Хозяйка Дома Риверсов

Грегори Филиппа

Стряхнув с рук сухую землю, я взяла грифельную доску и мел и попросила:

— Объясните мне, как все это приготовить.

Марджери, так звали миссис Журдемайн, прожила у нас более недели, как и обещала. Ко времени ее отъезда в аптечном огороде были посажены почти все растения кроме тех, которым непременно нужно было дождаться убывающей луны, а в кладовой уже стояли бутылки с винными настойками трав и были подвешены на просушку пучки и ветки разных растений. Она собиралась отбыть в Лондон на одном из возков моего мужа; вместе с ней уезжал и ее молодой слуга. Я пришла на конюшенный двор попрощаться с ней, и когда она уже

усаживалась в возок, во двор, грохоча копытами, влетел отряд из полудюжины конных в красно-белых ливреях герцога Бедфорда. Ричард Вудвилл, лихо притормозив коня, одним прыжком спешился и доложил:

— Миледи, я доставил вам письмо от моего господина. Он даже специально пометил, чтобы его передали лично вам в руки.

Я потянулась за письмом, чувствуя, как дрожат у меня губы, а глаза наполняются слезами. Я надломила печать, но слезы мешали мне прочесть то, о чем, я не сомневалась, пишет мне герцог.

— Прочтите вы. — Я вернула письмо Вудвиллу. — Или расскажите.

— Уверен, что для вашего расстройства нет ни малейших причин… — начал было он, но пробежал глазами несколько строк и в ужасе осекся. — Мне очень жаль, ваша милость… Мне, правда, очень жаль! Мой господин пишет, что умер ваш отец. В Люксембурге свирепствует чума, но матушка ваша здорова. Она-то и сообщила милорду герцогу эту ужасную новость. — Он вдруг умолк и уставился на меня. — Вы уже знали? Вы догадались?

— Да, — кивнула я. — По-моему, я уже знала. Хоть и закрыла шторы, чтобы не видеть этот лунный свет, не слышать эту музыку…

Миссис Журдемайн, сидевшая рядом с возницей, посмотрела на меня странным взглядом — в нем явная строптивость была смешана с искренним сочувствием.

— Порой невозможно чего-то не слышать или не видеть, — заметила она. — И пусть Господь, даровавший вам эту способность, даст вам довольно мужества, чтобы с ней жить.

Париж, Франция, декабрь 1434 года — январь 1435 года

Вудвиллу так и не удалось осуществить свою мечту и показать мне Графтон, хоть мы и прожили в Англии целый год; впрочем, и мой супруг, герцог, тоже не сумел воплотить в жизнь свою мечту — создать достойную армию, способную должным образом защищать английские владения во Франции. Не смог он также — хоть и обладал огромной властью и фактически правил Англией — призвать к порядку королевский совет и парламент. Однако дольше оставаться в Англии мы не могли: из французской столицы герцогу постоянно слали донесения о том, что тамошнее население жестоко страдает от грабителей, мятежных солдат и нищих, что люди попросту голодают из-за недопоставок в город продовольствия.

— Он не откажет им, — предупредил меня Вудвилл, — и нам вскоре придется возвращаться в Париж.

Так оно и случилось. Море на этот раз было очень бурным, и переправа на французский берег далась мне нелегко. Когда мы прибыли в Кале, то нашли тамошний гарнизон в таком удручающем состоянии, что герцог приказал Вудвиллу остаться в крепости и постараться максимально поднять боевой дух солдат, а затем, как только позволит погода, готовить их к атаке на французов. После чего сами мы собирались незамедлительно выехать в Париж, несмотря на раскисшие от дождей дороги.

Вудвилл, стоя в арке гигантских крепостных ворот, прощался с нами. Потом вдруг подошел ко мне и невольно начал поправлять подпругу моей лошади, как делал это всегда.

— Как же я буду обходиться без вас? — попыталась пошутить я.

Он поднял мрачное лицо, посмотрел на меня и произнес очень тихо, стараясь не встречаться со мной глазами:

— Я буду все время думать о вас. Господь свидетель, я стану каждый день думать о вас!

И он, сразу же отвернувшись от меня, быстро шагнул к герцогу, который протянул ему руку. Они обменялись крепким рукопожатием, затем мой муж наклонился в седле и крепко обнял своего оруженосца.

— Храни тебя Бог, парень! Постарайся хотя бы ради меня удержать эту крепость и приезжай, как только я пошлю за тобой.

— Как и всегда, — кратко ответил Вудвилл.

Герцог поднял руку, и наши кони, цокая копытами, двинулись по подвесному мосту. И только тут я поняла, что так толком и не попрощалась с Вудвиллом, не поблагодарила его за заботу, не сказала ему… не сказала… Я тряхнула головой. Ничего такого герцогиня Бедфорд и не должна говорить оруженосцу своего мужа! И нет ни малейшей причины проливать слезы! Однако слезы то и дело туманили мой взор, пока мы скакали по ровной дороге, пересекая расстилавшуюся перед нами бесконечную, плоскую равнину.

На сей раз нас со всех сторон окружала стража. В этой пустынной местности не действовали никакие законы, и невозможно было заранее угадать, не появится ли откуда-нибудь французский конный отряд, сметая все на своем пути. Мы ехали ровным неторопливым галопом, и муж мой выглядел мрачным и усталым — казалось, его утомило плавание через пролив, и теперь он готовится к грядущим неприятностям.

Столица являла собой жалкое зрелище. Мы попытались отпраздновать Рождество у себя, в Отель де Бурбон, но наши повара были в отчаянии: им не удалось добыть ни хорошего мяса, ни овощей.

Каждый день из английских владений на территории Франции прибывали гонцы с вестями о мятежах в отдаленных селениях; тамошние жители клялись, что не потерпят более владычества англичан. Даже французский король-арманьяк был встревожен бесконечными народными волнениями, что, впрочем, мало нас утешало. Было ясно, что населению Франции до смерти надоели бесконечные войны и солдаты, и оно призывало «чуму на оба наших дома». [30]

Едва начался новый год, как мой муж кратко сообщил мне, что мы покидаем Париж. Я уже достаточно хорошо его знала, чтобы не задавать ему вопросов о дальнейших планах, когда он кажется таким сердитым и усталым.

30

Цитата из трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта». Героям романа это произведение, написанное в 1595 г., никак не могло быть известно.

— Может, у тебя все-таки получилось бы выяснить, когда удача снова повернется к нам лицом? — безнадежным тоном спросил он. — Может, ты бы хоть попробовала?

Я только головой покачала. На самом деле я совершенно ясно чувствовала, что неудачи так и будут его преследовать, а горе и печаль прямо-таки поселились у него на плечах.

— Ты выглядишь как неутешная вдова, — резко заметил он. — Улыбнись, Жакетта.

И я улыбнулась ему, но не ответила, что порой действительно чувствую себя неутешной вдовой.