Хозяин
Шрифт:
Он не стал оборачиваться, заслышав тихий звук закрывшегося прохода за спиной: это уже не имело значения. Ничто больше не имело значения. Даже жизнь.
Эльф прошлепал босыми ногами в угол небольшого оазиса — точь-в-точь такого же, как оставленный им немногим ранее. Затем некстати вспомнил, что в то время Белка была еще жива и, не сдержавшись, застонал, потому что в отличие от нее все еще мог чувствовать и пока еще мог страдать. После чего с величайшей осторожностью положил Гончую на траву, бережно отер ее осунувшееся лицо, на котором блестели прозрачные капельки, подозрительно похожие на слезы. А затем измученно прижался щекой к ее лбу и так замер, не в силах поверить, что не
— Белка…
Таррэн не знал, зачем продолжает гладить ее лицо, зачем ждет чего-то и все еще надеется на чудо. Почему не может отпустить и бездумно перебирает каштановые пряди, по которым от каждого прикосновения проскакивали крохотные серебристые искорки. Все внутри него омертвело и утратило всякий смысл. То, что горело, угасло. А он просто сидел, закрыв глаза, и терпеливо ждал, пока до разума наконец дойдет ужасающая правда.
Он не сразу сообразил, почему в груди снова разгорелся пожар, там что-то неровно стукнуло, а по телу пробежала знакомая горячая волна. Словно ураган прокатился по позвоночнику, с шумом ворвался в сердце и рассыпался обжигающими искрами, от которых стало хорошо и спокойно. Как-то правильно, что ли? Он не мог объяснить. Просто в какой-то момент мир изменился снова, став понятным, ясным, как его собственные чувства, и именно это понимание вдруг принесло измученному эльфу долгожданный покой.
— А ты упрямый, — вдруг хрипло прошептала Белка, не открывая глаз. — И еще более настойчивый, чем Элиар. Думаешь, я нанималась замерзать рядом с тобой только для того, чтобы потом едва не сгореть?!
Таррэн растерянно замер, испуганно зарывшись ладонью в ее густые волосы. Да как же это… Неужели? Ведь такого не бывает, не может быть, потому что это невозможно! Белка? Живая?
В ответ на него снизу вверх уставились два знакомых до боли голубых озерца, от одного взгляда которых глупое сердце ухнуло куда-то вниз. А потом загрохотало так, как никогда в жизни себе не позволяло.
— Как тебе только в голову пришло выпустить «Огонь жизни»? — простонала Гончая и наконец вяло пошевелилась. — Сам едва не сгорел! Совсем дурак! Ты о чем думал, когда собирался развалить это капище по камешку?! Я, между прочим, еще домой намереваюсь вернуться. Вот была бы у тебя на руках жалкая, обугленная, противно воняющая…
— Белка!
— Точно, — притворно вздохнула она, пытаясь повернуться на бок, но смогла лишь чуть приподнять лицо и уткнуться ему в грудь. — Я же говорила, что меня сложно убить! Так что не надейся — не помру вам на радость. Тебе придется еще помучиться, и немало… ох, как жжется! Между прочим, это все братец твой виноват! По его же вине мою шкуру не каждой стрелой проткнешь и далеко не каждым мечом поранишь! Этот некоронованный урод, чтобы ты знал…
Темный эльф, внезапно ожив, с тихим стоном наклонился и обнял ее так крепко, как только смог.
Боги, боги, боги… Она все-таки живая! Почти невредима и снова, как водится, язвит из последних сил! Кажется, Лабиринт не смог ее забрать! Не сумел сломать возведенные наследником трона барьеры! Не смог переломить его волю и его защиту вокруг этой маленькой, двуличной, но совершенно замечательной Гончей, от присутствия которой можно действительно сойти с ума.
О владыка! Что же Талларен вложил в свою лучшую игрушку?! Какой неимоверной силой наделил эту измученную девчонку, которая сумела в который раз вырваться с того света?! Какие же руны на ней горят, если она способна делать такие потрясающие вещи?!
— Белка…
— А?
— Ты правда живая? — простонал Таррэн, бережно держа ее на руках и жадно вдыхая запах ее пышных волос. Боги, как она пахла! Как умопомрачительно пахла медом и угрозой! Век бы сидел и наслаждался, даже если бы это грозило страшными муками! Но какое же это счастье — просто быть рядом и знать, что с ней все в порядке! Чувствовать, как колотится суматошное сердце, слышать неповторимую музыку ее голоса, привычно сдерживать желание приникнуть к ее губам и жадно пить, пить, пить ее вкус, ее запах, вбирая в себя всем существом.
Нет. Кажется, это он умер и только что воскрес! Кажется, это он сейчас не дышал, это он пропадал в темноте и угасал на глазах. И пусть это никогда не станет настоящим, пусть она никогда его не примет… ничего, лишь бы не прогнала. Лишь бы осталась рядом еще на мгновение. Хотя бы на краткий миг, и этого хватит.
Таррэн, забывшись, коснулся губами ее волос и снова с наслаждением вдохнул их запах.
Живая…
Белка сердито фыркнула, но брыкаться не стала: устала. Вместо ответа она по-хозяйски пристроила голову на его плече и блаженно замерла, словно не замечая, что его пальцы нежно перебирают короткие пряди одну за другой, а временами и вовсе легонько гладят кожу на щеках. Его глаза горели непонятным красновато-зеленым светом. От них шло ощутимое тепло, и ей было хорошо. Спокойно, уютно, просто замечательно. И в этот момент она не пожелала разрушить чужую, искреннюю и нескрываемую радость. Потому что хотя бы раз, один-единственный раз в жизни можно было позволить себе эту крохотную слабость.
— Живая, — промурлыкала Гончая, сладко жмурясь, как самая настоящая кошка. — Я умею на время отключаться и играть в жука-притворяшку, имитирующего смерть. Это позволяет не тратить силы и переждать даже такую гадость, как метель и обледеневшая чешуя на боках. Но кто бы мог подумать, что питоны окажутся настолько уязвимы к холоду?
— Но как, Бел? — прошептал темный эльф, тихонько потеревшись носом о ее макушку.
— Ты ведь видел, что со мной сделали?
— Да, — тихо вздохнул Таррэн, все еще не в силах поверить.
— Твой брат не хотел, чтобы кто-нибудь испортил его любимую игрушку. И выложился так, как, наверное, никогда в жизни, так что теперь на мне горит много рун, ушастый. В том числе и те, которые защищают от вашей магии. Более того, на меня вообще ни один маг не способен воздействовать: ни во вред, ни на благо. И только для наследников Изиара я более открыта. Правда, лишь тогда, когда мне не желают причинить боль. То есть ты можешь вылечить мне маленькую ранку, как это случилось на заставе, помочь вправить сломанную руку, даже восполнить мои силы, если приспичит, но не более. Если вздумаешь ударить, руны отторжения вернут этот удар, усилив его в несколько раз. Решишь наложить чары, и они просто соскользнут. Соберешься поранить, и ничего из этого не выйдет. Думаю, Талларен опасался мести от «дорогих» родственников за такую подставу. Но в то же время не хотел, чтобы я бездарно погибла. Потому и выбрал такое странное решение: избавил меня от магии людей, гномов и перворожденных, но оставил небольшую лазейку для единокровных родичей, которые хоть и не смогли бы причинить мне вред, вполне способны оказать посильную помощь.
— Хочешь сказать… — странно дрогнул эльф, — кровь Изиара позволяет мне быть с тобой рядом?
— Ну ты ведь здесь? И еще живой. Даже успешно сопротивляешься, хотя любого другого на твоем месте уже скорчило бы от боли. Здорово, да?
Таррэн прикусил губу, неожиданно поняв истинную причину, по которой смог нащупать узы единения, связывающие ее с грозной хмерой. Почему сумел вылечить рану от зубов саламандры. Почему, наконец, Белка выжила после ее бешеного огня — кажется, она просто защищена от любой угрозы так, как ни одно существо на Лиаре!