Хозяйка перекрёстков
Шрифт:
Валяясь на спине, демон яростно хрипел и бестолково сучил конечностями, как перевёрнутый жук. Меч, вонзенный ему в шею, заметно светился, будто раскалился докрасна и, кажется, погружался всё глубже, пока жертва билась в конвульсиях. Похоже, рана, которую я нанёс, оказалась даже серьёзнее, чем я рассчитывал.
Впрочем, и мне досталось гораздо сильнее, чем хотелось бы. Меня сначала накрыло запоздалой волной боли, потом амальгама быстро заглушила её, заполняя раны серебристой массой. Посыпались тревожные сообщения от Амы. Обширные повреждения мягких тканей. Частичная потеря
Мне сейчас было не до того. Я и сам понимал, что демон меня здорово порвал. Но, если уж я жив, в сознании и даже могу двигаться – то ещё не всё потеряно. Два десятка кластеров амальгамы меня заштопают, нужно только дать им время. И не дать второго шанса противникам.
А вот с этим уже сложнее.
Пока мы бились с тварью Скверны, между святошами тоже шло сражение, но только на другом уровне.
Тип в темной мантии пятился назад, благоразумно предпочитая держаться подальше от схватки. Оружия при нём я не видел, но, кажется, он совершал какие-то пассы руками. Колдун? Всего можно ожидать.
Калиман наступал на него, держа перед собой посох на вытянутых руках – так, будто крест на его верхушке был перекрестием прицела, который он наводил на противника. Я невольно зажмурился, когда он выпустил ещё одну волну яркого золотистого света.
Я все же ошибся, когда поначалу решил, что эти вспышки бесполезны. На громилу-гуля они не действовали, а вот на тёмного епископа и на тот странный сгусток щупальцев, висящий в центре пыточного зала – ещё как. Спрут съеживался, корёжился, будто на огне. Марбери тоже досталось – он втянул голову в плечи, заслоняясь руками от волны света, будто от порыва шквального ветра. Колени его подогнулись так, что он едва не рухнул на пол.
Однако упрямо поднялся, отбросил капюшон назад. На его лице, изуродованном ритуальными кровоточащими шрамами, заиграла злорадная усмешка.
– Неплохо, неплохо, Калиман! – прохрипел он. – Но мы остались один на один. Думаешь, продержишься против меня? Сколько самоцветов осталось в твоём кресте, а? Я ведь вижу, что они трескаются после каждой атаки.
Похоже, демона, как и нас троих, Марбери уже списал со счетов. Впрочем, он был не так уж и не прав. Эсдину точно конец. Тайлин ещё жив, но, как и я, валяется в луже собственной крови. Толку от нас сейчас всё равно никакого. Я, конечно, сдаваться не собирался, но нужно дать амальгаме время, чтобы раны хоть немного затянулись.
– Триединый даст мне сил победить тебя! – дрожащим от напряжения голосом проговорил отец Калиман. Лицо его было мокрым от пота, глаза лихорадочно блестели и, кажется, даже чуть светились изнутри.
– Триединый? – расхохотался его противник. – Ты ведь помнишь наши изыскания. Мы изучали природу наших святых, целителей, животворящих икон и крестов…
– Это было ошибкой. Нужно было остановить тебя ещё тогда!
– О, нет, это было прорывом! Тебе ведь и самому хотелось узнать, что же даёт им силу? Ну же, признайся!
– Вера! – процедил Калиман, двигаясь в сторону епископа и по-прежнему держа посох так, будто заслонялся от него крестом.
– Да, – неожиданно согласился епископ. – Вера тысяч послушников, истово молящихся Триединому, творит чудеса. Благодаря ей и возникают все эти святыни и намоленные места.
– Значит, ты и сам не отрицаешь этого? Но всё же готов разрушить всё, во что верил? Ради чего, Марбери?!
Последний вопрос Калиман выкрикнул с отчаянием, и снова впустил из креста волну света. Кажется, это отнимало у него силы, потому что сразу же после этого он пошатнулся, падая на одно колено. Но поднялся и снова зашагал вперед, уже с заметным трудом поднимая посох.
– А вот и последний самоцвет, – злорадно ухмыльнулся Марбери и, наконец, ударил в ответ.
Из его руки вырвалось длинное призрачное щупальце, разделившееся на несколько рукавов и опутавшее Калимана за плечи. Тот попытался бороться с ним, с трудом удерживая в руках посох и пытаясь снова направить его на противника.
Получалось не очень.
– Знания для меня всегда были превыше веры, мой друг, – страшно оскалился епископ, но в этой его усмешке, кажется, была изрядная доля грусти. – И я понял, что если именно вера даёт силу, то дело не в Триедином. А в тех, кто верит.
Он зашагал вперёд, не опуская ладони. Она была пересечена глубоким шрамом, и призрачное щупальце, раздвигая его, рвалось изнутри. Может, не такое уж и призрачное.
Заклинание и ему самому давалось с трудом, отнимая силы и причиняя нешуточную боль. Но он, кажется, даже наслаждался этой болью.
Вот ведь больной ублюдок!
Калиман явно не справится в одиночку, так что отлеживаться дальше не получится. Я кое-как поднялся. Левый бок онемел, да и вообще всё тело плохо слушалось. Я упирался ладонями в пол и не чувствовал прикосновения каменных плит, будто был в толстых перчатках. Видимо, борясь с болью, амальгаме пришлось вырубить большую часть нервных окончаний.
– Понимаешь, Калиман? Всё дело в нас самих! И уж если вера смертных обладает такой силой… То я решил, что можно найти и другой источник. Например, боль.
– Так вот почему ты устроил всё это?! Ты упиваешься страданиями?
– Я лишь направляю эту энергию в нужное русло. Боль, как и вера, может стать источником невероятной силы, – воодушевленно проговорил епископ, подходя всё ближе к противнику и всё сильнее опутывая его заклинанием. – И куда более надёжным. Заставить людей страдать куда проще, чем верить.
Калиман боролся, но видно было, что он выбивается из сил. Осталось ему явно недолго – черные плети не просто опутали его, но и давили, прижимая руки к туловищу. Рухнув на колени, он с трудом опёрся на посох, будто пытаясь заслониться им от противника. Но Марбери неуловимо давил. Свободную руку он отвел в сторону и чуть назад, черпая энергию из кошмарного нечто посреди зала, хотя оно и было уже почти дохлым после атак Калимана.
Нужно было помочь, но я сам едва держался на ногах. Меч забрать я не мог – демон всё ещё бился в агонии. Пытаясь вытащить оружие, можно было запросто попасть под шальной удар когтями. Да и времени на это попросту не было. Даже на то, чтобы просто добежать до дерущихся.