Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски
Шрифт:
Хохол мрачно кивнул, соглашаясь с его доводами, и поставил Егора на ноги, подвел к носилкам и сам положил его ручку на Маринину. Коваль скосила глаза и, увидев сына, тяжело вздохнула. Егорка же, прикоснувшись к матери, моментально перестал даже всхлипывать, крепко ухватился за ее пальцы и, распахнув глазенки, смотрел на нее. С другой стороны носилок стоял Виктор Иванович, и его плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Он тоже держал дочь за руку, и его длинные пальцы с чуть сморщенной кожей слегка подрагивали. Никто не мог точно сказать, увидятся они еще раз или нет, суждено ли им встретиться снова, и от этого у Виктора Ивановича было чувство, что
«Ведь не напрасно же Евгений так торопил события, так наскоро собрался, продал все, обрубил все нити, связывавшие их с Россией, – думал старый журналист, когда вез сегодня маленького Егора в аэропорт. – Значит, есть что-то, о чем даже я знать не должен… Ну, пусть, зато теперь я знаю, что она жива и окажется в безопасности, и все будет в порядке».
Однако Виктор Иванович не представлял, что Марина лежит без движения и почти ни на что не реагирует, что ее сопровождает врач с набором каких-то датчиков и полным саквояжем лекарств. Когда через знакомого в британском консульстве Виктор Иванович оформлял визы и покупал билеты, тот был поражен – кто-то скупил все билеты в салон бизнес-класса. Такого в практике «Бритиш Эйрвэйз» еще не было. Но таково было категорическое требование Хохла, когда тот позвонил с просьбой о помощи.
– Я не могу везти ее в присутствии еще кого-то – она не в том состоянии, чтобы рядом были люди. Поэтому все билеты в бизнес-класс должны быть мои, – заявил он, и у Виктора Ивановича не нашлось, что возразить.
Теперь он был полностью согласен с Женькой – в таком состоянии Марине, действительно, не были нужны попутчики. Дочь выглядела уставшей и сильно похудела, словно истекла. Бледная кожа обтягивала заострившиеся скулы, волосы едва начали отрастать, под глазами черные тени, в носу зонд, зажатый специальной прищепкой. Зрелище было удручающим, и от этого у Виктора Ивановича болело сердце. Да еще внук… Его хорошенькая мордашка то и дело кривилась в плаче, те несколько ночей, что мальчик провел в квартире деда, обернулись сущим адом – Егор ревел до тех пор, пока не засыпал, измученный собственной истерикой. Виктор Иванович измотался, но сделать ничего не мог. И вот сегодня Егор молчит, держится за руку матери и молчит, не плачет, а только шныряет глазенками по сторонам. Внезапно Марина сделала движение в сторону, и Женька тут же оказался рядом, но она повернулась на бок и потянула к себе Егорку. Хохол моментально сориентировался, жестом усадил на место Валерку и чуть подтолкнул мальчика:
– Иди, маму поцелуй, она соскучилась.
Ребенок сделал несколько шагов и прижался губами к щеке матери. Марина вздрогнула всем телом, из ее груди вырвался какой-то звук, и Егорка отпрянул, но Хохол коленом легонько подтолкнул его в спину, возвращая обратно:
– Не убегай, пусть мама на тебя посмотрит.
Егор, словно поняв, что от него хочет отец, прижал ладошки к Марининому лицу и бормотнул:
– Мамуя…
Марина обхватила его рукой и притянула к себе, коснувшись губами лба. Торчащий в носу длинный прозрачный зонд вывалился из-за плеча на грудь, и Егорка, увидев его, испугался и снова заплакал.
– Все, Жека, убирай пацана, – решительно вмешался Кулик. – У нее давление прыгнет, а скоро в самолет.
Хохол недовольно скривился, однако Егора отвел в сторону, присел перед ним на корточки и заговорил,
– Сынок, вот мама и вернулась, помнишь, я тебе обещал? Просто она заболела сильно, но мы ее вылечим, да? Ты только больше не плачь, хорошо, а то мама слышит и волнуется. Обещаешь? – Мальчик кивнул, однако через минуту его лицо снова скривилось в плаче. – … Твою мать! – рявкнул Женька, вскакивая на ноги. – Да что за наказание, ты замолчишь или нет?!
– Не кричи, Женя, – вмешался Виктор Иванович, подняв внука на руки. – Он испугался, маленький ведь совсем. Идем, Егорушка, купим тебе соку, хочешь?
– Кафетку! – категорически потребовал Егор, шмыгнув носом, и дед согласно кивнул:
– И конфетку тоже. Но если будешь плакать, папа у тебя все заберет.
– Нет! – заверил мальчик, хотя было непонятно, к чему относится это его «нет» – к собственному плачу или к вмешательству отца в их с дедом тайны.
Хохол покачал головой и промолчал – сейчас было не до воспитательных моментов, лишь бы Егор замолчал и не плакал, привлекая к себе внимание многочисленных пассажиров. Не хватало еще милицейской проверки…
Следующим неприятным эпизодом было прощание Виктора Ивановича с дочерью…
Старик изо всех сил держал себя в руках, но в последний момент вдруг обхватил неподвижно лежащую Марину руками и зарыдал в голос.
– Не надо, батя… – хрипло и трудно вывернул Хохол, у которого от этой сцены защипало в носу. – Не навсегда ведь… приедешь, погостишь…
– Женя… Женя, я тебя прошу… ты только не бросай их, Женя… – Виктор Иванович оторвался от дочери и беспомощно-просительно взглянул на возвышавшегося над ним Хохла.
У того язык не повернулся ничего сказать, Женька только кивнул головой, обнял старого журналиста, потом перехватил удобнее сидящего на руках Егора и кивнул стоящему рядом Кулику. В сопровождении сотрудника авиакомпании, помогавшего нести носилки, они двинулись к зоне таможенного контроля…
Три года спустя, Бристоль, Англия
Наконец-то появилось солнце. Робкое, правда, еле греющее, но все же солнце. Марина распахнула окно и впустила в комнату яркие лучи, тут же разбежавшиеся по постели, по лицу еще спящего Женьки, по большому постеру на стене. Хохол что-то пробормотал, забросил за голову сжатую в кулак руку и продолжал спать, а Марина, улыбнувшись своим мыслям, набросила длинный халат и направилась в детскую, будить Егорку.
Мальчик, однако, уже не спал, лежал в постели с книжкой в руках.
– Привет, родной. – Марина села рядом и, забрав книгу, поцеловала сына в нос. – Что так рано?
– Сегодня последний день в школе. – Егорка улыбнулся и поймал материнскую руку, прижал ее к своей щеке. – А потом – каникулы!
– Да, каникулы. И какими оценками ты меня порадуешь?
– У меня все хорошие будут, – уверенно ответил сын, и Марина засмеялась:
– Не будь таким самоуверенным, Грег. А вдруг что-то не так пойдет?
– Ты что, мамуля? – возмутился мальчик, уязвленный словами матери. – У меня только хорошие отметки будут, я знаю. Я вырасту и буду таким, как папа. Мне вчера Женя рассказывал…
Лицо Марины стало каменным, она отняла у сына руку, чуть отстранила его от себя:
– Кто? Как ты сейчас назвал отца?
Егор молчал, опустив голову, и Коваль негромко приказала:
– В глаза мне смотри. И никогда не смей смотреть под ноги, понял? Никогда не опускай глаза, всегда только в лицо, слышишь меня, Грег?