Хозяйка замка Ёдо
Шрифт:
Да, Осакский замок сегодня же сгинет в огне, этой ночью он обратится в прах…
В своих покоях Тятя созвала свитских дам и прислужниц, каждой преподнесла в дар что-нибудь из своих личных вещей и сказала, что, хотя бежать из замка уже поздно, те из них, кто отыщет путь к спасению, могут покинуть резиденцию, когда пожелают. Все женщины, будто сговорившись, разражались рыданиями, принимая из рук хозяйки скромные безделушки. А лицо самой дамы Ёдо, напротив, становилось всё светлее и безмятежнее.
Церемония раздачи памятных даров подходила к концу, когда в Тятины покои ступила Сэн-химэ в сопровождении двух десятков прислужниц. Они походили скорее на
Тятя пообедала раньше обычного в обществе невестки. За трапезой они говорили мало и только на темы, не связанные с грядущей гибелью замка, — поболтали, к примеру, о грибах, которыми славится провинция Ямадзаки, и о способах их приготовления. Один раз Сэн-химэ тихонько рассмеялась, и Тятя, подняв на неё глаза, в глубине души должна была снова признать, что никто в мире не сравнится в красоте с её невесткой. Сэн-химэ по определённым причинам внушала ей ненависть, и всё же невозможно было отрицать, что в этом церемониальном кимоно девятнадцатилетняя жена Хидэёри сказочно прекрасна. Тяте даже подумалось, что, если бы тайко, большой ценитель женских прелестей, был жив, он наверняка воспылал бы страстью к Сэн-химэ. Впервые за много месяцев дама Ёдо пребывала в столь безмятежном настроении, чтобы позволить своим мыслям витать в облаках.
В полдень загрохотали вдали первые залпы. Всю ночь ружья и пушки хранили молчание, а теперь их терпение лопнуло, они разбушевались, заговорили все разом. Вскоре грянули боевые кличи совсем рядом с замком, посеяв ужас и смятение в Тятиных покоях. Когда перепуганные женщины поняли наконец, что это последние осакские полки выступили к полю битвы, в резиденции воцарилась странная, мертвящая тишина.
Тятя и Сэн-химэ отправились к Вишнёвым воротам в надежде застать там Хидэёри. Он и правда, как и утром, сидел на походной скамеечке в кругу военачальников, только обстановка изменилась — взыграл боевой дух, самураи с мечами наголо переминались с ноги на ногу, сдерживая ярость и желание ринуться на врага. Через Вишнёвые ворота туда и обратно сновали всадники с приказами и донесениями.
Мать и невестка расположились по правую и по левую руку от Хидэёри на почтительном расстоянии; подле своих хозяек расселись три десятка свитских дам. Тятя впервые заметила, что небесная синева сгустилась, приобрела летнюю прозрачность и глубину, а солнечный свет, тоже по-летнему щедрым потоком, изливается на вишни у ворот.
То ближе, то дальше — по прихоти ветра — звучали оружейные выстрелы и крики самураев. Сложно было сказать, в какой стороне идёт сражение.
Харунага Ооно, ранним утром отбывший на позиции к Тэннодзи вдохновлять на битву воинов, вернулся в сопровождении двадцати всадников. Тяте показалось, что он ещё больше постарел с момента их последней встречи, состоявшегося всего несколько часов назад, и на ногах держится с трудом. Харунага начал докладывать Хидэёри о положении на фронте, но договорить не успел — рухнул на землю, потеряв сознание, из-под правого наплечника брызнула кровь, окрасила нагрудник в рубиновый цвет. Все подумали было, что его задела вражеская стрела сегодня утром, когда он объезжал войска, однако выяснилось, что это открылась рана, предательски нанесённая «соратниками» несколько дней назад у ворот
Когда Ооно упал, все вскочили, и в тот же миг в ворота влетели три верховых гонца, закоротили поводья, кони взвились на дыбы. Одновременно — будто это стало сигналом — грянул боевой клич на подступах к замку, ещё ожесточённей загремели ружья. Часть самураев, до этого момента в ожидании бродивших по двору, устремилась к Вишнёвым воротам, чтобы в свою очередь броситься в бой. Покой восстановился так же внезапно, как был нарушен.
Тятя, оставив свитских дам сидеть на прежнем месте, подошла к сыну. Теперь свист стрел, выстрелы и боевые кличи безостановочно звучали со всех сторон, словно сражение бушевало уже у крепостных стен.
С поля битвы примчался Юкицуна, сын Юкимуры Санады, и в который раз принялся убеждать Хидэёри возглавить войско. Юный самурай, подросток с нежными, совсем детскими чертами липа, с ног до головы был покрыт кровью врагов. Хидэёри поднялся. Все считали, что для него это последний шанс вступить в схватку с Токугава. Воины из его окружения повскакивали с мест, поднялась боевитая суета.
Прибыл гонец с известием о том, что полки на подступах к Окаяме разгромлены неприятелем. Почти одновременно с ним на взмыленном коне прилетел ещё один, сообщил, что войско Санады разбито у Тэннодзи, все самураи и их предводитель Юкимура Санада полегли на поле брани. Тятя взглянула на сына — его лицо перекосилось от ярости.
— Все за мной! — закричал он, обращаясь к остаткам своего воинства у Вишнёвых ворот. — Отдайте свои жизни за Хидэёри Тоётоми! Отомстим за смерть Санады и его соратников!
В этот миг во двор ворвался Морихиса Хаями, уцелевший в битве при Тэннодзи, его конь встал на дыбы прямо перед Хидэёри, который уже собирался оседлать вороного жеребца.
— Авангард нашей армии почти полностью уничтожен, — доложил Морихиса Хаями. — Сражения идут на улицах в южной части города, мы отступаем. Броситься в атаку на врага, уже опьянённого победой, сейчас — значит совершить самоубийство.
— Я с самого начала жду смерти! — заорал Хидэёри. — В бой! В бой!
— Главнокомандующий не должен спешить на встречу со смертью! Пока не поздно, нужно отступить и приготовиться к обороне замка. А потом, когда силы окончательно покинут нас, ещё останется время умереть.
Лицо и доспехи Морихисы Хаями были тоже залиты кровью.
— Нет, мы примем бой! — не унимался Хидэёри.
Он уже взялся за луку седла, но Хаями схватил его поперёк туловища и попытался оттащить от жеребца, а в следующий миг совершил кувырок в воздухе — высокий и сильный Хидэёри отбросил его, как соломинку. Тятя, ещё не осознавая, что делает, рванулась к сыну, обняла его за колени — она не отдаст в лапы смерти своего мальчика, нет, её мальчик не умрёт! — и покатилась по земле, отброшенная ударом ноги в плечо.
Поднявшись с песка, мать, будто во сне, увидела, как несколько самураев навалились на Хидэёри, удерживая его за руки, за плечи, за шею, а фоном этой печальной картины неуместного кулачного боя стало пышное многоцветье церемониальных кимоно — Сэн-химэ и её свитские дамы сидели чуть поодаль неподвижно, словно нарядные куклы-химэ на Празднике девочек.
Где-то позади грянул крик: «Пожар!» Тятя обернулась — чёрные клубы дыма поднимались в небо над внешней крепостной стеной. Во дворе началась суматоха: самураи выхватывали мечи из ножен и вертели «мельницы» над головой, изрыгая проклятия, хотя в пределах видимости не было ни одного врага. Но пожар означал, что враг рядом и что в замке есть предатели.