Хозяин степи

Рахаева Юлия Александровна

– Юрис, откуда ты знаешь такие слова на местном диалекте? – удивился Витольд. – Я тебя им не учил.

– А это не твоё дело, – огрызнулся Шу.

– Великий шоно, – проговорил Драго, – ты знаешь, что в то смутное время старейшиной Яссы был другой человек.

– Знаю, – кивнул Оташ.

– Сейчас никто не посмеет выступить против тебя и шоносара. Ты веришь мне?

– Хочу верить, Драго.

– Илпек поступает глупо. Что он получит?

– Возможно, сивары хотят свободы.

– Можно я скажу? – подал голос Карсак.

– Ты

ведь сивар? – спросил Драго.

– Сивар, – кивнул тот, – но я хочу быть в шоносаре.

– Говори, – разрешил Оташ.

– Ты прав, шоно, Илпек хочет свободу. Он не хочет отдавать мужчин в армию шоносара. Не хочет платить дань. Но я согласен с Драго, что это глупо. Илпек забывает о том, что было на этих землях до прихода шоносара. Как одна деревня шла войной на другую. Шоносар объединил эти земли. Илпек забывает, что шоносар не только берёт, но и даёт. Он защищает все свои поселения. В шоносаре налажена торговля между деревнями. Если сивары отсоединятся, то просто сгинут там без развития. Илпек старый и не видит многих вещей. А молодёжь у нас сплошь тупая и не образованная.

– Один ты, как я понимаю, там образованный, – усмехнулся шоно.

– Не один, но таких мало.

– Великий шоно, завтрак готов, – тихо сказала Нуца.

– Спасибо, – ответил Оташ. – Накрывай на стол.

– Тогда я пойду? – осторожно спросил Витольд. – Там Илинка тоже завтрак готовит.

– Иди, – кивнул шоно.

– Юрис, нам нужно будет поговорить.

– Если ты ещё раз так меня назовёшь, то разговаривать со мной больше никогда не будешь. Это тебе ясно?

– Почему ты так зол на него? – спросила Нуца, когда за Витольдом закрылась дверь.

– Он мой дядя, и это наше с ним дело, – ответил Юрген. – Вы извините за это всё.

– Витольд не говорил, что у него есть племянник, – сказала Нуца.

– Совсем не говорил? Не упоминал даже?

– Нет, поэтому я и удивилась. А ты так хорошо знаешь наш язык.

– Витольд учил. Значит, не упоминал…

Юрген почувствовал, как комок подступает к горлу и становится трудно дышать. Извинившись, он вскочил и выбежал из-за стола на улицу. Он злился на себя за свою слабость, злился на Витольда, для которого он ничего не значил. Добежав до изгороди, он опустился на землю и тихо заплакал, уронив голову на руки.

– Ну, что ты, эне? – услышал Юрген рядом голос Оташа.

– Не смотри на меня, – всхлипнув, ответил Шу. – Я слабак, я сам знаю.

– Ты не слабак, – Оташ сел рядом.

– Я разревелся, как девчонка.

– Если ты считаешь, что мужчины не плачут, то это ты зря. Все плачут, когда больно.

– И ты плакал? – Юрген поднял глаза на шоно.

– И я плакал. Но Витольд этого не стоит, эне.

– Знаю, что не стоит. Просто… Он даже не упоминал обо мне, представляешь? Они его новые родственники. А я кто? Никто.

– Он тебе и не родственник. Забудь его. Я теперь твоя семья, ясно тебе?

– Ясно, – Юрген улыбнулся.

– Идём завтракать. Там каша вкусная.

Каша

действительно была такая, что пальчики оближешь. После завтрака в дом заглянула девочка, очень похожая на Виорику, и сообщила, что раненый норт проснулся. Оташ и Юрген поспешили к Олафу. Когда они зашли в соседний дом, то увидели Арчибальда, одетого в местную одежду, сидевшего рядом с Найтли и державшего перед тем миску с кашей. Олаф, хоть и выглядел бледным, с аппетитом уплетал завтрак.

– Что же вы его с ложечки не кормите? – с улыбкой проговорил Юрген. Рейн в ответ смерил его крайне выразительным взглядом. – Привет, Олаф!

– Здравствуйте! – отозвался Найтли. – Так рад вас видеть!

– Рассказывай, что с тобой приключилось, – попросил Оташ.

– Я ехал через поселение сиваров, потому что уже знал эту дорогу. Думал, что смогу у них попить и, может, покушать. Старейшина стал расспрашивать, куда я еду и зачем. А я дурак, возьми и ляпни им, что с письмом еду в Нэжвилль. Потом я начал понимать, что что-то не так, и хотел уехать. Но в меня выстрелили, и я упал с лошади. Письмо у меня отобрали. Потом пришёл этот… арамсай. Он меня перевязал, а потом помог бежать. Сказал мне ехать в Яссу. Я и поехал. Вы простите меня, я всех подвёл.

– Вот ты дурак! – воскликнул Юрген.

– Да, я сам знаю, что я дурак, – грустно согласился Олаф.

– Да не потому ты дурак, что письмо это не довёз, а потому что себя винишь в этом. Никого ты не подвёл!

– Для вас это, конечно, удобный вариант, – проговорил Рейн.

– Знаете, вот вы тоже дурак.

Брови Арчибальда взметнулись вверх, и он застыл, словно пытаясь понять, как он смог дожить до такого.

– Вы дурак, потому что думаете, что я буду рад тому, что это дурацкое письмо не попало адресату, несмотря на то, что мой друг ранен.

– Я даже не знал, что было в этом письме, – пробормотал Олаф.

– А в нём господин Рейн обвинял меня в государственной измене, – ответил Юрген.

– Как это? – округлил глаза Найтли.

– Очень просто. Я ведь должен был шпионить для Рейна, а я во всём признался Оташу. Но ничего, господин Рейн напишет ещё одно письмо, а если понадобится, то ещё одно. Бумага же…

– Перекатите, господин Шу! – перебил его Арчибальд. – Вы забываетесь.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил Оташ.

– Вы полагаете, что я захочу вернуться в Нэжвилль?

– Я не знаю, поэтому и спрашиваю.

– Таких распоряжений от его величества или его высочества я пока не получал, – ответил Рейн. – Значит, я по-прежнему посол Нэжвилля в шоносаре.

– Хорошо. Тогда оставайтесь в Яссе до выздоровления Олафа, а затем возвращайтесь к нам.

– Вы планируете задержаться рядом с сиварами?

– Ещё какое-то время.

– Я вас понял.

– Мы что же, уезжаем? – спросил Юрген.

– Завтра утром. Сегодня ещё переговорю с Драго. Да и ты же, наверное, захочешь выспаться в мягкой постели, разве не так?