Хозяйка замка Ёдо
Шрифт:
Весна в том году припозднилась — заканчивался третий месяц, а солнечные лучи ещё не согрели равнину, подступавшую к озеру. В Дзюракудаи сакура уже цвела буйным цветом, но вишнёвые деревца у ворот Адзути только-только вступали в пору цветения. Процессия, перешедшая в тот день по мосту крепостной ров, вид имела необычный — свадебным поездом назвать её было трудно, однако и на ватагу простых путешественников она никак не походила. Бесчисленные дары Хидэёси, присланные в Адзути, — предметы мебели, утварь, украшения, — должны были отправиться за своей владелицей в Дзюракудаи позже, участников процессии они не обременяли, но и без того на дороге покачивались тридцать паланкинов, сопровождавшие тот, в котором несли Тятю, а впереди и позади них поспешали тридцать конных самураев в походном платье.
Большинство
Всадники, составлявшие эскорт, были куда как предупредительны и расторопны, словно им в строжайшей тайне доверили охранять некое сокровище. Процессия продвигалась вперёд со всей поспешностью. Тятя время от времени приподнимала полог, дабы обозреть окрестности. То и дело ей на глаза попадались небольшие группы людей, среди которых были в основном женщины и дети, стоявшие или сидевшие на обочине, — все они пришли поглазеть на кортеж наложницы его высокопревосходительства кампаку.
Первая остановка была сделана в деревеньке Оцу. Женщины покинули паланкины, чтобы размяться, — все, кроме Тяти, которая, сославшись на недомогание, предпочла остаться за пологом. На самом деле, сейчас, на решающем повороте судьбы, ей не хотелось погружаться в суету толпы. В щёлочку она видела бескрайнюю тёмно-синюю водную гладь озера Бива, а на ней — ни единой лодчонки. В Оцу, как и в Адзути, сакура ещё не явила себя во всём своём весеннем великолепии. Лишь начиная с земель Ямасины Тятя начала замечать по обочинам дороги деревца в полном цвету. Но, глядя на них, она не замирала от восхищения — маленькие белые лепестки, подёрнутые розоватой, будто бы вылинявшей дымкой, казались ей грустными и немножко грязными.
В Киото царило уже знакомое Тяте по первому, осеннему, визиту в столицу оживление. Деловитые горожане всё так же спешили куда-то по улицам, но при виде процессии застывали на обочинах и таращились на путешественников во все глаза. Тогда, осенью, Тятя провела ночь в самурайском особняке на подступах к дворцу, но на сей раз процессия направилась прямиком к распахнутым воротам Дзюракудаи, за которыми раскинулся широкий двор, посыпанный белым песком.
Осенью Тятю препроводили на земли Дзюракудаи через главные ворота, сейчас же она сразу оказалась возле отведённой ей резиденции. В квадратном садике колыхалось бело-розовое море — повсюду, куда ни глянь, сакура в цвету. Девушка даже охнула от удивления: по оттенку, форме и размеру цветки на этих вишнёвых деревцах отличались от всех тех, что ей доводилось видеть раньше. Ветерок стих, и сакура замерла — на пике цветения, ни один лепесточек ещё не сорвался на землю. Стоя рядом с паланкином, Тятя, затаив дыхание, смотрела на кружево усеянных цветами ветвей, сплетавшихся у неё над головой. Внезапно она заметила, что её успели обступить придворные дамы, и в следующую секунду все они, словно по безмолвному приказу, склонились перед ней в почтительном приветствии. Тятя окинула их недобрым взглядом, и не подумав ответить на поклоны. На галерее и дальше, в покоях за раздвинутыми сёдзи, она увидела множество других женщин — они тоже низко кланялись ей сидя на коленях, опустив головы, упираясь ладонями в каменные плиты пола. И внезапно Тятей овладело странное чувство — будто она одна здесь живая и настоящая на фоне рукотворного пейзажа, среди всех этих окаменевших созданий, которым неподвижность придаёт какой-то искусственный вид, так же как бело-розово-чёрным ветвям сакуры.
Как только она направилась ко входу в жилище, все светские дамы выпрямились одновременно и гуськом последовали за ней, мелкими шажками, согласно протоколу. Тятя вошла в первый зал, и пожилая женщина, встретившая её низким поклоном, — не та, что прислуживала ей во время осеннего визита в Дзюракудаи, — проводила хозяйку во внутренние покои, к которым примыкал ещё один садик, тоже вишнёвый. Глядя с энгавы на море цветов, Тятя вспомнила леспедецы у резиденции
Приватные покои Тяти, находившиеся в самой глубине строения, состояли из гостиной и примыкавшей к ней опочивальни. Дальше вдоль энгавы тянулись вереницей другие комнаты, по всей видимости отведённые прислужницам и свитским дамам, поскольку туда удалились и те женщины, что сопровождали Тятю из Адзути.
Когда девушка расположилась в гостиной отдохнуть от превратностей путешествия, явился Гэнъи Маэда.
— Вам здесь понравилось, княжна? В садах этой резиденции цветут самые красивые вишни Дзюракудаи. С нынешнего дня всё это принадлежит вам. Поначалу вы, наверное, будете чувствовать себя одинокой, однако к вашим услугам всё, чтобы сделать вашу жизнь приятной. Во дворце в течение ближайших двух недель все будут заняты приготовлениями к визиту его величества императора.
Из этих слов Тятя поняла, что раньше чем через две недели Хидэёси она не увидит — тот повременит до окончания церемоний, связанных с приёмом Небесного государя. Новость принесла ей облегчение.
В первый же вечер Тятиного пребывания в Дзюракудаи её навестила Тасуко, сестра Такацугу Кёгоку. Наряду с дамой Кагой, то есть Омаа, дамой Сандзё, сестрой Удзисато Гамоо, и дамой Сайсё, она была одной из четырёх знаменитых наложниц, которых Хидэёси дарил своей благосклонностью.
В последний раз кузины виделись четырнадцать лет назад. Тятя хорошо помнила тот осенний день 2-го года Тэнсё, когда её двоюродные братья и сестра нанесли визит своей тётушке в замке Киёсу. Облик высокой стройной девушки лет тринадцати, какой тогда была Тасуко, не стёрся из памяти; Тятя с удивительной ясностью видела мысленным взором тонкие, белые, словно восковые руки, ровно подстриженные, открывающие щёки пряди волос и светло-зелёное атласное кимоно с алым поясом. Детское впечатление сохранилось в своей первозданной свежести — образ княжны, чьи утончённые манеры говорили о благороднейшем происхождении, а спокойная манера держаться, исполненная смирения, казалось, подготавливала её к тяжким испытаниям, уготованным судьбой. В ней не было ни самодовольства, ни надменности, лишь хрупкая красота дочери прославленного рода, рождённой на закате, в доме, клонящемся к упадку.
Дама Кёгоку прибыла в сопровождении многочисленной свиты, но в покои кузины вошла одна.
— Милая Тятя, как много воды утекло со дня нашей последней встречи… Помните ли вы, как мы с братьями нарушили покой вашей матушки в замке Киёсу?
На набелённом овальном личике, так хорошо запомнившемся Тяте, расцвела улыбка. Звонкий голосок прозвучал на удивление весело, а черты дамы Кёгоку, как это ни странно, совсем не омрачала тень печали, которая, по мнению Тяти, непременно должна была сопутствовать положению наложницы Хидэёси.
— Как давно мы не виделись! Сколько прискорбных событий произошло с нами за эти вёсны и осени…
Глядя на прекрасную женщину, произносившую эти слова, с трудом верилось, что у неё за спиной годы бед и несчастий. Тятю не пощадила судьба, но и её кузине пришлось ох как не сладко: она потеряла мужа, князя Вакасы, и детей, чья участь осталась неизвестной — то ли погибли от рук убийц, то ли просто исчезли в суматохе смутных времён… И вдруг в прекрасном лице дамы Кёгоку, не хранившем следов обиды на судьбу, Тятя обнаружила сходство с лицом своей матери, О-Ити, — оно несло отпечаток того же безмятежного равнодушия, которое приобретает человек, прошедший через страшные испытания.
Эта встреча не заставила сердца двух кузин затрепетать от радости, но обе почувствовали некую мистическую близость, странную душевную связь, чьим источником может служить лишь кровное родство. Они направились в сад полюбоваться сакурой в ночной прохладе. Не обнаружив на энгаве свои гэта, дама Кёгоку хлопнула в ладоши, и тотчас явилась прислужница с двумя парами в руках.
По молчаливому приглашению Тятя первой спустилась в сад, а когда они прогуливались под сплетёнными ветвями вишен, неожиданно начала замечать, что кузина всё время держится чуть позади неё, как придворная дама, сопровождающая свою госпожу. Девушка попыталась незаметно пропустить даму Кёгоку вперёд, однако та, намеренно или случайно, ни разу не обогнала её.