Хозяйка Дома Риверсов
Шрифт:
Генрих VI оказался худеньким невысоким мальчиком и на первый взгляд каким-то чрезвычайно бледным, точно переусердствовавший в занятиях школяр. Мне было известно, что он каждый день занимается физическими упражнениями и совершает прогулки верхом, а также постоянно участвует в турнирах, хотя и с условием, чтобы его противник на острие копья непременно надевал предохраняющий наконечник. Я даже подумала, уж не болен ли он. Было в прозрачности его кожи и замедленности походки нечто такое, что вызывало у меня ощущение некой внутренней усталости и даже болезненности. А потом вдруг, когда он подошел к нам совсем близко, мне показалось — возможно, всему виной освещение в зале, — что
Ощутив ужас, я не сдержалась и даже негромко охнула; мой муж быстро на меня взглянул, но в ту же секунду вновь повернулся к своему племяннику, одним широким движением и кланяясь ему, и обнимая его.
— Ой! Осторожней! — невольно вырвалось у меня.
Я испугалась, что Бедфорд сейчас сокрушит юного короля в своих объятиях, и тут Вудвилл, поступив весьма разумно, быстро подошел ко мне и, положив мою правую руку себе на сгиб локтя, сделал шаг вперед, словно собираясь представить меня королю.
— В чем дело? — встревоженным шепотом спросил он. — Вам плохо, миледи?
А герцог продолжал здороваться со своим племянником, любовно всматриваясь в его бледное лицо, в его светло-серые глаза; обе руки моего мужа лежали на хрупких плечах мальчика, и я сама почти чувствовала невероятную тяжесть этих рук, чувствовала, что тяжесть эта чересчур велика для юного короля…
— Он слишком хрупок, — прошептала я, затем нашла более подходящую фразу: — Он хрупок, точно принц изо льда, из стекла…
— Не сейчас! — остановил меня Вудвилл и с силой стиснул мои пальцы.
Меня так поразили его тон и внезапная боль в голосе, что, слегка вздрогнув, я удивленно на него взглянула. Зато я тут же пришла в себя и обнаружила, что нас со всех сторон окружают придворные, которые глаз не спускают с меня, с Бедфорда и короля. Вудвилл тем временем вывел меня вперед и буквально заставил склониться в реверансе; все это он делал с такой решительностью, почти грубо, что я поняла: мне лучше пока не говорить ни слова и во всем его слушаться.
Я низко поклонилась королю, и он, легко дотронувшись до моих плеч, поднял меня. Двенадцатилетний Генрих держался со мной весьма уважительно, ведь я теперь стала ему теткой, хоть мне и самой-то было всего семнадцать. В сущности, мы оба с ним были юными невинными несмышленышами среди всех этих пышно разодетых взрослых людей с суровыми лицами.
— Добро пожаловать в Англию! — сказал мне Генрих.
И я поняла, что его тонкий детский голосок еще и ломаться не начал. Потом он поцеловал меня и в правую, и в левую щеку, и прикосновение его губ было таким холодным, точно меня и впрямь поцеловал тот ледяной мальчик, какой мне только что привиделся; его тонкие пальцы, которыми он крепко сжимал мои руки, были совершенно ледяными, будто сосульки.
Король пригласил всех к обеду и повел меня в зал во главе целой толпы придворных. Какая-то красиво одетая женщина с несколько тяжеловатой походкой чуть отступила назад, как бы неохотно давая мне пройти; в ее взгляде сквозила столь явная зависть, что я вопросительно посмотрела на молодого короля, и он тут же пояснил мне своим тонким, как голос флейты, мальчишеским дискантом:
— Это еще одна моя тетя, Элеонора, герцогиня Глостер. Жена моего горячо любимого дяди Хамфри.
Я склонилась перед герцогиней в реверансе, и она ответила мне тем же; у нее за спиной я заметила красивого мужчину — это был родной брат моего мужа, герцог Глостер. Они с Бедфордом сжали друг друга в объятиях, однако я заметила, что мой муж смотрит на свою сноху Элеонору весьма сурово.
— Я очень надеюсь, что
— Разумеется, — согласилась я с ним.
Хотя, если честно, мне никогда еще не доводилось видеть столько зависти и ревности, сколько я видела сейчас в красивом и капризном лице герцогини Глостер. На ней был высоченный, как башня, головной убор, превращавший ее в настоящую великаншу; по-моему, она была самой высокой женщиной при дворе. Ее платье глубокого синего цвета было оторочено горностаем, самым что ни на есть королевским мехом. На шее у Элеоноры поблескивали синие сапфиры, прекрасно оттеняя ее глаза и делая их цвет более глубоким. Она широко улыбнулась мне, обнажив великолепные белоснежные зубы, однако в этой улыбке не было ни капли тепла.
Король усадил меня за стол справа от себя, а моего супруга, герцога, — слева. Далее рядом со мной сидел мой деверь, герцог Глостер, а рядом с моим мужем — герцогиня Элеонора. Столы стояли так, что мы были повернуты лицом ко всему огромному обеденному залу и служили для остальных чем-то вроде развлечения, неким ярким гобеленом, рисунком которого можно сколько угодно любоваться; придворные беззастенчиво рассматривали наши красивые яркие платья, наши головные уборы, наши сверкающие драгоценности. Они таращились на нас будто на актеров в театре масок. А мы взирали на них сверху вниз, точно боги с небес на простых смертных, и по мере того, как столы обносили различными кушаньями, посылали наиболее вкусные угощения своим фаворитам, словно напоминая придворным, что они приглашены за стол только потому, что нам так захотелось.
После обеда были танцы, и герцог Глостер сразу же вывел меня на середину зала. Мы станцевали свою партию и остановились, выжидая, пока остальные пары завершат фигуры танца.
— Ты так обворожительна, милая моя невестка, — шептал мне герцог. — Мне говорили, будто Джон женился на какой-то юной сердцеедке, но я этому не поверил. Как же случилось, что я столько лет служил во Франции и ни разу тебя не видел?
Я улыбнулась и ничего ему не ответила. Если честно, мне надо было бы ответить ему так: пока мой муж вел во Франции бесконечные войны, обеспечивая сохранность английских владений, его никчемный братец Хамфри сбежал с графиней Жаклин Геннегау и начал собственную войну, пытаясь отвоевать и присвоить все ее прежние владения. Он растратил все свое состояние, но мог бы и собственную жизнь там потерять, если бы странствовавшая с ним возлюбленная не вздумала посетить свою фрейлину, вот эту самую Элеонору, познакомившись с которой Хамфри влюбился и снова сбежал — теперь уже с Элеонорой. Короче, это был человек, который подчинялся исключительно собственным прихотям, а отнюдь не долгу, и в этом отношении был настолько непохож на моего мужа, что я едва могла поверить, что они родные браться, сыновья короля Англии Генриха IV.
— Если бы я раньше тебя заметил, я бы никогда не вернулся в родную Англию, — снова принялся нашептывать мне Хамфри, когда мы сошлись с ним в очередной фигуре танца.
Мне было неуютно в его обществе и очень не понравилось, как он смотрит на меня.
— Если бы тогда мы успели познакомиться, я бы никогда с тобой не расстался, — продолжал он.
Я быстро взглянула на своего супруга, но тот беседовал с королем и на меня не смотрел.
— А ты не могла бы мне улыбнуться? — Мой деверь явно заигрывал со мной. — Вот прямо сейчас?