Хозяин Вселенной
Шрифт:
А самое большое окно, чуть не на всю стену, стоит в экзекуторской. Воспитание подрастающего поколения — дело тонкое и ответственное, и опытный воспитатель всегда использует не только плеть, но и кашу. Особо старательные ученики получают возможность сидеть за столом и вкушать свою пайку, одновременно наблюдая за наказанием нерадивых через окно. Хотя наивысшей наградой служит, разумеется, возможность самому участвовать в наказании провинившегося. Я даже облизнулся, вспоминая собственное обучение — сам я с витой плетью, и нарушитель, растянутый на станке… эх, бодрит!
Но вообще-то в экзекуторской наказывают уже серьёзных нарушителей, и не всегда дело ограничивается банальной поркой. Экзекуторы — народ изобретательный, не всякий попавший к ним уходит на двух ногах. Бывает, что и на четвереньках еле уползают. Поэтому за мелкие провинности воспитанников обычно наказывают сами воспитатели, на месте.
Ну, а особо провинившихся я просто сдаю Санитарам.
Я заглядываю сквозь окно в один из классов. Ага, вот, кстати, похоже, тут как раз господин учитель решил кого-то поучить сверх программы.
Нажатие кнопки на браслете, и широкая дверь с лязгом откатывается в сторону. Большинством дверей могут управлять только учителя и воспитатели, имеющие личные браслеты. Не хватает ещё, чтобы воспитанники бродили по всем этажам, когда кому вздумается!
— …Я сколько раз должен тебе повторять, тупица?! О, мой господин! — учитель низко склоняется передо мной. Дети разом валятся ниц, оттопырив зады. На мгновение во мне возникает жгучее искушение воспользоваться предложением и от души пнуть пару-тройку воспитанников, но я сдерживаюсь. Несолидно. Господин директор должен быть выше этого, он холоден и объективен.
— Продолжай процесс, — благосклонно киваю я учителю.
— Слушаюсь, мой господин! Принеси мне хлыст, ничтожный! — это он уже ученику.
Воспитуемый с поклоном подносит своему наставнику длинный и гибкий пластиковый хлыст, расстёгивает комбинезон, и тот разом сваливается с плеч. Теперь ученик стоит совершенно голый в куче тряпья, закинув руки за голову.
— Не желаешь ли, о мой господин? — учитель с поклоном преподносит мне хлыст на вытянутых руках.
— Нет, пожалуй. Начинай!
Учитель со свистом взмахивает хлыстом, и на гладкой зеленоватой коже воспитанника появляется первая тёмная полоса. Ещё, ещё!
— Стой смирно! Руки держи где положено! Так, теперь все вместе — что нужно сказать?
— Позор ничтожному! — хором ответствуют дети.
— Хорошо. Ты первый! — поднимает учитель ученика из первого ряда. — Все в очередь! По одному разу!
Ученики наносят хлёсткие удары по ляжкам товарища, один спереди, другой сзади — для равномерности полос. Да и бьют, пожалуй, покрепче самого господина учителя. Балует он их, надо сказать… Вообще-то право выпороть другого надо ещё заслужить.
— А-а-а! — не выдерживает наконец воспитуемый.
— Молчать! Здесь сам наш господин директор! В экзекуторскую захотел?
В классе тридцать два ученика, и воспитуемому достаётся тридцать один удар сверх отпущенных учителем лично. Пожалуй, не так уж глупо. Одно дело, когда тебя выпорет учитель, и совсем другое, когда все без исключения одноклассники. Семь тысяч девяносто сто семьдесят пятый опытный педагог, знает, что делает… Теперь этот ученик будет стараться изо всех сил, лишь бы в следующий раз оказаться на другом конце хлыста.
Однако вид голого и избитого малолетки здорово возбуждает, право слово.
— Ну что это такое! — я беру хлыст у учителя. — Вот как надо!
Хлёсткий удар, и воспитуемый заходится визгом, похожим на звук шлифмашины.
— Молчать, сволочь! Встань как положено! — шипит на ученика учитель. — Отличный удар, мой господин, если позволишь высказать ничтожному своё мнение.
— Позволяю, — я бросаю учителю хлыст, который тот подхватывает у самого пола, поскольку опять стоит, полусогнувшись. — Я вижу, процесс воспитания у тебя налажен.
— Рад стараться, мой господин!
Покинув класс, я шагаю по коридору. Нет, что ни говори, а порка сильно поднимает настроение. Зайти, что ли, в экзекуторскую и развлечься как следует?
Браслет начинает зудеть руку. Я бросаю взгляд на табло и едва сдерживаю ругательство. Чуть не забыл, надо же… На сегодня это самое важное дело.
Вообще-то наше воспиталище базовое и выпускает разряды с девятого по двенадцатый. Тех, кто на первичном тестировании показал достаточно высокий уровень притязаний или повышенную склонность к логическому мышлению, учат не здесь. И учат их по другим программам — высшая письменность, то-сё… По окончании обучения происходит распределение, и выпускникам присваивают новые номера взамен тех, что они носили в воспиталище. Из «логиков» выходят инженеры и прочие учёные технари, а из ребят с высоким самомнением и пробивной энергией выходят порой очень важные персоны. Оплот Истинного Разума — это мир наивысшей справедливости. Здесь Бессмертным, носящим имя может стать любой. Если сумеет обогнать и задавить конкурентов.
Я облизнул пересохшие губы. Яркий комбинезон, вкусная каша, личное жильё и ванна с водой — всё это ерунда. Бессмертие, вот подлинно великая цель. Жить, жить и жить, жить бесконечно… А стареющие тела менять, подобно башмакам. Износил — выбросил.
Вот и сегодня в моём воспиталище проходит конкурс среди выпускников. Поступила заявка от Бессмертного, и его доверенные лица уже здесь. Выбор донора — дело ответственное. Юноша должен быть здоров и красив, и горе мне, если такового не окажется.
Я одним движением отключаю мнемозапись, некоторое время сижу, дыша глубоко и часто. Вот как… Вот так, значит, и воспитывают у них там подрастающее поколение. Хорошо, что Ирочка не видит…
«Я всё видела, Рома. Пусть и нечётко, через твои мыслеобразы».
«Зря я не послушался Цанга. В самом деле надо было смотреть с экрана…»
Ирочка отвечает не сразу.
«Смотри, Рома, смотри. Всё смотри. И помни — вот так в принципе может быть и на Земле».
Я стискиваю зубы.