Хозяйка Дома Риверсов
Шрифт:
— Ему даже надеяться на это не нужно, — решила я действовать напрямик. — Он и так получает сколько угодно ваших улыбок.
— А вы разве не улыбались сэру Ричарду? — резким тоном произнесла она. — Еще в доме вашего первого супруга, когда сэр Ричард был всего лишь его оруженосцем?
— Вы же знаете, что улыбалась, — ответила я. — Но я начала ему улыбаться, когда уже овдовела. И хотя я была вдовой герцога королевской крови, но все же не замужней женщиной. И не королевой.
Она так резко вскочила, что я подумала: она смертельно обижена. Но она схватила меня за руку и потянула за собой в спальню, потом закрыла за нами дверь и даже подперла ее спиной, чтобы уж точно никто не смог туда войти.
— Жакетта, вы сами прекрасно видите, какова моя жизнь, — со страстью заговорила она. — Вы сами видите, что представляет собой мой муж. Вам известно, какие сплетни о нем распускают. Известно, как он направо и налево раздает прощения, точно папа римский, но прощения достаются
Это действительно было так, и я кивнула.
— А Сомерсет — человек огня! — страстно выдохнула королева. — Он способен выехать на поле брани во главе войска, он не раз командовал людьми, бывал в сражениях. Да, он — человек страстей, он ненавидит своих врагов и обожает друзей. И женщин тоже обожает… — Маргарита слегка повела плечами. — А женщины считают его просто неотразимым.
Я приложила пальцы к губам. Хотя предпочла бы заткнуть ими уши, но она продолжала:
— Я отнюдь не первая женщина на свете, у которой есть красивый ухажер. И потом, я королева, и в меня влюблена половина моих придворных, так уж устроено наше общество. Почему бы мне и не иметь красивого поклонника, настоящего рыцаря?
— Вы можете иметь сколько угодно поклонников, — подтвердила я, — но вы не можете так ему улыбаться. Вы не можете без конца осыпать его милостями. Вы не можете позволить ему даже издали вас обожать, пока не произведете на свет сына и наследника!
— Но когда же это случится? — спросила она. — И как это может случиться? Жакетта, я уже семь лет замужем. Когда же мой муж наконец сделает мне ребенка? Я прекрасно понимаю, в чем мой долг! Я понимаю это не хуже любой другой женщины. И каждую ночь я лежу на холодных простынях и тщетно жду, что он навестит меня. Чаще всего он вообще ко мне не заходит, а иногда явится и всю ночь усердно молится, стоя на коленях в изножье кровати. Всю ночь, Жакетта! И что же вы от меня хотите?
— Боже мой, я и не знала, что все так плохо! — Я испытывала к ней самое искреннее сочувствие. — Простите меня. Я ведь и понятия не имела…
— Вы должны были это знать! — с горечью возразила она. — И сейчас вы мне лжете. Всё вы знаете, и мои дамы тоже всё знают. Вы же не раз будили нас по утрам и видели, что мы с ним лежим рядом, как два мертвеца, как два каменных надгробия на собственных могилах! Вы хоть раз застали меня врасплох в объятиях супруга? Вы когда-нибудь слышали, чтобы я крикнула вам из-за двери: «Не сейчас! Приходите позже!»? Вам достаточно было посмотреть на него — вы бы сразу все поняли. Ведь невозможно представить, что в нем есть мужская сила и страсть, что он способен стать отцом крепкого и здорового ребенка, нашего сына и наследника! Вы ведь не можете себе этого вообразить, правда? Да у нас даже простыни на постели смятыми не бывают!
— Ох, Маргарет, простите меня! — воскликнула я. — Нет, я, конечно, никогда не считала Генриха сильным мужчиной, но я действительно была уверена, что он, как полагается, приходит к вам и исполняет супружеский долг.
— Иногда действительно исполняет, — с горечью обронила она, пожимая плечами. — Иногда он встает с колен, прервав бесконечные молитвы, осеняет себя крестом и предпринимает некую слабую попытку овладеть мною. Вы не можете себе представить, что это такое! Его душа в этом совсем не участвует; это, пожалуй, даже хуже, чем совсем ничего. Я прямо-таки вся холодею от его прикосновений и начинаю дрожать, как в ознобе. И при этом я каждый год вижу, Жакетта, как вы носите очередного ребенка; я замечаю, как смотрит на вас Ричард, замечаю, как порой вы оба украдкой удираете после обеда, чтобы побыть вместе, хотя вы и так давно уже вместе. Но у меня-то все совсем не так. И у меня никогда в жизни ничего подобного не будет.
— Мне, право, очень жаль вас, Маргарет, — сказала я.
Она отвернулась, вытерла глаза и повторила:
— Да, у меня никогда ничего подобного не будет. Меня никогда не будут любить так, как любят вас, Жакетта. И порой мне кажется, что внутри, в душе, я умираю или уже умерла.
Графтон, Нортгемптоншир, осень 1452 года
Осенью я покинула королевский двор, чтобы некоторое время провести со своими детьми и убедиться, что наши земли в полном порядке, а мои арендаторы вовремя платят ренту и не шепчутся у меня за спиной, прикрыв рот рукой, недовольные мною, своей хозяйкой, нашим королем и его придворными. Я была рада уехать в Графтон. В отсутствие Ричарда меня особенно раздражали фрейлины королевы, занятые бесконечными флиртами и прочей дурацкой суетой; кроме того, мне очень не нравилось, что в последнее время у короля развивается какая-то странная мстительность. Герцог Сомерсет успокаивал меня, что так король просто демонстрирует свое могущество,
Кроме того, мне хотелось как можно дольше оставаться в Графтоне, поскольку невыносимо было наблюдать, как отношения королевы и Эдмунда Бофора становятся все более близкими. Обстоятельства постоянно сводили их вместе, в частности то, что король нуждался в подсказках герцога, а это означало, что и Маргарита, молодая двадцатидвухлетняя женщина, каждый день находится в обществе человека, который, по сути дела, управляет всей Англией, давая советы не только ее мужу, но и ей самой. Она восхищалась им, а ее муж и вовсе считал Бофора идеальным аристократом. Кроме того, что герцог был самым красивым мужчиной при дворе, все воспринимали его как истинного защитника Англии. И даже невооруженным глазом было видно, что он влюблен в королеву. Стоило ей пройти мимо, как он оборачивался и подолгу смотрел ей вслед. Он вечно что-то нежно нашептывал ей на ушко; он то и дело брал ее за руку и старался встать к ней поближе; он был ее постоянным партнером во время игр; он всегда сопровождал ее, когда она гуляла по парку, а во время конных прогулок ехал с нею рядом. Конечно, Маргарита понимала, что не имеет права испытывать к Бофору какие-то иные чувства, кроме уважения и родственной приязни. Но она была молодой страстной женщиной, а он был истинным обольстителем, к тому же весьма опытным. По-моему, ничто в мире теперь не могло бы удержать ее от желания искать общества герцога. Она не просто улыбалась — она прямо-таки сияла от радости, когда его видела, а он тут же направлялся к ней, садился рядом и снова начинал нашептывать ей что-то на ушко.
Что же касается короля, то он полагался на Эдмунда Бофора так, словно тот был для него единственным утешением, единственной надеждой. Уже со времен восстания Джека Кейда, когда королевской чете пришлось бежать из Лондона, король не чувствовал себя в безопасности ни в своей собственной столице, ни в одном из южных графств. И теперь он каждое лето объезжал эти графства, осуществляя там свое мстительное правосудие с помощью виселиц и прекрасно помня, что там его не любят. Он ощущал себя в безопасности лишь в центральных графствах — в Лестере, Кенилуорте, Ковентри. А Эдмунд Бофор постоянно докладывал ему, что в королевстве все хорошо, что люди его любят, что народ ему предан, что его придворные и слуги честны, что Кале в безопасности, а Бордо, конечно же, вскоре вновь будет принадлежать Англии; и это несмотря на полнейшую очевидность обратного. И король охотно верил этому успокоительному списку, а уж убеждать-то Бофор умел как никто другой. Его ласковый медовый голос способен был соблазнить их обоих — и короля, и королеву. Король возносил Эдмунда Бофора до небес. Он называл герцога своим самым мудрым и надежным советником, восхвалял его военное мастерство и храбрость, он был уверен, что Сомерсет спасет государство от любой смуты и любых мятежников. Он полагал также, что Бофор способен решить любые разногласия с парламентом, поскольку может отлично договориться даже с палатой общин. А королева, мило улыбаясь, твердила, что Эдмунд — их самый большой друг, и спрашивала у короля, можно ли ей поехать с ним завтра кататься верхом, пока сам король будет молиться в своей часовне.
Надо отметить, что постепенно Маргарита все же научилась вести себя осторожно — она хорошо понимала, что за нею постоянно следит множество глаз, а судят ее люди довольно жестко. Но мне было совершенно очевидно: она получает несказанное удовольствие, находясь в обществе герцога, а он даже и не особенно уже скрывает своего желания обладать ею. И этого было вполне достаточно, чтобы мне хотелось как можно дальше бежать от этого двора, в самом сердце которого таилась столь опасная тайна.
К тому же наконец-то должен был вернуться домой Ричард. Он уже прислал мне весточку, что находится в пути, ведь в скором времени мы собирались отпраздновать свадьбу Элизабет. Ей уже исполнилось пятнадцать, и она была вполне готова к браку, а тот, кого я мысленно выбрала для нее в мужья, чье имя я шепотом назвала нарождающейся луне, нашел в себе достаточно мужества, обсудил все со своей матерью и выразил желание жениться именно на Элизабет.