Хозяйка розария
Шрифт:
От этой мысли в животе возникло странное чувство, по телу пробежал легкий озноб, девочка почувствовала тихую приятную истому.
Может быть, Жюльен тоже в нее влюблен.
Мысль взволновала ее, но это было счастливое волнение. Это означало, что в ее жизни что-то может измениться, или уже изменилось. Но, может быть, она просто предается безумным мечтаниям: может ли двадцатилетний мужчина влюбиться в тринадцатилетнюю девочку?
«Мне скоро будет четырнадцать, — мысленно поправила она себя, — в сентябре».
Пару дней спустя Беатрис, словно невзначай, сказала Жюльену, что у нее скоро день рождения, и он спросил, что она хотела бы получить в подарок. Они сидели на чердаке, только что закончив чтение «Собора Парижской Богоматери». На улице было жарко, и они открыли слуховое окно, но липкий горячий воздух не шевелился. На чердаке было душно и пахло пылью. Жюльен вел себя очень беспокойно. Он то и дело прерывал чтение и принимался взад и вперед расхаживать по чердаку. Скоро исполнится год с того дня, когда он бежал от Эриха. Эта мысль приводила его в отчаяние.
— Год! Целый год! — говорил он, сильнее, чем обычно, коверкая слова. — Уже год я сижу здесь, в этой кладовке, как запертый в клетке зверь, и ничто не меняется. Немцы все еще здесь, моя Родина оккупирована, как и этот остров. Так могут пройти годы, десятилетия! Всю жизнь я буду прозябать на этом чердаке! Наступит день, когда я уже не захочу, чтобы было по-другому, так как не смогу существовать в мире. Знаешь, можно разучиться жить. Может быть, немцы уйдут, когда я буду уже глубоким стариком, я выйду отсюда и увижу, что мир совсем не похож на тот, который я когда-то знал.
— Все говорят, что недолго уже немцам осталось побеждать.
— Этого никто не знает. Может быть, это так, а, может, и нет. Но время идет. Я сижу здесь, и никто не может мне помочь. Никто!
Он понемногу успокоился, сел и снова начал читать, но никак не мог сосредоточиться, и читал так быстро, что Беатрис с большим трудом его понимала. Наконец, он закрыл книгу, посмотрел на Беатрис и спросил, когда у нее день рождения и что она хотела бы получить в подарок.
— Не знаю, до дня рождения еще так далеко.
— Неважно. Я хочу знать, что ты желаешь получить в подарок.
Она задумалась.
— Я бы хотела получить эту книгу, историю звонаря собора Парижской богоматери.
Жюльен тотчас пододвинул ей книгу по столу.
— Вот, возьми. Конечно, ты должна ее иметь — твой первый роман на французском языке. Но все же эта старая, потрепанная книжка — не настоящий подарок.
Беатрис спросила себя, что бы она, в самом деле, хотела бы получить. У него же ничего нет. Даже одежда принадлежала не ему, а доктору Уайетту.
— Это чудесный подарок, — сказала она.
— Нет, нет, — возразил Жюльен, встал и снова принялся мерить шагами комнату, напряженно что-то обдумывая. Затем он резко остановился.
— У меня есть идея, — объявил он. — Я не могу ничего тебе подарить, но мы можем придумать что-нибудь особенное на твой день рождения. В твой день рождения мы проведем ночь на море. Мы будем лазить на скалы, будем сидеть на песке под луной, может быть, даже искупаемся в море и…
Беатрис рассмеялась.
— Ничего не выйдет. Это слишком опасно.
— Нет, выйдет. Мы будем осторожны, и нас никто не увидит.
— После комендантского часа никто не имеет права выходить из дома. Вдоль берега курсируют немецкие корабли. Нас точно заметят. Конечно, ночи в начале сентября не такие светлые, как сейчас, но…
— Но?..
— Мы не должны этого делать, — сказала Беатрис, но в голосе ее не было уверенности.
Сделав два шага, он стремительно подошел к ней, поднял со стула и заключил в объятья. Такого он еще ни разу себе не позволял.
— Мы должны это сделать, — тихо сказал он. — Нет никакого смысла все время сидеть в норе, замирая от страха. Давай сделаем что-нибудь сумасшедшее, дикое, опасное!
Она отрицательно покачала головой, но сопротивления ее хватило ненадолго. Пусть даже она будет сходить с ума от страха, это все же лучше, чем провести всю ночь дома, стоя у окна, смотреть в черное ночное небо, прислушиваться к шелесту травы и деревьев, и думать, что могло бы сейчас происходить, будь у нее немного больше мужества.
3
— В ночь того дня, когда мне исполнилось четырнадцать лет, он стал моим любовником, — сказала Беатрис, — и оставался им несколько лет. Я была уверена, что никогда не буду никого любить так, как его. В этом возрасте любовь очень сильна, она поглощает всего человека без остатка. От этой любви почва уходит из-под ног. День и ночь я думала только о Жюльене. Иногда мне в голову приходила мысль о том, что следовало бы подумать и о родителях, и тогда меня начинали грызть муки совести. Но ничто не помогало. Я была влюблена в Жюльена и просто лучилась счастьем. Я была счастлива, несмотря на войну и все ее ужасы.
— И никто не видел вас в ту ночь? — спросила Франка.
Беатрис в ответ покачала головой.
— Ночь была ясной и очень светлой. Мы бегали по скалам, и нас, конечно, было видно издалека. Но в ту ночь счастье и удача были на нашей стороне. С нами ничего не случилось. Немцы оставили нас в покое до утренней зари.
— Романтическая история, — сказала Франка.
— Иногда я думаю, — ответила Беатрис, — что тяжелые времена вынуждают людей к романтическим историям. Для того чтобы что-то получить, приходится сильно рисковать.