Хозяин жизни
Шрифт:
— Он хороший парень и еще найдет кого-то, кто полюбит его и историю так же, как он.
— Ну ладно тебе, Маш, он есть не может без тебя. Кусок в горло не лезет. Вы же были вместе.
Еще бы столько алкоголя выжрать. Думаю про себя, но вслух не говорю. Чувствую себя последней дрянью из-за ее такого искреннего желания вернуть меня в семью.
— Не живет, существует. Мальчик сохнет. Маш, он ведь однолюб, он ведь с тобой до конца. Он разлюбить не сможет, не такой он, чтобы одну любить, потом вторую.
Ощущаю себя хуже некуда. Внутри меня по отношению
В кармане пиджака вибрирует телефон. На всех абонентов у меня стоит стандартная мелодия. Я не люблю разбираться в современных гаджетах. Мне просто лень. Поэтому как звонил одинаково, так и звонит. Думаю, что это мама, и без задней мысли достаю аппарат. Надежда стоит ко мне вплотную. Я задыхаюсь. Пять семерок в конце. Такой номер телефона только у него, я даже подписывать не стала и так запомнила.
— Я на секунду, — вырываюсь из объятий свекрови, отхожу в сторону, оглушенная грохотом биения собственного сердца.
— Да.
— Маш, привет.
— Привет.
Слышу голос диспетчера и шум похожий на скрежет чемоданных колесиков. Он куда-то летит, мы снова не увидимся. Но это ведь ничего. Он деловой человек.
— Мне в Берлин нужно, потом ещё в пару мест. Неделю в общей сложности займёт. Сейчас в аэропорту, улетаю. Дело срочное есть. Не хочу упустить шанс.
— Понятно, — не в силах совладать с эмоциями потухшим голосом отвечаю, — счастливо долететь.
— Все в порядке, Маш?
Конечно в порядке, он сказал, поговорим позже и сутки от него ни слова. А сейчас, не попрощавшись лично, просто ставит перед фактом, что улетает аж на неделю. Слова Азалии набатом гремят в голове, она была умнее меня. Она ездила с ним, она охраняла его.
Она гасила его горячее либидо. И разве ей помогло? Он неделю будет терпеть? Или спустит пар с какой-нибудь женщиной, которую никогда больше не увидит? Каков статус наших отношений? В верности он мне не клялся. Голова ломится от разных мыслей. Наверное, я должна доверять ему.
Мне грустно. А Дусманис не говорит никаких нежностей. Впрочем, он и раньше не особо сюсюкался. Я запихиваю телефон обратно в карман и, всхлипнув носом, поднимаю глаза на...
На застывшую в диком ужасе свекровь. До меня не сразу доходит, что не только мне легко запомнились пять семерок.
— Зачем тебе звонит мой бывший муж?!
Глава 45
Миша оказался прав, все написано на моем лице. Задыхаюсь, осознав, — она догадалась. Моя все еще свекровь поняла, что я бросила Артура ради его отца. При этом не нужно быть гением, чтобы понять — замуж он мне не предлагал. Мои губы сохнут, лицо покрывается пятнами, выступает холодный пот. Необходимо срочно придумать достойную причину, по которой он может мне звонить, оправдать Мишу. Но перед глазами стоит его голое тело, плоский смуглый живот и твердые, как орех ягодицы.
— Ну ты, — блуждает ненормальным, отсутствующим взглядом, — ну ты и дрянь!
Она избегает смотреть прямо на меня, ее взгляд
— Ты что же, паскудина малолетняя, на моего мужа залезла? — очень странно ошибается Надежда Васильевна.
Хочется напомнить, что ее мужа зовут Владимир, но сейчас она, кажется, больше моя соперница, чем свекровь. Ее все еще молодое лицо искажает гримаса ужаса. Миша чертовски прав, у меня все-все написано на лице.
— Его денег захотела? Отвечай! — истерично орет моя свекровь.
Очень быстро бледнея, она морщится, словно от боли, в ее голове складывается нехитрый пазл. Любящая мать мгновенно забывает обиду, нанесенную много лет назад.
— Артур! Мой мальчик. Мой Артур оказался недостаточно хорош для тебя, глиста рыжая? Да он же тебя по ресторанам водил, подарки дарил, с работы встречал! На квартиру даже не рассчитывай, проститутка!
Дергаюсь, встречаясь глазами с проходящим мимо физруком. Будь она неправа, я бы стала защищаться, но хоть дело и не в деньгах, Артура я, действительно, бросила ради его отца.
— Я пойду, — решительно обхожу Надежду, но она резко мечется за мной, преграждая путь.
Она еще не все сказала.
— Артур в больнице, он чуть не умер, а ты с его отцом? Да где твоя совесть?
— Прекратите кричать.
— Стыдно? Правильно, стыдись себя, курва драная. Я тебе такое устрою, до старости не умоешься. Да тебя техничкой в школу не возьмут, — преследует она меня вдоль школьного забора.
Я нервно комкаю ремешок сумки, ускоряя шаг.
— Да что Вы мне сделаете? — не выдерживаю.
— Прокляну. Прокляну до пятого колена. Ты у меня никогда не родишь. Я к бабкам пойду, повитухам, фотографий твоих полно. Они так нашепчут, что у тебя матка высохнет.
Ох, е-мае, сорокалетняя женщина верит в такой бред.
— Надежда Васильевна, Вам надо успокоиться.
— Ты меня по имени не зови. Грязным ртом своим, которым ты ему… Пререкаться удумала, дрянь малолетняя. Думаешь, Дусманис тебя защитит? Да у него таких, как ты, только при мне штук десять было, — попадает она в болезненную точку, внутри все сжимается от ревности.
— Ну Дусманис, ну сволочь кобелистая, — продолжает визжать свекровь, — паскуда бл*дская.
— Прекратите сейчас же! — пытаюсь перейти дорогу, но она будто ворона, увидевшая крошки на моем темечке, клюет и клюет. — Это вообще не ваше дело!
— Не мое? — пучит она свои резко выцветшие глаза, — не мое?! — повторяет истошным криком, — ты мне, дырка рыжая, указывать не смей. Я тебе, дрянь малолетняя, за Артурчика своего волосы на башке повыдергиваю. Ты ему все расскажешь. Ты извиняться будешь перед ним неделями. На коленях ползать. Ненавижу! Смерти твоей хочу! Убила бы прямо сейчас, если бы не тюрьма. Отец у него теперь только Володя. А этого недоразумения двухметрового больше в нашей жизни не будет. Трахнуть жену сына, — сжимает рукой рот, подвывая, — боже мой.