Хозяйка замка Ёдо
Шрифт:
Вскоре от Госпожи из Северных покоев прибыл ещё один гонец. Она получила распоряжение Хидэёси провести обряд потери и обретения ребёнка. «Найти» мальчика должен был Мацуноура Сануки-но-ками, которого тай-ко ещё на первых месяцах Тятиной беременности назначил хранителем чрева. Далее повелевалось наречь наследника Хирохи. Первенец, получивший от Хидэёси имя Сутэ — «Подкидыш», — умер в нежном возрасте, и суеверный тайко на сей раз предпочёл назвать второго сына «Найдёнышем».
На двадцать пятый день восьмой луны Хидэёси, которому нетерпелось увидеть младенца, оставил командование армией на двух верных вассалов (один возглавил ставку в Хидзэн, другой на Цусиме) и отбыл в Ёдо. При первой же встрече с наложницей и сыном он объявил Тяте о своём намерении воспитывать Хирохи в Осакском замке и дал ей распоряжение переехать туда вместе
Дама Кёгоку вернулась из Хидзэн вместе с тайко и вскоре тоже перебралась из Дзюракудаи в Осаку, где ей отвели западное крыло. Возможно, Хидэёси, знавший о том, что две кузины неплохо ладят, хотел, чтобы они жили в одном замке.
В начале десятого месяца из ставки на юге Хидзэн пришла неожиданная новость: Хидэкацу, супруг Когоо, умер в Чосоне, где в шестом месяце 1-го года Бунроку [94] он заступил на пост командующего 9-й армией. Хидэкацу занемог и скоропостижно скончался в девятом месяце.
94
1593 г.
Тятя с ужасом подумала о младшей сестре — Когоо во второй раз стала вдовой. Она вышла замуж за Хидэкацу по приказу тайко, но говорили, что супруги прекрасно поладили и составили счастливую семейную пару.
Тятя вспомнила, что, перед тем как сесть в свадебный паланкин, Когоо поделилась с ней мрачными предчувствиями. Да, интуиция её не подвела. Тятя передала соболезнования сестре, попытавшись утешить эту несчастную женщину, которая, казалось, родилась под звездой скорби.
В начале одиннадцатого месяца Тятя переселилась вместе с сыном в Осаку, а тайко тем временем был занят поисками подходящего для возведения нового замка места, и хлопоты, связанные со строительством, судя по всему, волновали его куда больше, чем фронтовые сводки из Чосона. Эту бурную жажду деятельности и поспешность в исполнении замыслов, проявившуюся вдруг у Хидэёси, Тятя приписывала возрасту. Тайко страшно постарел за этот год, добрую половину которого он провёл в хидзэнской ставке главнокомандующего. Или же рождение второго сына в одночасье лишило его жизненной силы?
На празднествах в честь наступления 3-го года Бунроку [95] Хидэёси официально объявил о начале строительства нового замка в Фусими. Местечко Фусими располагалось неподалёку от Киото, туда легко можно было добраться из Осаки на ладье по Удзигаве; кроме того, эта земля радовала глаз великолепными видами и являла собой идеальное место для резиденции тайко с точки зрения обороны.
Строительство было предпринято незамедлительно. Хидэёси каждый день мотался в Фусими из Киото, дабы лично понаблюдать за продвижением работ. На Новый год он нашёл время заглянуть в Осаку и повидаться с сыном, но в дальнейшем ему приходилось довольствоваться лишь посланиями, в которых беспокойный отец забрасывал Тятю вопросами о здоровье Хирохи, интересовался, весело ли малыш проводит свои дни, обещал, что очень скоро приедет и расцелует любимого сыночка, и требовал, чтобы в его отсутствие Хирохи никому не разрешал себя целовать. Теперь все нежные словечки, которые некогда были выдуманы им для Тяти, предназначались исключительно двухгодовалому наследнику.
95
1594 г.
Завершение строительства замка Фусими в третьем месяце 3-го года Бунроку стало началом конца для замка Ёдо — его снесли. Тятя получила приказ немедленно перебраться вместе с сыном в Фусими — Хидэёси хотел, чтобы Хирохи и его мать первыми разместились в этом великолепном замке. Однако мальчик был ещё слишком мал для путешествий, и переезд сначала перенесли на четвёртый месяц — пору цветения сакуры, — а затем и вовсе отложили на неопределённый срок. Памятуя о том, что Цурумацу покинул изменчивый мир, не дожив и до трёх лет, тайко решил
Таким образом Тятя всецело посвятила себя воспитанию наследника в Осакском замке. Это стало её единственной заботой и величайшей отрадой. Рождение Хирохи совпало по времени с одним из самых решительных этапов карьеры Хидэёси, и он, даже не дождавшись окончания работ по внутренней отделке Фусими, перенёс свою резиденцию в этот новый замок, откуда в любой момент можно было быстро добраться и до Осаки, и до Киото, а также руководить военными действиями в Чосоне. На Тятю времени у него совсем не оставалось — приезжая в Осаку, тайко со всех ног бежал к своему обожаемому чаду и, удостоверившись, что мальчик здоров и весел, спешно возвращался к бесчисленным государственным делам.
Побеседовать с глазу на глаз с Тятей Хидэёси давно уже не удавалось, но он продолжал засыпать её письмами, в которых неизменно вопрошал о самочувствии сына и давал множество полезных советов, в том числе настаивал на том, чтобы она кормила Хирохи грудью. Хидэёси твердил об этом в каждом письме, настолько он был уверен в пользе молочного вскармливания для здоровья ребёнка. Тятино здоровье его совершенно не волновало — он интересовался только состоянием её груди и качеством молока, а также рекомендовал хорошенько питаться ради Хирохи. Отныне Тятя существовала в глазах тайко лишь как кормилица его сына.
Молодую мать, впрочем, такое положение вещей ничуть не удручало. Чувствовала она себя превосходно. Хидэёси напрасно беспокоился о том, хватает ли у неё молока для сына, — за время кормления она набрала вес, грудь налилась, да так, что её владелице порой приходилось переживать из-за своей фигуры. После рождения Цурумацу Тятя совсем исхудала, но на этот раз всё было по-другому: формы её изрядно округлились, кожа приобрела молочную влажную белизну, при каждом шаге отяжелевшая грудь величественно колыхалась, а во время кормления Хирохи нужно было обеими руками придерживать два огромных, набухших молоком шара. Тятя с неописуемым удовлетворением чувствовала, как молоко, этот источник жизни, перетекает из её тела в тельце ребёнка. Об отце мальчика она и не вспоминала. Теперь ей казалось, что Хидэёси имеет весьма отдалённое отношение и к ней, и к её младенцу. Даже память о пережитых бедах потускнела и претерпела чудесные превращения: череда несчастий, через которые она прошла в ранней молодости, стала для неё лестницей, где каждая ступенька вела к рождению сына.
В общем, и для Тяти, и для Хидэёси этот ребёнок стал смыслом жизни, всё остальное перестало для них существовать. Тятя не держала зла на тайко, который открыто ею пренебрегал, даже не обижалась ничуть — ведь отныне верховный правитель Японии был в её глазах всего лишь преданным слугой Хирохи, и никем более.
В Чосоне армия Хидэёси сражалась с ханьскими [96] войсками, отряженными царством Мин на выручку соседям. Победы следовали за поражениями, два воинства изматывали друг друга в бесконечной борьбе. О мирных переговорах Тятя впервые услышала на последних месяцах беременности, тем знойным летом. Заключённое перемирие вынудило самураев Юкинаги Кониси, оккупировавших Хансон, отступить; вслед за ним и остальные японские военачальники отошли на юг, к Пусану, и встали лагерем в окрестных землях. Чуть позже стало известно, что Кониси прибыл в Хидзэн вместе с посланниками династии Мин.
96
Ханьцы — самоназвание китайцев.
К середине девятого месяца, в ту пору, когда Тятя едва оправилась от родов, развитие событий ускорилось. Хидэёси принял эмиссаров китайского императора у себя в Фусими, но, сочтя оскорбительными некоторые обороты послания правительства Мин, выгнал их из дворца и отдал приказ о новой военной экспедиции на Корейский полуостров.
Тятя, впрочем, узнала об этом гораздо позже. В письмах к ней Хидэёси твердил как заведённый лишь о кормлении Хирохи, а свитские дамы из её окружения дружно молчали о военных действиях в Чосоне — вероятно, по личному распоряжению тайко, который не хотел волновать кормящую мать. Единственная весть, долетевшая до Тятиных ушей из Чосона, касалась смерти Хидэкацу, супруга Когоо, — утаить этот скорбный факт от неё не представлялось возможным.