Хозяйка Судьба
Шрифт:
Баллада, что и говорить, была красивая. Это была рассказанная великолепным — сочным и живым — языком история о молодом рыцаре, совершившем для своей дамы сердца неслыханный подвиг любви. Рассказ о человеке, не ведавшем страха, не знавшем слова «невозможно», гордом и несгибаемом кавалере из города Майена. Сага о Викторе де Майене и семи его спутниках, без которых он не смог бы совершить того, что совершил. Песня о любви и стойкости, и об отваге, разумеется, ведь Виктор был бойцом без страха и упрека. Безупречный рыцарь, бесстрашный боец…
Однако, по совести говоря, интересовал Карла в
Давным-давно, в далекой стране — в Майенской земле…
А сказочная земля Майен, оказывается, существовала на самом деле. И значит, прав был Мышонок, всего не знает никто. Ведь и сам Леон был абсолютно уверен, что Майен если и не метафора, то уж во всяком случае, элемент некоего кода. Леон ошибался. В этом ошибался, а в остальном?
2
— Красивая песня, — согласился Мышонок и, подняв блюдо с гусиным паштетом, прошелся вдоль его края своим узким с подрагивающими от вожделения крыльями носом. — Пахнет замечательно… Дай угадаю! Имбирь, кардамон, гвоздика… Н-да, и на вкус, должно быть, не дурен. Чем же мы, Карл, запьем такое чудо?
— «Кровью Риены», я думаю, — откровенно усмехнувшись такому чувственному отношению к пище, предложил Карл. — Как насчет Риенского, мой друг?
— Откуда же теперь в Бонне взяться Риенскому? — брови Леона в удивлении взлетели вверх. — Ты решил меня разыграть?
— Как можно? — притворно обиделся Карл и тут же подмигнул с интересом наблюдавшему за его игрой другу. — Открою тебе секрет, о вечно алчущий радостей чрева Леон из славного города Ру. Вчера пришел обоз с севера, и уж не знаю, каким чудом, промыслом ли светлых богов или наущением демонов нижнего мира, но обозные доставили в город три бочки Риенского.
— Одна тут же ушла в магистратум, — печально кивнул Леон, кося между тем, хитрым своим мышиным глазом на корзинку, содержимое которой до времени скрывала белая, вышитая цветочками, салфетка.
— Две, — кивнул Карл. — Увы, мой друг, нет предела жадности лучших людей города, ведь так?
— Так, — кивнул Мышонок, на глаза которого навернулись вполне натуральные слезы. О чем он сейчас горевал? О несовершенстве системы власти, или об утраченной возможности покатать во рту терпкую с фруктовой гаммой темно-красную влагу Риенского? Трудно сказать. Скорее всего, понемногу того и другого. Таким уж он был, Леон из Ру.
— Но не все так плохо, — поспешил успокоить его Карл. — Одна бочка все-таки миновала магистратум, доставшись мастеру Гамсу, а жирный Маркус, надо отметить, должен мне кое-что за свой портрет, так что сегодня мы угощаемся с его стола.
Он подошел к корзинке, дожидавшейся своего часа на краю длинного стола, и театральным жестом сдернул с нее салфетку. Ну, что сказать? Художественное чувство не обмануло, и натюрморт получился на славу: две бутылки Риенского, узкие, веретенообразные, белые булки, посыпанные маком и обсыпанные белой пшеничной
— Там, внизу, есть еще изюм и яблоки, — не без удовольствия сообщил Карл, любуясь, между делом, тем, как загорается в предвкушении знатной трапезы Мышонок. — И горный мед…
— Красный? — уточнил Леон чуть дрогнувшим голосом.
— Красный, — подтвердил Карл. — Почти оранжевый.
— Ты задумал черное дело, Карл Ругер, — покачал головой Мышонок, но взгляда от уменьшенной, но от того не менее прекрасной, копии Рога изобилия не оторвал. — Ты решил уморить меня посредством моих же собственных пороков.
— Из коих чревоугодие не самый главный, — засмеялся Карл. — Вперед, Лон! Но не забудь, с тебя причитается рассказ!
— Достоинства и недостатки суть две стороны одной монеты, — назидательно поднял вверх палец Леон. Казалось, он был совершенно серьезен, и даже разыгравшийся при виде всего этого великолепия, аппетит отступил в сторону, чтобы не мешать Мышонку, говорить. — Чем бы мы были, если бы состояли из одних достоинств, Карл? Плоскостью, не имеющей глубины.
— Продай эту идею кому-нибудь из Геометров, — предложил Карл. — Насколько я знаю, даже у Стига нет определения объекта, имеющего поверхность, но не имеющего толщины. Точка есть, линия есть, а…
— А плоскости нет, — кивнул Леон. — Но то, что не имеет глубины, не представляет в моих глазах никакой ценности. Ты можешь представить себе поверхность, у которой нет другой стороны?
— Могу, — снова улыбнулся Карл и, вытянув из манжета кожаный ремешок, перекрутил его и, соединив концы обратными сторонами, показал Леону. — Изволь. Ты можешь провести пальцем по поверхности ремешка и убедиться, что сейчас у него всего одна сторона, а не две. [38]
38
Имеется в виду лента Мебиуса.
— Что за… — Мышонок провел пальцем по кожаной полоске, и брови его снова взлетели вверх. — Как ты это сделал?
— Но ты же все видел собственными глазами, не правда ли? А теперь убедился в моей правоте и на ощупь.
— Да, но… Постой! — Мышонок сиял. — У твоего ремешка все равно есть толщина.
— Есть, — согласился Карл. — Но представь, что это не так. Например, что поверхность этой кожаной ленты состоит из точек, у которых нет объема.
— Представить…
— Замени, для начала, кожу на шелк.
— Д-да… и что?
— А теперь на тончайший слой воды…
— Боги! — неожиданно взмолился Леон. — Сейчас я сойду с ума, и этот чудный паштет пропадет зря!
— Ерунда! — от души рассмеялся Карл. — Ты его будешь есть даже с петлей на шее.
— А вот про ужасы не надо, — сразу же поднял перед собой ладони Мышонок. — Не надо! А то у меня пропадет аппетит или испортится пищеварение.
— Ладно, не буду, — Карл примирительно улыбнулся и, достав из корзины одну из бутылок, оценивающе взвесил ее в руке. — Как полагаешь?