Хозяйка большого дома
Шрифт:
— Не пустил.
— Да. Я окна ставнями закрыл. И двери запер. И вообще… как ты учил.
— Молодец.
Кивнул, соглашаясь: Нат никогда не жаловался на недостаток уверенности в себе. И теперь похвалу принял как должное.
— Скажу Ийлэ, что ты… ну в общем…
— Как она?
Нат почесал ложкой переносицу, честно признавшись:
— Не очень… почти все время спит… а я один… с ребенком этим еще! А козу в дом взял, чтоб выходить пореже… она в красной гостиной.
— Чудесно.
Райдо представил
Помнится, некогда этот гарнитур весьма матушке нравился.
— Малышка?
— Спит. Ну или ест. Как когда. Еще ей нравится, когда на руках носят, — Нат вздохнул. — Выздоравливай уже… а то я с детьми не умею.
— Справишься… Нат.
— Да?
— Принеси чего пожрать… только нормального, не твоей готовки.
Нат задумался, причем думал долго, с минуту.
— А другого нет, — наконец, вынужден был признать он. — Если только вяленое мясо… и сыр еще. Колбаса. У нас много колбасы.
Теперь уж думать пришлось Райдо. Жрать хотелось неимоверно, и с каждой секундой все сильней. Но все же голод был не настолько силен, чтобы рискнуть и попробовать Натовой готовки.
— Давай мясо. И сыр свой.
— Не мой. Козий.
— Пускай козий.
— А ты лежать будешь?
— Буду, — Райдо вытянулся и руки на груди сложил, надеясь, что вид его в достаточной мере преисполнен смирения, чтобы Нат поверил.
Тот лишь головой покачал.
Ушел.
Вернулся, показалось, как-то быстро, а может, Райдо вновь заснул, его тянуло в сон с неимоверной силой. И наверное, зря он пытался этой тяге сопротивляться.
Во сне восстанавливаться легче.
— Нат…
— Я здесь.
— Знаю, что здесь… я завтра встану. Или сегодня. Если кто припрется — буди… — Райдо зевнул широко. — Или не буди, а посылай всех нахрен… и это…
— Да?
— Сам отдохни.
— Я потом.
— Отдохни, я сказал… спорить он будет… воли многовато взял, бестолочь малолетняя…
…не бестолочь, это Райдо в его возрасте бестолочь, если допустил, что Нат оказался наедине с этим гребаным миром. Нат мальчишка… три недели… и правильно сказал, люди ждали, что Райдо издохнет… и ожидания почти оправдались… главное, лезть в дом не рискнули… и верно, к чему спешить, рискуя, что шкурой, что шеей… ведь и в разбое обвинить могут. А так выждать день-другой… третий… неделю… главное, терпения набраться…
Без насилия.
Думать в полудреме легко. И Райдо пользуется этой легкостью, пытаясь представить, что было бы, если бы он умер.
Нату пришлось бы покинуть усадьбу хотя бы затем, чтобы оптограмму со-родичам отбить… значит, в город… в городе оптограф лишь в мэрии имеется… задержали бы?
Задержали.
День или два.
Три…
За несколько дней многое можно успеть.
Райдо хмыкнул, представляя, до чего все удивятся…
…и разозлятся.
…ничто так не бесит людей, как сломанные планы. И значит, еще несколько дней придется побыть умирающим…
С этой мыслью Райдо позволил себе окончательно провалиться в сон. И в кои-то веки сон был спокоен, лишен, как боли, так и воспоминаний.
В таком сне легко поверить, что когда-нибудь он и вправду выздоровеет.
— Он очнулся, — Нат принес дрова. Он приходил всегда в одно и то же время, не здоровался, ничего вообще не говорил, но садился у камина и подкармливал затухающее пламя.
Ийлэ выползала из-под одеяла.
Иногда у нее оставалось достаточно сил, чтобы выбраться из постели.
Она никогда прежде не была настолько слаба, и эта слабость, собственная оглушающая беспомощность пугали. Нет, Ийлэ знала, что Нат не причинит ей вреда, но страх оставался.
Заставлял притворяться.
Садиться за стол.
Глотать безвкусное варево, которое Нат выдавал за еду. Где он ее брал, Ийлэ не знала, да и не спрашивала. Она съедала все, а потом возвращалась в постель, ложилась, закрывала глаза и просто лежала, раздумывая обо всем и сразу.
Если Райдо поправится…
…он поправится, конечно, не окончательно…
…раны затянутся, и те, что снаружи, и те, которые внутри…
…и до весны хватит.
До весны осталось не так уж и много… пара месяцев всего… и конечно, сразу уходить не обязательно…
…вовсе не обязательно.
…имя придумать надо… без имени никак… Ийлэ не может называть ее так, как прежде…
Нат приносил малышку, но оставлять не оставлял, точно опасался, что Ийлэ с ней не справится. И прав был, у нее не хватило бы сил на то, чтобы поднять. Обманчиво хрупкое детское тело оказалось на проверку невероятно тяжелым, Ийлэ попробовала его удержать, но все равно уронила, хорошо, что на кровать, та мягкая.
— Я ее кормлю, — Нат говорил это каждый день, и Ийлэ кивала.
Кормит.
И держит очень осторожно, со страхом, потому что в его руках малышка выглядит крохотной. Она изменилась, и дело не в том, что больше не умирает, что исчезла уродливая худоба, что руки и ноги ее больше не похожи на иссохшие ветви, а шея — на нить, которой голову прикрепили к плечам.
Нет.
Изменилось лицо.
Серьезное. И хмурое. Серые глаза смотрят пристально. Видит она? Видит. И понимает. И наверное, у нее надо попросить прощения, но Ийлэ не знает как.