Хpоники российской Саньясы. Том 1
Шрифт:
Еще одним важным обстоятельством, связанным с Альтшуллером, явилось для меня понимание того, что из себя представляет научная Школа. Хотя я застал период, когда научные Школы стали уже «мельчать», по сравнению с теми, что были в начале или середине века (судя по слухам, книгам), мне все же посчастливилось изнутри прочувствовать атмосферу такой Школы. И сейчас, через несколько лет, я с удивлением отмечаю некоторые родственные черты у Школы эзотерической и у научной Школы, где также происходит очень много вещей совершенно чудесных, не лишенных глубины и мистичности (что, конечно, далеко не каждый Учитель или ученик научной Школы замечает и сознательно использует).
Основной особенностью серьезной научной Школы (системы взаимоотношений
Сейчас Альтшуллер в Америке. Там же еще несколько его учеников. Не удивлюсь, если узнаю, что они уже профессора и вообще преуспевающие во всех отношениях люди.
Несколько лет я почти не вспоминал этих двух замечательных людей, а ведь именно им я обязан повороту моей жизни в совершенно новое русло. И, опять таки, осознавать это я начинаю только сейчас, ведь поворот этот происходил плавно и медленно, в течении нескольких лет. Но основные вехи в моем новом жизненном русле были расставлены как раз при помощи Александра Павловича и Георгия Владимировича.
Работали они совершенно по-разному, непохожими были методы, противоположными были стиль и манеры поведения. Вообще работали они оба очень ярко и самобытно, — я никогда после не встречал ничего похожего. Насколько я понял из намеков Георгия Владимировича, оба они были из одной команды и какими только вопросами в разное время не занимались. Это были исследовательские и образовательные программы, серьезное лечение онкологических и других больных, психотерапия. Георгий Владимирович, на момент нашей с ним встречи, вел какие-то исследования на базе Института Экспериментальной Медицины по изучению паранормальных явлений. Кроме того, у этих людей были потрясающие наработки по вопросам развития личности. Несколько лет (опять же по намекам — они не любили говорить о себе) они работали с космонавтами, разведчиками, КГБшниками и другими, весьма серьезными людьми. Информация по этим вопросам до сих пор засекречена, но тот ее срез, с которым меня знакомил, в основном, Георгий Владимирович, и сейчас производит на меня мощное впечатление, так что, когда кто-то начинает вдохновенно говорить о разных новомодных «грандиозных» психотерапиях, я лишь тихонько улыбаюсь.
Итак, шел 1987 год. За три года, которые были посвящены индивидуальному и групповому психоанализу, я существенно изменился, появилось главное — устремление к самопознанию и самоизменению. Но я, хотя и умудрился к тому времени жениться, оставался этаким домашним — тепличным мальчиком, которому еще очень не хватало многих мужских и человеческих качеств. Это меня удручало, и я пробовал делать какие-то самостоятельные усилия к изменению, которые возможно, так ни к чему бы и не привели, если бы Зов Реальности еще раз достаточно громко не напомнил о себе. Где-то в конце зимы меня вдруг начали регулярно посещать мысли о смерти и вообще всякие инфернальные настроения. Такое у меня было несколько раз в детстве (кстати, многим в детстве знакомы подобные переживания), обычно ночью, когда перед самым засыпанием вдруг насквозь, как ледяным ножом пронзает мысль, что вот однажды, неизбежно наступит время когда я, тот самый единственный и неповторимый я — умру, исчезну навсегда, никто и ничто не поможет избежать этого непостижимого и неотвратимого, бесконечного нуля, который все равно наступит, — и бежать некуда, хоть головой о стенку бейся. Леденящий ужас, холодный пот, мелкая дрожь, — и крикнуть бы «Помогите!», — да что толку; в общем, — постучав часик — другой зубами, проваливаешься в зыбкий сон. Так вот, в детстве было такое несколько раз, а тут вдруг каждую ночь стала происходить подобная канитель. Промаялся я так пару месяцев, а потом случился в моей жизни Александр Павлович:
Маленькая комнатка в квартире на Обводном. Крепкий седой бородатый мужик (именно так я его воспринял) лет сорока пяти. Несколько секунд — пристальный, изучающий взгляд поверх очков.
— «Проходи, ложись на диван», — достает из ящика какие-то странные приборы, надевает на меня резиновую шапочку как для энцефалографии, закрепляет два электрода на правой стороне головы — один на лбу, другой на затылке. Все это без объяснений и без вопросов. Я ничего не понимаю. Начинает бешено колотиться сердце.
— «Чего испугался — то?», — с презрительной интонацией.
Не зная, чего ответить, бормочу чего-то вроде:
— «Неужели я теперь изменюсь?»
У Александра Павловича аж провод выпадает из рук:
— «Да пошел ты на хуй! Ты зачем сюда пришел?», — берет меня за руку и присвистывает, нащупав пульс:
— «Ишь ты! Ну ты и мудак! Редко такого встретишь. Ну да ладно, — хер с тобой (лицо его принимает скучное выражение — мол придется теперь нянчиться с этим идиотиком), — рассказывай, что пожрать любишь».
— ???
— «Ну представь, что накрываешь себе праздничный стол и можешь поставить туда все, что пожелаешь. Осетринку, да? Поросеночка подрумяненного, так, чего еще?»
Неожиданный поворот темы и все манеры поведения Александра Павловича производят на меня отрезвляющее действие. Неожиданно я полностью расслабляюсь и, входя во вкус, накрываю воображаемый стол.
Он тем временем включает прибор, устанавливает стрелку на какой-то отметке, затем несколько секунд внимательно смотрит на меня. Под электродами появляется ощущение пощипывания, к которому я скоро привыкаю; больше ничего особенного не происходит.
Принцип действия прибора мне объяснил через год Георгий Владимирович. Я не буду подробно его описывать, так как это потребует углубления в нейрофизиологию. А, если в нескольких словах, то подбирается определенная частота тока низкого напряжения, для стимуляции определенных зон правого полушария мозга. Это дает одновременно несколько эффектов. Во-первых, выравнивается активность работы полушарий (в частности, в моем случае правое полушарие было заторможенным, именно поэтому работа шла с ним); во-вторых, происходит позитивизация эмоционального фона; в третьих, все, что происходит во время работы с прибором, закрепляется и усиливается, — вся информация мгновенно попадает в долгосрочную память, а это — важнейшее условие для мощного научения, — удается за короткий срок усвоить очень большой объем информации, которая будет обрабатываться еще несколько лет.
Включив прибор, Александр Павлович заметно подобрел, — то прохаживаясь по комнатке, то усаживаясь на край стола или в кресло, он поминутно потягивался, позевывал, кряхтел, посмеивался, почесывался, что называется, во всех местах и все это время рассказывал пикантные истории из своей жизни, периодически намекая мне, что я редкостный мудак. Я уже совершенно расслабился и, спустя несколько времени, весело смеялся. С тем, что я мудак, я был полностью согласен, более того, я вдруг почувствовал, что Александр Павлович ни о чем не расспрашивает меня, потому что каким-то образом знает все, что я мог бы ему о себе рассказать, знает даже больше того. Как бы вдруг прочитав мои мысли, он посерьезнел и сказал, тыча в мою сторону пальцем: