Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски
Шрифт:
Мальчик кивнул, подняв на мать синие глазенки.
– Вот так. А теперь скажи – почему ты перестал звать папу папой? Кто тебе разрешил?
– Он сам сказал – зови меня, как хочешь.
Марина растерялась – не ожидала от Хохла подобного, да еще без обсуждения с ней.
– Ладно, вставай. Пора в школу, я тебя сама отвезу.
Они позавтракали вдвоем, Женька до сих пор спал, и Марина вышла во двор, направляясь к гаражу. Егорка нетерпеливо подпрыгивал на крыльце, и его сине-красный рюкзачок мотался из стороны в сторону. Мальчик смотрел на мать, уверенно сидящую за рулем «Геленвагена», и чувствовал, как его
– Грег, что замер? Опоздаем! – Марина опустила стекло и помахала сыну, приглашая садиться.
Егорка быстро вскарабкался на заднее сиденье, бросил рюкзак рядом и, высунувшись между сидений, поцеловал мать в щеку.
– Ты чего? – удивленно обернулась она.
– Мам… ты у меня самая красивая…
– Спасибо, родной.
Она потрепала его по волосам и завела машину. Правая нога почти не мешала, за столько лет Марина привыкла, что постоянно приходится переносить основную нагрузку на левую. Ее совершенно не беспокоил подобный дефект внешности и необходимость опираться при ходьбе на трость. Хохол этого не замечал, а до мнения остальных ей дела не было.
Возле школы было многолюдно, бегали дети, старшеклассники сидели прямо на газонах и многоголосо переговаривались. Егор вылез из машины, подхватил рюкзачок и помахал матери рукой:
– Ты меня заберешь?
– Да, я поеду после обеда в ресторан и перед этим заеду. Думаю, Тони сумеет удивить тебя чем-нибудь! – подмигнула Марина. – Все, беги, а то опоздаешь.
Дождавшись, пока сын скроется за школьной дверью, Коваль развернула джип и направилась домой, заскочив по дороге в кондитерскую за свежими булочками к завтраку – Хохол любил с утра намазать пару таких теплых плюшек абрикосовым джемом.
Женька уже встал и даже успел пробежаться, и теперь стоял под душем, фыркая и плескаясь водой во все стороны.
– Ты бы хоть дверь в ванную закрывал, – насмешливо проговорила Коваль, садясь на бортик джакузи и глядя в неплотно задвинутую стенку душевой кабины. – А то вдруг Сара ненароком заглянет? Умрет от избытка впечатлений.
– Сара – розовая, – спокойно отверг Маринину версию Женька. – И мое распрекрасное тело ей по фигу.
– Дурак! – фыркнула Марина. – Давай вылезай скорее, я булочек тебе привезла, пока теплые.
– Ого! – многозначительно протянул Хохол, выключая воду и протягивая руку за полотенцем. – К чему бы?
– Захотелось порадовать любимого мужчину. Кроме того, у меня есть к тебе разговор.
– Ну, с этого и надо было начинать! Ты ж никогда ничего просто так не делаешь. Значит, и булки к тому, чтобы что-то подсластить, да?
Он замотал полотенце вокруг бедер, провел рукой по голове, критически осмотрел гладко выбритый подбородок и тщательно постриженные усики, а потом повернулся к Марине.
– Ну, за столом обсудим? Или сразу аппетит испортишь?
Она засмеялась, встала с бортика и подошла к Хохлу, обняла за талию, прижавшись лицом к его груди. Женька потрепал ее по волосам, чмокнул в макушку:
– Что, угадал? Разговорчик не из приятных?
Марина кивнула и потянула его из ванной.
Усевшись
– Слушай, дорогой мой… а с какой это радости ты вдруг разрешил Егору звать тебя по имени, а? – Она поставила перед любовником кофейную чашку и сахарницу, налила кофе и уселась на высокий табурет, закинув ногу на ногу.
– А что такое? – поинтересовался он, с удовольствием впиваясь в намазанную джемом булку. – Пусть зовет, как хочет. Я ж вижу, что ему стало тяжело говорить «папа».
– Женя… так нельзя, понимаешь? Ты – его отец.
– Если ты будешь настаивать, он вообще перестанет воспринимать меня хоть как-то. У него, к несчастью, твой характер, а это говорит только об одном – что упрямство у него точно такое же. Мне неважно, как он будет меня называть, я все равно считаю его своим сыном. – Высказавшись, Женька отхлебнул кофе и посмотрел на Марину, задумчиво прикурившую сигарету. – Ну, что ты сидишь с таким видом, как будто дом рухнул? Не грузись, какая разница, как он меня зовет?
– Это неправильно, понимаешь? Так не должно быть.
– Я тебя прошу. – Он дотянулся до ее руки и сжал пальцы. – Не настаивай на своем, не ломай его. Он ребенок, а ты требуешь от него, как от взрослого. Я ведь слышу ваши разговоры, мне не нравится, как ты с ним общаешься.
– Очень грамотный, да? – мрачно поинтересовалась Коваль, отнимая руку.
– Да не грамотный я, просто понимаю, что нет смысла настаивать, это совсем не тот момент. Сама подумай – ребенок в пять лет получил такую информацию, которую не каждый взрослый может сразу осмыслить и воспринять. Тебе вон тридцать с лишним было, когда ты впервые отца увидела. Вспомни, как ты себя вела? Молчишь? Ну вот. Так ты была взрослая, независимая женщина, и то чудила столько времени. А от маленького пацана требуешь понимания.
Марина опустила голову, в душе совершенно согласившись с его доводами. А Хохол спокойно закончил завтрак, закурил, облокотившись на барную стойку, и насмешливо посмотрел на удрученно сидящую Коваль.
– Я тебя убедил?
– Вполне. В очередной раз дал понять, что мать из меня никакая.
Женька захохотал, бросил в пепельницу сигарету и, встав со стула, подхватил Марину на руки:
– Ах ты, горе мое! Такой бригадищей заворачивала, а что с пятилетним мальчишкой делать, не знаешь! Ну, не расстраивайся, котенок. – Он чмокнул ее в нос и предложил: – Поедем, прошвырнемся по центру? Ты ведь все равно в ресторан собиралась?
– Поедем, – обрадовалась она, обхватив руками его шею и положив голову на плечо. – Неси в гардеробную.
Она вот уже третий год старалась пересиливать себя и покупать поменьше черных тряпок, однако это не всегда удавалось. Сейчас Коваль все же уговорила себя не поддаваться соблазну и не брать с полки пушистый короткий свитерок, к которому уже тянулась рука, а вытащить ярко-красный, цвета крови. Женька очень любил этот цвет, и ей захотелось его порадовать. Узкие брюки и лаковые лодочки без каблука, а также умело наложенный макияж довершили образ, и через полчаса перед Хохлом, терпеливо ожидавшим в гостиной, появилась коротко стриженная платиновая блондинка с ярко накрашенным ртом и аквамариновыми глазами.