вчера: в нашу пустыню есть только один вход. Все остальные закрыты стеной древнего волшебства, к которому лучше даже не приближаться. И косых взглядов, — Харад, подняв ладонь ко рту, снова хихикнул, — эти чары тоже не любят. Многие из них живые и весьма подвижные.
Все, мрачно сойдясь на том мнение, что у этого орка странное чувство юмора, уперлись взглядами в ковровые узоры у себя под ногами — от греха подальше.
Солнце палило, однообразные пески проносились внизу, ветер, гуляющий на высоте, хоть и приносил некую прохладу, но был совершенно сух, поэтому старались не говорить. Вода и так была крайне ценной, и ее запасы постоянно подвергались алчному ощупыванию взглядами. Любому, кто покусился бы на святое, ухватив бурдюк вне очереди, без раздумий дали бы в ухо — вне зависимости от реального отношения.
Особо мерзкие впечатления оставляли далекие, окруженные деревьями пруды и озерки — сплошные миражи, как выяснилось. Харад-аль, помнится, приказал сделать небольшой крюк и показать всем истинную сущность этих иллюзий, чтобы потом не слушать бесконечное нытье по поводу остановиться и искупаться. Марево при приближении ковровой авиации задрожало, а затем и вовсе стеснительно исчезло, оказавшись пятном красной глины, обожженной солнцем до состояния матерого гранита.
Пейзажи на далеком горизонте появлялись с завидной регулярностью, сменяя друг друга, — колодцы, дворцы, храмы и статуи чередовались с большими и малыми рощицами. Все мало-помалу переместились поближе к этому краю ковра, чтобы полюбоваться хоть на какое-то разнообразие и изредка комментируя увиденное, когда действительно было на что посмотреть.
Гномы, разумеется, обстоятельно обсуждали в своем узком кругу технику исполнения каменных статуй, разбирая на конкретных примерах, где мастер преуспел, а где провалился. Все остальные не понимали, как можно интересоваться желтыми каменюками на желтом же фоне, и оживлялись только при виде ярких голубых пятен, обозначавших появление очередного иллюзорного озера. Мало-помалу миражи стали интереснее, принимая вид каких-нибудь стилизованных зверушек, и тогда все начинали с энтузиазмом спорить, что это за животные.
Наиболее жаркие споры развернулись вокруг совершенного в своей простоте, идеально круглого озера. Разумеется, этот круг можно было толковать просто, а можно было удариться в противоположную крайность. Вариант, выбранный летящим над однообразной пустыней и дуреющим со скуки отрядом, был очевиден.
— Да это же натуральная подскальная жаба, как вы не видите? — горячились гномы.
Сетэль рассудительно возражала:
— Вон клин ряби на отмели видите? Если приглядеться, сразу станет понятно, что это спящий, свернувшийся клубком огненный дракончик. Вон и крылышки проглядывают.
Альтемир, которому казалось, что это озеро донельзя напоминает почему-то синий блин, почувствовал себя чужим на этом празднике жизни и благоразумно не стал озвучивать свои мысли.
Ширш же, одарив водоем ленивым взглядом, снова свернулся почти клубком и проронил:
«Это дракон. — Сетэль явно приободрилась. — Дух-покровитель, тотемный зверь заров. Я на эту тварь нагляделся порядком».
Паладин, бросив на пруд быстрый взгляд, озадаченно почесал в затылке. Конечно, сам он видел дракона только мельком, и то магическим зрением — когда выбирал в небе над Мирбургом цель для освобожденного охотника. Особого сходства не наблюдалось, на что не преминули указать и все остальные.
Кирсс, даже не приоткрывая глаз, только ткнул пальцем в озерко, которое уже почти скрылось из виду.
И снова появилось. И снова скрылось. И опять появилось.
Сетэль уже собралась было спросить Харад-аля, а нет ли в этой пустыне мигающих или движущихся миражей, как проблема разрешилась сама собой — Снор, обладавший самыми зоркими (после Ширша, разумеется) глазами, углядел по краям «озера» два громадных крыла.
Сонливость сдуло как ветром, тем более что дракон ощутимо поддал, нагоняя ковер. Теперь уже все могли без помех разглядеть приближающуюся тварь крайне странного, надо отметить, вида. Эта бестия, судя по всему, успела не только давным-давно сдохнуть, но и основательно прокалиться под жарким солнышком. За летучим караваном, преспокойно молотя воздух полупрозрачными крыльями, летел громадный скелет, окутанный синим пламенем, словно в реберной клети у него полыхал настоящий пожар.
У Радимира при виде этого существа наверняка бы пробудились трогательные воспоминания.
Демонесса, отказавшись от предыдущего вопроса, решила спросить у дервиша, нет ли среди пустынных ловушек чего-то подобного, но по поднятым бровям, которые украшали собой напряженное лицо орка, было сразу понятно, что для Харад-аля это зрелище тоже в новинку.
Альтемир не вытерпел:
— Что это вообще такое?!
Дервиш глянул на человека так, как будто впервые его увидел, и сказал медленно, издевательски вежливо, идеально выделяя каждое слово:
— Это дракон.
— О! — Никто не поверил своим глазам.
Паладин и впрямь задумался, уставившись на приближающуюся тварь. Но всего через несколько секунд его снова прорвало:
— Ну да! Похож, но это, черт подери, скелет какой-то! — Дракон как раз в этот момент издал долгое проникновенное рычание, далеко раскатившееся в жарком воздухе, и паладин быстро, явно инстинктивно, добавил: — Пусть и очень внушительный, конечно. Но что ему от нас надо?!