Хозяйка Дома Риверсов
Шрифт:
— Вам плохо, госпожа моя? — раздался голос той женщины. — Вы прямо-таки белей простыни.
— Кто командовал королевским войском? — осведомилась я, хоть и была уверена, что это Ричард.
Кого еще могли послать, кроме него? Кто был столь же опытен? На кого еще можно было положиться в трудную минуту? Кто был вернее и благороднее моего мужа? Нет, они могли выбрать только его, моего любимого!
— Ах, да разве ж я помню! — весело ответила женщина. — Только теперь-то он уж точно мертв. Да вы никак больны?
— Нет, нет, я здорова, — произнесла я помертвевшими губами; вряд ли я смогла бы прибавить что-то еще.
Несшая меня толпа вливалась в узкие улочки, и мне было совершенно ясно, что уж теперь-то я точно никуда отсюда не выберусь; даже если б я и смогла вывести лошадь на свободное место,
— Насколько я понял, все вы изъявили желание впустить в столицу капитана Мортимера и его людей?
— Да-а! — проревела толпа. — Открывайте ворота!
Я наблюдала, как один из олдерменов заспорил с мэром, и мэр жестом велел оттащить того в сторону. Стражники распахнули ворота, и мы увидели, что по ту сторону моста, на южном берегу реки, стоит и ждет маленькая армия со свернутыми флагами. Воины услышали ободряющий рев толпы, заметили открытые ворота и красное одеяние мэра, они развернули боевые знамена, построились и решительно двинулись по мосту. С верхних этажей домов им бросали цветы, размахивали разноцветными флажками и радостно гомонили: это был настоящий парад героев. Разводной мост с грохотом упал перед ними, и грохот этот прозвучал точно звон приветственных цимбал. Затем возглавлявший войско капитан снова вернулся к мосту и, взмахнув тяжелым мечом, перерубил канаты в знак того, что этот мост никогда уж больше не поднимут при его приближении. Все вокруг меня что-то громко и радостно выкрикивали, женщины визжали и посылали воинам воздушные поцелуи. Капитан Мортимер торжественно вышагивал впереди, держа под мышкой шлем; на сапогах у него поблескивали золоченые шпоры, а с плеч струился красивый бархатный плащ глубокого синего цвета; доспехи под плащом так и сияли. Перед ним шел его оруженосец, неся огромный тяжелый меч — казалось, это сам король вступает в пределы своего королевства.
А я вовсе не была уверена, что этот меч не принадлежал раньше моему Ричарду; я вовсе не была уверена, не надел ли этот человек шпоры моего мужа, испытанные в бесконечных боях и странствиях. Я даже глаза закрыла, ощущая, что на лбу под чепцом выступил холодный пот. Неужели Ричард мог погибнуть, а я так и не узнала об этом? Что, если, когда я доберусь до дворца, королева начнет меня утешать? Очередную придворную вдову вроде Алисы де ла Поль!
Лорд-мэр шагнул вперед и, склонив голову перед победителем, подал ему на алой подушке ключи от столицы. Со всех сторон к воротам города стекались толпы людей, лондонцы смешались с рядами солдат, а те приветствовали горожан, дружески хлопая их по спинам; горожане в одном строю с победителями шли через мост, махали девицам, улыбались и весело кричали — казалось, в город наконец-то явилась освободительная армия.
Народ рекой следовал за войском Мортимера. Клянусь, если бы он двинулся на Вестминстер во главе такой армии, то запросто мог бы уже сидеть на королевском мраморном троне: [46] в данный момент вся столица была в руках у этого человека. Но он держал путь на Кэндлвик-стрит, где гордо высится Лондонский камень, [47] то есть метил в самое сердце столицы. Мортимер ударил по камню мечом, и камень зазвенел, а толпа завыла от возбуждения.
46
Капитан Джон Мортимер, сын Эдуарда Мортимера, был прямым потомком, праправнуком, короля Эдуарда III и кузеном герцога Ричарда Йоркского, матерью которого была Анна Мортимер, родная сестра Эдуарда Мортимера.
47
Лондонский
— Теперь Мортимер — хозяин этого города! — провозгласил предводитель войска, стоя у коронационного камня и держа в одной руке щит, а в другой — меч, высоко поднятый над головой.
Толпа ответила ему восторженным гулом.
— Обедать! — объявил он.
И все, разом развернувшись, устремились к ратуше, где лорд-мэр уже велел накрыть для Мортимера и его офицеров обеденные столы. Слегка отстав от толпы, текущей следом за военными в надежде получить обрезки говядины и добраться до корзин со сломанными ломтями хлеба, я спрыгнула с лошади, взяла ее под уздцы и стала осторожно выбираться оттуда, надеясь улизнуть незамеченной.
Я долго брела по каким-то переулкам и в итоге поняла, что заблудилась. Взобравшись на чье-то крыльцо, я все же села в седло и свернула на восток, решив, что эта идущая под уклон улочка выведет меня к реке. В голове у меня крутилась сцена из прошлого о том, как когда-то юной девушкой я потерялась в лесу — меня тогда как раз везли в Англию, — и Ричард нашел меня. Я просто поверить не могла, что он и сейчас не отыщет меня. Казалось невероятным, что наше расставание окажется последним, что мне в последний раз следовало тогда обнять и поцеловать его. А теперь я не могла даже вспомнить, каковы были мои последние слова, обращенные к нему. Но по крайней мере я была уверена: мы расстались с любовью. Да, я не могла припомнить слов, которые мы говорили, и того, как мы выглядели, но я твердо знала, что попрощались мы с нежностью, потому что так было всегда. Мы всегда целовали друг друга перед сном, мы всегда целовали друг друга утром, перед завтраком. Ричард относился ко мне с любовью, даже когда ему было лучше вообще обо мне думать как о женщине — только как о своей госпоже, хозяйке дома. Даже когда я поймала его в ловушку, забеременев нашей старшей дочерью, и настояла на нашем тайном браке. В течение четырнадцати лет он был мне любовником и мужем, и теперь я страшно боялась, что потеряла его навсегда.
Отпустив поводья, я позволила лошади выбирать путь в лабиринте грязных улочек. Ей и самой было достаточно хорошо известно, где находятся конюшни Вестминстерского дворца, а мне было все равно. Когда я размышляла о том, что где-то в графстве Кент Ричард, возможно, валяется мертвым в канаве, мне хотелось и самой умереть. Лечь в ближайшую сточную канаву и умереть. Я приложила руку к животу и подумала о своем будущем ребенке — о той дочери, которая никогда не увидит отца. Но разве это возможно, чтобы я не смогла показать Ричарду его дочь?
Уже темнело, когда мы наконец очутились у одних из задних ворот огромного Вестминстерского дворца. Меня очень удивило, что у ворот никого нет. Скорее уж можно было предположить, что ворота будут крепко заперты, а возле них поставлена двойная стража. Впрочем, чего и ожидать от нашего беспечного молодого короля? А без моего мужа вряд ли кто-то позаботился бы о дополнительной охране ворот.
— Эй! — крикнула я, подъезжая ближе. — Эй, вы там! Открывайте ворота!
Молчание было мне ответом. Молчание там, где всегда течет река людей? Молчание там, где на любого может посыпаться град наглых выкриков стражи? Я вспомнила фразу Бедфорда: «Если тебе кажется, будто что-то не так, значит, что-то действительно не так».
— Да откройте же, ради Бога! — повторила я, вполне готовая в случае внезапного нападения пришпорить лошадь и мчаться прочь. — Открывайте! Я герцогиня Бедфорд!
В гигантской створке ворот вдруг приотворилась маленькая дверца, и оттуда испуганно выглянул какой-то парень, явно с конюшни.
— Герцогиня Бедфорд?
Тогда я сбросила с головы капюшон плаща, чтобы он мог узнать меня.
— Да, это я собственной персоной, — подтвердила я. — А где же все?
— Все бежали, — сообщил он. — Все, кроме меня. Я не мог бежать вместе со всеми только потому, что мой пес заболел и мне не хотелось его оставлять. Может, мне лучше с вами пойти?